Было разрешено сооружать только характерные для местной архитектуры невысокие здания. Манрике практически создал весь тот стиль, в котором возводятся все постройки на Лансароте. Он украсил остров скульптурами. И даже разработал значок-символ — черное солнце с красными лучами, под которым Лансароте продается всему миру: оно светит с обложек туристских путеводителей и этикеток местных вин...
В главном городе острова Арресифе выстроили — быстренько и как-то обойдя запреты — многоэтажную гостиницу. Но когда уже шли отделочные работы и ее должны были вот-вот открыть, случился пожар (или поджог?). По этому поводу жители Арресифе ликовали и закатили на три дня фиесту. До сих пор стоит в самом центре города недостроенный и обожженный «Гранд Отель» с полуобвалившимся названием. А огораживающий его забор обклеен плакатами местных «зеленых» и пацифистов. На одном из них — ракета, разламывающаяся о «солнышко» Манрике...
Архитектор, дизайнер, художник и, наконец, политик... В основе всего, что делал Манрике, лежала его глубокая связь с душой родного острова.
«Моя правда — на Лансароте», — записал он в своем дневнике, когда еще жил в Нью-Йорке. Манрике был мечтатель, но ему повезло: его студией стал целый остров. Однако он не ставил творческий эксперимент, а лишь — как в отношениях настоящих влюбленных — отдавал столько же, сколько и брал.
Древние называли Канары Счастливыми островами. На Лансароте чудом остался кусочек, который сохранился таким, каким он был до последних, самых жутких извержений. Эту местность — Ария — называют еще «Долиной тысячи пальм»: по многовековому обычаю, каждый раз, когда рождался ребенок, здесь сажали пальму.
Но даже в зеленеющей Арии трудно вообразить, что этот остров — самый приветливый из семи братьев-Канар. И именно в этой суровости, особенно впечатляющей под южным небом, и кроется тайное обаяние Лансароте. Манрике лишь разглядел его, а потом, своими трудами сделал так, чтобы это стало видно и другим.
Главная курортная зона Лансароте — Пуэрто-дель-Кармен — кажется сегодня вполне космополитичной. Соседствуют рестораны «Дом викингов» и «Летучий голландец». Улица Норвегии ведет к заведению с именем «Ранчо Техас». Китайский ресторан «Формоза» расположился в двух шагах от «Нтйи Вагаг».
Грифельные доски с меню заманивают «боквурстом» и «Биттбургом». А над старым портом, где ютятся разноцветные рыбацкие суденышки, особенно яркие в лучах низкого, предзакатного солнца, разносятся музыка и голос Элтона Джона.
Сколько уже раз огненный шар опускался за менявшие — на протяжении тысячелетий — свои очертания горы! И тогда, когда здесь был пустынный берег. И когда существовал только этот старенький порт, с обступившими его домишками, к которым прилепились балкончики и фонари. И вот теперь, когда это место превратилось в бойкий курорт.
Но в сущности, все осталось прежним. Где-то и когда-то была умело обойдена та грань, преступив которую, уже нельзя вернуться назад. Повезло Лансароте, этой некогда «золушке» Счастливых островов.
Не знаю, где еще на земле так сильно ощущение вечности природы и мгновенности, быстротечности бытия.
Один из биографов Сесара Манрике заметил, что художник остро ощущал краткотечность бытия, которое он считал чудом. И это делало для него любовь к жизни качеством, которое он ценил больше всего. И, может, стоит приехать на Лансароте лишь для того, чтобы разгадать тайну счастья?
Там можно с высоты Мирадор-дель-Рио смотреть, взявшись за руки, на лазурные заливы и островок Грасьоза с крошечной деревушкой — щепоткой белых домиков у белой каймы прибоя. В Куэва-де-лос-Вердес замирать вместе от восторга, глядя на творения природы, что сродни шедеврам Гауди, и гадать, а не спускался ли он в здешние пещеры, прежде чем поразить мир своими постройками в Барселоне. Или искать среди черной гальки на полосе прибоя оливины в Эль-Гольфо.
А потом ссыпать горсть зеленых камешков, еще мокрых от воды и потому кажущихся идеально чистыми и не требующими никакой огранки, в ладошку, холодную от беспрестанно дующего с Атлантики ветра...
Никита Кривцов
о. Лансароте, Канарские острова
Via est vita: Первый полет наяву
Этим летом судьба забросила меня в самые дебри Пиренеев, в район испанского местечка Кастехон-де-Сос, по соседству с главной пиренейской вершиной Ането, снежная шапка которой уткнулась в синеву неба на высоте в три с половиной километра. Здесь, совсем недалеко от границы с Францией и княжеством Андорра, проходил чемпионат мира по парапланеризму.
«CAMPEONATO DEL MUNDO DE PARAPENTO 1997» — так звучит это по-испански.
Преодолев за трое суток гонки по дорогам Смоленщины, Белоруссии и Европы дистанцию, сравнимую с расстоянием от Москвы до Красноярска, мы, четверо русских в одной «мазде», прибыли на соревнования, где моим попутчикам предстояло штурмовать заоблачные выси, а мне — снимать фильм о парапланах, этих удивительных летательных аппаратах, так похожих и одновременно не похожих на парашюты, о людях, которые на них летают, ну и, конечно, о выступлениях нашей сборной.
В состав команды России входило пять пилотов, представлявших Москву, Зеленоград и Санкт-Петербург. Кроме того, в Испанию приехали двое парапланеристов с Украины, которые также считались нашими во всех вопросах, кроме протокольно-официальных.
В тот особо запомнившийся день от синоптиков поступило грозовое предупреждение, и штатные полеты спортсменов отменили. Обрадованные наконец-то представившейся возможностью отдохнуть от ежедневных многочасовых и многокилометровых воздушных гонок, многие из двух сотен участников соревнований, собравшихся на склоне горы Гальинеро — отсюда обычно начинались все зачетные маршруты, — радостно слетели прямиком на финишное поле. И лишь немногие решили, что не стоит упускать случая полетать хотя бы просто так, в свое удовольствие — где еще найдешь такое, почти идеальное, место для настоящих полетов! Уж точно, не в родной, к примеру, Голландии или Южной Африке!
Попросился полетать на параплане и я. Вернее, просился-то я давно, но все не выпадало удобного случая: как-никак чемпионат мира, все расписано и спланировано заранее и наперед. Но на этот раз фортуна, похоже, сделала зигзаг в мою сторону: Дима Гусев, земляк-зеленоградец, официальный лидер команды и одновременно председатель Российской федерации парапланеристов, согласился помочь мне.
Однако, посоветовавшись, асы посчитали, что днем условия для полета новичка, то бишь «чайника», довольно суровы, и предложили подождать до вечера, когда атмосферные процессы, связанные с дневным солнечным нагревом поверхности земли и вызывающие вертикально-вихревые перемещения воздушных масс, обычно утихают.
Настроившись на дневной полет и услышав такое суждение профессионалов, я уже подумал было, что опять ничего не выйдет, но Дима оказался верен своему слову. Он только попросил решить проблему с заброской нашего снаряжения на старт — ведь до точки взлета несколько километров, и все вверх.
Узнав, что к вечеру на гору поедут на своем микроавтобусе новозеландцы, я разыскал их, и — ура! — пообещали взять. Транспорт будет, значит, дело почти в шляпе!
К семи часам солнце, уставшее от борьбы с облаками, решило отдохнуть и двинулось на закат. Мы же, взвалив на спины упакованные «парапентэ» (это по-испански), пришли, как договорились, на условленное место. Но где спасители-попутчики? Никого нет! Кроме киви, изображенного на заду пустого новозеландского «вэна».
А его хозяин в это время, загрузив, как кенгуру, в свой тандем сразу двух ребятишек, летал себе высоко над горой. Тандем — это двухместный параплан, позволяющий пилоту брать в полет пассажиров.
Пока длилось наше томительное ожидание, Дима успел напомнить мне основные правила управления парапланом, как нужно вести себя в тех или иных штатных и нештатных ситуациях, а также дважды сходить в кафе и выпить, как он сказал, кофе.