Земля родилась, и она умрет. Она умрет или от старости, когда истощатся ее жизненные элементы, или от того, что погаснет Солнце, на лучах которого висит вся ее жизнь.

Она может умереть также и скоропостижно, случайно, вследствие удара в нее какого-нибудь небесного тела, которое встретится с нею на пути, но такой конец мира представляется наименее вероятным.

(Камилл Фламмарион)

Когда мы записывали передачу из цикла «Очевидное — невероятное. XXI век» на тему стихийных бедствий, мне запомнилось одно высказывание. Мы — несколько человек: Сергей Петрович Капица, участники передачи, режиссер — сидели перед съемкой в небольшой комнате рядом со студией и разговаривали, естественно, о природных катастрофах. Все сходились на том, что прогнозировать большинство бедствий уже можно, механизмы их понятны, и самое главное — коль скоро мы заглядываем в следующее столетие — это научиться «стелить соломку».

— Какая уж там «соломка», если речь идет о наводнении, — помнится, сказал я. — Это ведь страшная масса воды,  она  все сносит и движется  очень быстро,  а  вода — вещь «тяжелая»...  Если  в реке скорость течения больше трех километров в час, то человеку на метровой глубине уже не устоять, что же говорить о прибрежных наводнениях,   сопровождаемых   порой   мошной   приливной   волной? Если на город или селение идет восьмиметровая стена воды, — это все равно что стена из бетона.

— Просто не нужно селиться в низинах, — сказал кто-то из участников передачи.

Вот тут-то спор и загорелся — впору было вносить камеры и начинать съемку немедленно.

И ведь такая точка зрения — насчет низин — весьма распространена. Если бы все было столь просто! Но как быть жителям, скажем, Бангладеш? Сорок процентов территории страны лежат «на высоте» не более одного метра над уровнем моря — это именно низменность, причем какая! — общая дельта трех великих рек: Ганга, Брахмапутры и Мегхны. Без наводнений здесь просто невозможно, и никуда не уедешь, в горы не переселишься: главная жизнь, главное сельское хозяйство — именно в дельте.

Бангладеш просто обречена на наводнения и ураганы. И хотя метеорологическая служба оповещает о наводнении или приближении циклона заранее, хотя сезоны наводнений известны и без метеорологических спутников, — урон, наносимый стихийным бедствием, порой превосходит все мыслимые ожидания.

(Впрочем, вот уж истинно — нет худа без добра: наводнения смывают одни урожаи, но зато приносят ил, который хорош для следующих урожаев; бангладешские крестьяне проклинают наводнения, однако благословляют ил — они давно уже приноровились к бедствиям и стараются подлаживать севооборот к сезонному круговороту штормов.)

Главное спасение для бангладешцев во время наводнений — высокие и прочные платформы, которые строятся по всей стране и на которых можно спастись от бедствия. Это настоящие бетонные убежища на сваях — в каждом может укрыться до полутора тысяч человек.

Китай тоже извлек опыт из страшных трагедий прошлого. На всех крупных реках, а особенно на Хуанхэ, которая стала источником самой страшной стихийной катастрофы XX века, ныне существуют специальные контрольные станции — они постоянно следят за уровнем воды и предупреждают о возможности бедствия.

Да и благополучные Нидерланды — страна, низинность которой закреплена в названии, — дословно: «низинные земли», — не гарантированы от наводнений, при всей системе дамб, шлюзов и прочих защитных устройств. Голландцы до сих пор помнят страшные январские штормы 1953 года, когда эти устройства не выдержали. На страну обрушилось наводнение, какого не было уже пятьсот лет. Погибло две тысячи человек и четверть миллиона голов скота; от соленой воды пострадала примерно одна восьмая всех культивируемых земель...

Вернемся к вопросу, который прозвучал ранее: почему стихийные бедствия, при том, что они, как правило, ожидаемы, чаще всего застают людей врасплох?

Причина кроется в силе природных катастроф. Заурядные грозы никто не называет бедствиями, хотя и они приносят ущерб. А вот ураган или наводнение — это действительно беда, и она всегда внезапна именно своей силой: в природных процессах заключена столь могучая энергия, что люди пока не научились ни противостоять ей, ни тем более укрощать.

(Для справки: возьмем только молнии, и ничто другое; на планете в каждый данный момент времени гремит около 1800 гроз, если сложить всю энергию, которая высвобождается в виде молний за год, то эта величина примерно в два раза превысит годовое производство энергии в России. Всего-навсего — «обычные» грозы...)

Очевидно, повелевание стихиями — это удел не двадцать первого и, может быть даже, не двадцать второго веков... Нам же остается действительно учиться «подстилать соломку». И скорее всего, главные «соломки» — это международная система национальных организаций по чрезвычайным ситуациям, которая уже складывается (чаще всего одной стране — даже очень большой и богатой! — не под силу справиться с последствиями стихийного бедствия) и глобальный мониторинг — общепланетное слежение за факторами, приводящими к природным катастрофам. Такой мониторинг уже осуществляется, но, видимо, должной разветвленности эта система наблюдательных станций — подземных, наземных, надводных, космических — достигнет только в следующем столетии.

И что же будет в этом следующем столетии? Сократится ли размах природных катастроф? Увы, уже сейчас ясно, что ответ отрицательный.

Прекрасно, что совсем недавно было принято международное соглашение об ограничении выбросов в атмосферу Земли парниковых газов — это важная мера, и, наверное, человечество постарается ввести парниковый эффект в разумные рамки.

Однако глобальное потепление отменить очень трудно, и оно постепенно будет происходить: в силу уже того, что нас становится на планете все больше и больше, и нам чисто физически требуется больше энергии, и мы должны перемещаться в пространстве, используя те или иные виды топлива, и производить необходимые вещи, и обогревать себя и пространство своего обитания...

Сильного перегрева атмосферы, надо надеяться, не произойдет, но даже небольшое повышение среднемировой температуры приведет к серьезным последствиям. И дело не в том, что лета будут жарче, а зимы  теплее, — это слишком примитивный подход. Может быть, по временам года изменения будут не столь заметны.

А вот несколько больший нагрев экваториальной зоны... Помните про области, ограниченные изотермой 26° С? Они будут расширяться — значит, ураганов будет рождаться больше, и они станут еще более интенсивными, и будут заходить в умеренные широты... И теплые фронты будут гулять по атмосфере с большим размахом, а это значит — дождей и снегов будет больше, и ветры станут сильнее... И ледники, конечно же, будут подтаивать в большей степени, чем это происходило в нашем столетии, и уровень Мирового океана повысится. Пусть даже ненамного... Но повторю: две пятых Бангладеш — страны, по численности населения сравнимой с Россией, — лежат в метре от уровня моря. И Мальдивские острова едва выступают над поверхностью океана. И Западно-Сибирская равнина вовсе не так уж защищена от нашествия воды...

Я не хочу, чтобы эти слова были восприняты как вещанье Кассандры. На самом деле, сказанное мною — лишь самый скромный прогноз, который можно сделать, исходя из опыта XX века и из данных современной метеорологической науки.

«Напомнить — значит предупредить»... Эти слова относятся не только к прошлому. В сущности, все прогнозирование есть не что иное, как напоминание о будущем.

О том, какое место в нашем сознании занимают мысли о   подвластности   стихиям,   хорошо   сказал   поэт   Юрий Левитанский:

И мы следим за сменою ненастий,

Морозов, снегопадов и дождей

Не меньше, чем за сменою династий,

Парламентов, правительств

и вождей.   

Есть один невероятно важный факт, касающийся космического корабля под названием «Земля»: к нему не приложено никакой инструкции.