Мне сейчас
Одиннадцать лет,
Я очень жалею,
Что не могу выбирать
В Верховный Совет,
после выступлений кандидатов какая-то маленькая девчушка читала со сцены эти свои стихи о выборах, а потом был концерт, какого она еще никогда не слышала: Лемешев, Алексеев, Качалов, Барсова и Катульская, Рейзен и Смирнов-Сокольский...
Как давно это было! Очень давно! И все-таки кажется, что Бабушкин переулок это где-то совсем близко.
Или потому так кажется, что младший лейтенант сейчас стоит рядом? И он напомнил ей...
- Ты не уйдешь? Не уходи, ладно? - попросил он. Сбегал куда-то и вернулся довольный. - Хорошо! Спирт, правда, дрянь, но хорошо!
Она не ушла, дождалась его.
Наверное, им, мужчинам, это нужно - выпить. Отец ее тоже любил иногда выпить и всегда становился после этого веселым и говорливым, без конца целовался с мамой и с ними, дочерьми, а потом начинал вспоминать гражданскую войну и Сталинградский тракторный, но вдруг как-то неожиданно скисал:
- Пойду спать, устал я что-то сегодня!
- Иди, иди! Стареешь ты, отец! - говорила мать. - Четвертинка - и уже готов!
Отец краснел, возмущался, хорохорился:
- Я старею? Я? Да если хочешь знать, мы в тридцатые годы по литру спирта выпивали! Девяносто шесть градусов! И хоть бы что! Давай сейчас в Стеклянный сбегаю! Вот увидишь, четвертинку еще возьму, выпью - и хоть бы хны мне будет! Ты еще меня не знаешь!
- За четвертинкой твоей я сама, если хочешь, схожу, а ты иди, иди ложись, - советовала мать, дабы не разжигать спора. - Правда, устал! И полежи чуток, передохни! И что это за наркоматовская работа такая, что все по ночам да по ночам...
- По ночам только и работать, а когда еще? - оправдывался отец, почти засыпая. - Думаешь, Серго по ночам не сидит? Начальники главков? Все сидят...
Она еще постояла с младшим лейтенантом на крыльце, потом сказала:
- Я пойду.
- Спать хочешь? - спросил он.
- Нет.
- Не надо уходить! - попросил он. - Еще минуточку, ладно?
Стало холодно. Подул ветерок, затем ветер, завывая в трубах и развалинах, зашумел сухими листьями дубов, вдалеке по-шакальи завыли собаки.
То ли он выпил, то ли что, но он неловко обхватил ее полушубок, прижал к себе. Она почему-то не отстранилась, а он шептал ей:
- Не бойся, не бойся, - и прижимался мягкими мальчишескими губами к ее лицу. - Ну что ты! Что! Брось! И не уходи! Еще минуточку, ладно?
Ей было и неловко, и хорошо, но она ничего не понимала в эту минуту и не знала, что делать, что говорить.
А он целовал ее - еще и еще, и вдруг она вспыхнула, оттолкнула его от себя.
- Это же нехорошо, нехорошо! Я не знаю даже, как зовут вас, а вы!..
Он тоже, кажется, смутился и робко, совсем по-детски, признался:
- Меня Славой зовут. Вячеславом, значит. Разве я тебе не сказал?
Она уже захлопнула дверь, когда услышала его обиженное:
- Зачем ты так? Я же...
Уснуть она никак не могла. Присела на мятое сено и так просидела почти до утра.
А когда утром вышла на крыльцо, поняла, что, видимо, все же спала.
На снегу виднелись свежие воронки. Оказалось, под утро был артналет на поселок. И есть даже жертвы. А она так ничего и не слышала.
- Черт те кто разберет эту обстановку! - Слава встретил ее первым. Но ведь сейчас же не сорок первый!
Ох уж эти фрицы!
8
Слава, видимо, что-то знал о ней, об этой обстановке. Варя вовсе не знала. О ней, видно, знало высокое начальство. И Слава знал. А Варя не знала...
А обстановка на фронте и верно была не такая уж простая.
На первый взгляд в этой обстановке ничего не было значительного. Сводки Совинформбюро ежедневно сообщали: "...Наши войска продолжали вести активные боевые действия... Наши войска, преодолевая узлы сопротивления противника, продвинулись вперед и на нескольких участках фронта заняли несколько населенных пунктов... ...наши войска вели упорные бои с противником, охватывая и уничтожая созданные немецко-фашистскими войсками узлы сопротивления. На некоторых участках фронта наши части продвинулись вперед... Ни названий взятых городов. Ни упоминания направлений, где идут бои.
После декабрьского контрнаступления Западного, Калининского и Брянского фронтов, когда немцы были отброшены от Москвы на сто - двести пятьдесят километров, когда были освобождены Калинин и Калуга, спасена от окружения Тула и пройдены одиннадцать тысяч отбитых у врага населенных пунктов, хотелось, конечно же, хотелось, чтоб так все шло и дальше. Дух победы заразителен, и казалось глупым, почему это немцы до сих пор сопротивляются и даже лезут в контратаки и прочно цепляются за каждый клочок не своей, чужой земли.
...Еще 28 декабря 1-й гвардейский кавалерийский корпус после своего беспримерного рейда через Оку, взятия Тихвина и Белева должен был освободить Юхнов. Не получилось...
Еще в начале января войска 50-й армии вели активное наступление на своем левом фланге, которое было направлено на Юхнов, но немцы перебросили сюда целую танковую дивизию, и наступление захлебнулось на восточных окраинах города. Юхнов остался у немцев.
Еще в первых числах февраля 43-й, 49-й и 50-й нашим армиям был дан приказ окончательно разгромить войска противника в районе Юхнова. Но наступление не состоялось.
Немцы же, наоборот, провели несколько активных контрударов по 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу и 33-й армии, сражавшимся в районе Вязьмы, и перерезали их коммуникации южнее и севернее Юхнова.
Еще в конце февраля 50-я армия с фронта и 4-й воздушно-десантный корпус с тыла пытались прорвать немецкую оборону у Юхнова и соединиться с отрезанными нашими частями, действовавшими южнее и восточнее Вязьмы. Немцы только что получили значительные подкрепления - танки, самолеты, противотанковые средства, артиллерию, людей. Прибыли саперные части. За несколько ночей они перекопали берега Угры и других малых речек и оврагов. Появилась сеть дзотов. В заснеженную землю вросли блиндажи. Поля возле шоссе Москва - Брест, или, как его все называли, Варшавского шоссе, ощетинились проволочными заграждениями. Леса и дороги вобрали в себя тысячи мин. Эсэсовцы, занимавшиеся прежде своей службой по розыску партизан, были собраны из всех прифронтовых деревень и даже из глубокого тыла вместе: из них сформировали полки. Они заняли оборону. Они держались за город Юхнов...