- Вот и Зина, - как-то неестественно бодро сказал Василий Петрович.

Зина чмокнула маму в щеку и не знала, что спросить, что сказать.

Василий Петрович взял у нее сумку, спросил:

- Принесла? Сейчас мы попьем. Ох, и зеленые огурчики, помидор! Прекрасно. Это мы поедим.

Он уверенно хлопотал вокруг мамы, а она смотрела на него и на Зину какими-то виноватыми глазами.

Зина молчала.

Василий Петрович дал маме несколько ложек гранатового сока. Потом передал помидор и огурец, посолил, взял вилку:

- Понемножку.

Мама ела с трудом.

В палату принесли ужин.

Мама посмотрела и сказала:

- Я не буду.

Сказала устало, словно ей было тяжело говорить.

И дышала тяжело, с хрипами.

- Ну хотя бы ложечку каши! - попросил Василий Петрович.

- Нет, - коротко ответила мама.

Обратилась к Зине:

- Ты как?

Зина хотела сказать: "Не волнуйся, все хорошо, мамочка", но осеклась, боясь, что эти слова прозвучат не к месту.

- Ничего, - сказала она.

Они еще немного посидели вместе, и мама, кажется, задремала.

- Ты иди, - шепнул Василий Петрович, - и подожди меня внизу.

Зина, совершенно обескураженная, вышла.

Внизу она долго ждала Василия Петровича.

Наконец он появился.

Сказал:

- Договорился о ночном дежурстве. Целая проблема.

Оказывается, Василия Петровича ждала у подъезда машина.

Он открыл Зине дверцу, сел рядом с ней.

- Женя! К Дементьевым! - сказал он шоферу.

А Зина даже не поздоровалась с водителем.

В машине она спросила у Василия Петровича:

- Это очень серьезно?

- Очень, - ответил он сразу, не раздумывая.

* * *

Приемные дни в больнице были не каждый день. И назавтра Зина не поехала. Сидела дома, ждала Василия Петровича.

Его не было долго.

В девять зазвонил телефон:

- Зина, это ты?

Зина почувствовала недоброе:

- Я. А что, Василий...

- Немедленно приезжай в больницу!

Зина помчалась. Бегом на метро, потом на троллейбусе, еще с километр пешком.

Василий Петрович ходил по вестибюлю в распахнутом халате, курил.

Увидев Зину, подошел к ней, обнял:

- Крепись, девочка!

- Что? - не поняла Зина.

- Все, - сказал Василий Петрович.

Зину пробрал озноб, потом ударило в жар. Глаза заволокло.

Придя в себя, она спросила:

- А я?.. Мне можно туда?..

- Может, не надо? - неуверенно сказал Василий Петрович.

- Надо! - решительно сказала Зина.

- Ну, пойдем, - согласился Василий Петрович.

- Когда? - спросила Зина в лифте. Она еще не могла смириться со страшной мыслью.

- Полчаса назад. В двадцать один ноль пять, - ответил Василий Петрович.

На четвертом этаже они прошли по коридору до знакомой палаты. В палате мамина койка была прикрыта ширмой. Капельницы уже не было. Василий Петрович приподнял простыню.

Лицо теперь у мамы было не желто-синее, а белое.

Василий Петрович опустил простыню, сказал:

- Пойдем.

Потом они сидели в ординаторской. Дежурный врач налил им по стакану горячего чая, пододвинул сахар. Они о чем-то говорили с Василием Петровичем, но Зина не понимала.

Она пила обжигающий чай и старалась представить себе мамино лицо, только что виденное, но не могла. Видела маму с папой, с дядей Колей, с Валерием Алексеевичем, с дядей Жорой, с Василием Петровичем, а теперешнее не могла.

Домой они возвращались на перекладных. Машины уже не было.

* * *

- Женю я отпустил, - сказал Василий Петрович.

На улице мела метель, выл ветер, было люто холодно.

- Как все это было? - спросила Зина.

- Когда я приехал, - сказал Василий Петрович, - мама меня уже не узнала. Она была на наркотиках. Только в начале десятого широко открыла глаза, вроде узнала, хотела что-то сказать, и все... Я держал ее голову...

Дома Василий Петрович позвонил Маше. Все сказал.

- Ты ложись, я тут, - добавил он.

Сами они долго не ложились. Зина бесцельно бродила по квартире, Василий Петрович за ней. Потом вскипятил чайник.

Сказал:

- Попей!

- Я не хочу, - ответила Зина, но села тут же на кухне и обхватила руками горячую чашку. Ее всю трясло.

Словно вспомнив о чем-то, Зина вдруг спросила:

- Может, не к месту, но... Вы знали, Василий Петрович, что было с мамой потом, после папы?

Он подтвердил:

- Знаю. Она сама мне все рассказала...

Потом помолчал и добавил:

- И я не судил ее строго, а сейчас тем более.

Зина не спросила почему.

Внутренне она, кажется, понимала, что сказал бы Василий Петрович. Мама чувствовала приближение того, что случилось сегодня, и вот...

Словно угадывая ее мысли, Василий Петрович сказал:

- Единственно, чего не могу простить себе, что не уговорил маму оформить наш брак. Пожили бы, как люди...

* * *

Они шли с кладбища к электричке. Зина, Маша и Василий Петрович. Народу на похоронах было много. Люди с ткацкой фабрики. Несколько военных из политуправления. Даже кто-то из райкома и райсовета. Говорились речи, но Зина их не воспринимала. Она видела мамино лицо и красные подушечки с двумя орденами и тремя медалями. "Как у папы, как у военных", - думала Зина.

- Девочки, не сердитесь, но машину я отпустил. Начальство! - говорил Василий Петрович.

Маму похоронили рядом с папой, в той же ограде. На папиной могиле стоял небольшой гранитный камень. Над маминой - груда венков и цветов.

Было сумеречно, пасмурно. Под ногами скрипел снег.

Они опять помолчали.

Подходя к станции, Зина спросила, вспомнив свидетельство, которое видела в эти дни у Василия Петровича:

- А что такое острая сердечная недостаточность?

- Это диагноз, - сказал Василий Петрович и добавил: - Смерти. Как бы конечный результат.

- А не конечный? - спросила Зина.

- Ты же знаешь, - объяснил Василий Петрович. - Увы, рак. Когда была операция, там были сплошные метастазы...

* * *

На следующий день к вечеру Зине позвонил Василий Петрович:

- В школе была?

- Нет.

- Пойдешь завтра. Хорошо?

- Хорошо.

- А сегодня к семи часам собери вещи, самое необходимое, и жди нас с Машей.

- Но я... - хотела сказать Зина.

- Никаких "но", - решительно произнес Василий Петрович. - Жди! Поедем к нам!

У Зины все валилось из рук. Кое-как она что-то засунула в чемодан и портфель, оставшийся от папы.