После издания “Швейцарского листка” Песталоцци написал два сочинения на премии, объявленные местными учеными обществами. Темой первого было: “Нужно ли ограничивать роскошь граждан небольшого государства, благоденствие которого основано на торговле”, а второго – “Законодательство и детоубийство”. В последнем сочинении (1783 г.) Песталоцци доказывает, что никакие – хотя бы самые суровые – угрозы закона не могут искоренить детоубийства, являющегося результатом социальных условий, и что для борьбы с этим злом необходимо поднятие общего уровня общественной нравственности, повышение ценности жизни человеческой в понятиях населения и распространение сознания того, что истинным виновником детоубийства является обыкновенно не непосредственная совершительница этого преступления, которое может совмещаться с совсем детской наивностью этой несчастной. Подобные идеи, высказываемые в жестокий век, дают нам высокое понятие об уме и нравственном развитии Песталоцци.

Несколько лет спустя после издания “Швейцарского листка” Песталоцци написал продолжение “Липгардта и Гертруды”. Эти новые части книги предназначались уже исключительно для интеллигенции, тогда как первую часть книги Песталоцци любил называть “народной книгой”. В продолжении уже яснее и подробнее выражаются те мысли, которые были положены в основу первой части. Содержание книги остается по-прежнему наивно-идеалистическим. Речь идет о благоденствии деревни после свержения ига Гуммеля. Кроме прежних героев, крестьянки Гертруды и помещика Арнера, появляются еще несколько подобных же личностей не от мира сего. Здесь и священник Эрнст, живущий для ближних и забывающий о себе; и фабрикант, разбогатевший исключительно благодаря своему труду и скромному образу жизни и устраивающий для деревни школу и сберегательную кассу; и необыкновенный учитель из отставных офицеров, ведущий дело согласно воззрениям Песталоцци; и сестра фабриканта, которая приносит огромную пользу деревне тем, что… говорит всем правду. Слава о прекрасной жизни и прекрасных порядках, установившихся в деревне благодаря всем перечисленным деятелям, распространяется так далеко, что в деревеньку приезжает министр учиться, как управлять государством. Дело кончается тем, что, с одной стороны, учреждения нашей деревеньки вводятся повсеместно в том удивительном государстве, где эта деревенька находится, а с другой, – в самой деревеньке население начинает сознательно относиться к порядкам и учреждениям, созданным Арнером и другими, после чего существование этих учреждений делается прочным и не зависящим от наличности нескольких хороших людей…

Еще позднее, когда Песталоцци опять выступил на поприще практической педагогической деятельности (о чем ниже), он написал как бы еще одну часть все той же книги, озаглавив ее: “Как Гертруда учит детей”. Здесь систематизированы взгляды Песталоцци на задачи и способы начального воспитания и обучения.

Кроме упомянутых книг, Песталоцци написал еще множество других сочинений, из которых мы назовем лишь некоторые. В 1797 году он издал: “Фигуры к моей азбуке, или Основы моего мышления”. Это просто собрание басен – числом более двухсот. Около того же времени были напечатаны “Наблюдения над ходом природы в развитии человечества”. Книга эта произвела сильное впечатление на серьезные умы оригинальностью высказываемых мыслей, касающихся философии истории; в массе публики книга, конечно, успеха не имела. Затем должен быть упомянут целый ряд чисто педагогических сочинений Песталоцци, среди которых особенно выделялась “Книга для матерей”, написанная уже в последующий период практической педагогической деятельности. В этот же период Песталоцци составил ряд учебников и руководств для учителей. Среди этих руководств были крайне оригинальные, как, например, “Словарь имен существительных”, “Книга слогов” и “Книга цифр”. О них мы еще упомянем при изложении педагогических взглядов Песталоцци. Наконец, чтобы закончить перечень литературных работ Песталоцци, упомянем еще “Лебединую песнь” и “Судьбы моей жизни”, автобиографические сочинения, написанные уже в последние годы жизни, когда все его начинания погибли и существование его было печальнейшим во всех отношениях.

Период жизни, в течение которого Песталоцци занимался по преимуществу литературным трудом, продолжался около двух десятков лет – до 1798 года. Внешние условия жизни Песталоцци в это время были очень тяжелы. Его постоянно теснила материальная нужда. Нейгофское имение не только не приносило никаких доходов, но не покрывало и процентов по лежавшим на нем долгам. Что касается литературного заработка, то он в те времена и вообще был невелик, а для Песталоцци делался и совсем ничтожным вследствие особенностей его характера и особенностей его литературной деятельности. Те из его произведений, которые имели успех, приносили немалые барыши его издателям, но последние, пользуясь непрактичностью Песталоцци, платили ему чуть ли не гроши. Впрочем, произведений, имевших значительное распространение, у Песталоцци было не так много. Всего чаще его книги не приносили ему никакого дохода. Затруднительность положения Песталоцци еще более усиливалась благодаря его чрезвычайной щепетильности, побуждавшей его отклонять все попытки друзей помочь ему. Один из друзей предлагал Песталоцци купить у него Нейгофское имение за весьма значительную сумму с тем, чтобы сумма эта была положена в банк и Песталоцци мог жить на проценты с нее; но так как имение далеко не стоило предложенной за него суммы, то Песталоцци отказался от сделки. Некоторые другие друзья, пользовавшиеся влиянием в тогдашнем управлении Швейцарии, предлагали ему какую-нибудь общественную должность, жалованье от которой могло бы обеспечивать его и его семью; но Песталоцци, не считая себя способным к исполнению административных обязанностей, отказался и от этого предложения. Единственная должность, которую он был готов принять и о которой даже усиленно просил, – была должность народного учителя. Положение народного учителя в то время в Швейцарии было самым безотрадным: ничтожнейшее содержание, отсутствие общественного уважения и тяжелый труд – таковы были преимущества этого положения. Неудивительно, что друзья Песталоцци смотрели на желание его сделаться народным учителем как на проявление безумия и отказывались содействовать ему в этом. Надо вообще заметить, что характер отношения общества к Песталоцци, сделавшийся после издания “Липгардта и Гертруды” благоприятным для него, вслед за появлением других его произведений снова стал прежним. На Песталоцци начали по-прежнему смотреть как на помешанного или чудака, который, будучи всем недоволен, все критикуя, предлагая планы преобразования общественных отношений, в то же время не способен устроить своих собственных дел, несмотря на то, что обладает недюжинными способностями. Многие относились к Песталоцци весьма благосклонно; личность его действовала настолько обаятельно, что он имел множество друзей, горячо любивших его. Но все эти друзья были согласны в том, что для практической жизни Песталоцци был человеком потерянным, что он ни к чему решительно не способен, ни на что не годен и что ему нельзя ничем помочь.

Тяжелые лишения этого периода не могли не отразиться на Песталоцци. Он преждевременно постарел, осунулся и в 50 лет выглядел совершенно дряхлым человеком. Лицо его, всегда некрасивое, теперь, будучи покрыто глубокими морщинами, казалось суровым и угрюмым, и нужно было внимательно всмотреться в него, чтобы увидеть, какою добротою веет от этих морщин. Нелюдимый и прежде, застенчивый, неловкий, Песталоцци под влиянием 20-летней жизни голодающего бедняка совсем одичал, сторонился всех и производил на незнакомых весьма невыгодное впечатление. Но в душе этого угрюмого человека таились сокровища, которые тотчас же засветились и привлекли к нему снова общее внимание – даже в несравненно более широких размерах, нежели ранее, – лишь только представился случай применить эти сокровища к делу. Случай этот явился в 1798 году, когда Песталоцци оказался во главе оригинального педагогического учреждения в Станце.