– Мисс Кэтрин, – произнес он, прочистив горло. – Я надеюсь, что вы окажете мне честь потанцевать со мной, если у вас есть свободный танец.

Ее серые глаза улыбались ему. Она отлично понимала, что его речь потребовала от него мужества; а он знал, что она была довольна им. Но она не сказала ни слова одобрения, она восприняла его хорошие манеры как должное.

– Честно говоря, у меня много свободных танцев, и я буду рада, – ответила она.

– Надеюсь, что один из них – кадриль, потому что, боюсь, я не умею танцевать ничего другого.

– Ну, не могу в это поверить, я видела, как ты учился танцевать вальс с Джинни несколько дней назад, когда Хью играл на скрипке.

– Да, но мое исполнение было далеко от совершенства, – сказал он.

– Ну хорошо, пусть это будет кадриль, – Кэтрин просмотрела карточку. – Это будет следующий танец, так что ты можешь остаться рядом со мной и поговорить, пока не начнется музыка.

– Да, – сказал он, внезапно онемев.

– Бедный Мартин. Боюсь, что этот вечер – сплошные страдания для тебя. Но держишься ты очень хорошо.

– Это часть моего обучения.

– Ну, думаю, что когда-нибудь ты будешь получать удовольствие от этого. Со временем тебе будет проще, во всяком случае опыт всегда полезен.

– Хотите сказать, – спросил он, вспоминая слова Джинни, – это поможет мне развлекаться в Скарр?

Кэтрин внимательно посмотрела на него:

– Ты не всегда будешь в Скарр. Так или иначе, с Божьей помощью ты изменишь свою жизнь и будешь жить так, как захочешь. Я просто убеждена в этом.

– Если это будет так, – сказал Мартин, – то это будет целиком ваша заслуга.

– Нет, не целиком, – возразила она. – Ты и сам постарался. Когда ты впервые пришел к нам, мой отец сказал, что тебе стоит помочь, и он был прав. У тебя талант к обучению. И что самое главное, тебе нравится учиться.

На какое-то время Мартин опять потерял дар речи, больше всего на свете он ценил одобрение Кэтрин, и от ее слов краска залила его лицо.

– Кажется, – сказал он, – что я должен добиться чего-нибудь только для того, чтобы оправдать вашу веру в меня.

– Да. Иначе я буду разочарована.

Музыканты заиграли кадриль, пары двинулись по залу, занимая свои места. Мартин повернулся к Кэтрин и поклонился. Она сделала реверанс и подала ему руку. Он гордо повел ее в танце.

Он вернулся домой в Скарр уже после полуночи, когда хижина была в темноте. Нэн, тем не менее, не спала, и, когда он проходил мимо ее кровати, она села и зашептала ему.

– Тебе понравился праздник?

– Что-то понравилось, что-то – нет.

– Ах, дорогой, – прошептала она разочарованно.

– Все в порядке. Я рад, что пошел. Хорошего было больше.

– Расскажешь мне завтра?

– Да. Спокойной ночи.

На протяжении последующих нескольких дней, когда брат и сестра оставались вместе, они без устали обсуждали праздник, пока Нэн не была удовлетворена тем, что ей известна каждая мелочь. Руфус, со своей стороны, поинтересовался лишь некоторыми фактами.

– Было много людей?

– Между сорока и пятьюдесятью.

– Аристократия, конечно?

– В основном, да. Включая сыновей некоторых фабрикантов. Если ты относишь их к аристократии.

– А куда ты их относишь, хотел бы я знать?

– Я точно не знаю.

– Разговаривал с кем-нибудь?

– С одним.

– И все было в порядке?

– Я бы так не сказал.

Руфус, услышав от Мартина отчет о разговоре о Сидни Херном, был сильно недоволен.

– Я не для того разрешил тебе пойти на вечер, чтобы ты приобретал себе там врагов. Не твоя забота, что дети работают на фабрике Хернов, а уж говорить им о том, что они нарушают закон, это самая большая глупость, какую я слышал со дня своего рождения. Раньше мы делали для них работу, но теперь я сомневаюсь, что они предложат нам что-нибудь, и все благодаря твоей глупости. Твое дело соглашаться с такими людьми, а не спорить с ними.

– Даже если они ясно дают понять, что смотрят на меня сверху вниз?

– Тебе не стоит волноваться по этому поводу. Лучше дождаться благоприятного случая. – Руфус помолчал, его взгляд по-прежнему был суров. – Надеюсь, что ты больше ничего не сказал невпопад кому-нибудь из тех, с кем ты там познакомился.

– Нет, – ответил Мартин, и желая отвлечь внимание отца от этой темы, он еще раз повторил слова Хью Тэррэнта о планах Чарльза Ярта. – Кажется, он собирается расширять Хайнолт-Милл и устанавливать там новые ткацкие станки. Он считает, что торговля шерстью оживится, если внедрить современные методы.

– Расширять, да? – Руфус был весь внимание. – Для этого ему будет нужен камень. Если он, конечно, не собирается использовать кирпич!

– Я не знаю, что он собирается делать. Пока это только разговоры. И, кажется, старый мистер Ярт против всего этого.

– Да, но он болен, – сказал в ответ Руфус. – Я сам это недавно слышал. У него, бедняги, был удар, и, возможно, он долго не протянет. Молодой мистер Ярт – единственный сын. И единственный наследник. Когда его отец умрет, у него будут развязаны руки. Это означает работу для строителей, мой мальчик, и, естественно, работу для нас. – Он похлопал Мартина по спине. – Я всегда говорил, что наше время еще придет, и, может быть, нам недолго осталось ждать.

Иногда Мартин жалел о том, что рассказал о молодом Ярте и о его планах, потому что для его отца это стало навязчивой идеей. Он говорил о том, что будут устанавливать новые ткацкие станки, как о давно решенной вещи, которая означает процветание всей области и каменоломни Скарр в частности.

– Ты больше не видел молодого Ярта, не знаешь, что у него на уме? – спрашивал он всякий раз, когда Мартин возвращался из Райлз.

– Нет, я видел его лишь однажды, на празднике. Но даже там я не разговаривал с ним, потому не может идти и речи о том, чтобы спрашивать его о его планах.

– А что Тэррэнты? Они никогда не говорят о нем?

– Нет, не говорят.

Говоря это, Мартин лгал, потому что близнецы иногда упоминали о молодом человеке, но не в связи с ткацкими станками. Они говорили, что Чарльз Ярт просил руки Кэтрин, и отец дал ему разрешение обратиться к Кэтрин, и что между ними есть взаимопонимание.

– Они все равно что помолвлены, – сказала Джинни. – Но помолвку нельзя огласить, потому что мистер Ярт очень болен.

Это было сказано ему по секрету, и он не мог его выдать. Он даже не рассказал этого своей сестре Нэн, но она как-то интуитивно поняла это, потому что недавно видела Кэтрин в Чардуэлле в экипаже вместе с сестрой на ярмарке.

– Ты говорил мне после праздника, что у мисс Кэтрин есть поклонник?

– Да. Но я сделал это без разрешения, и это должно остаться между нами. Мисс Кэтрин почти помолвлена, но это не оглашено, потому что старому мистеру Ярту стало хуже.

– О, как это грустно для всех них.

– А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?

– Потому что в ней сейчас что-то такое… что-то в выражении лица… О, я не могу объяснить этого точно, но я тут же вспомнила, как ты рассказывал мне, как она танцевала с мистером Яртом и что мистер Хью говорил о том, что они чувствуют влечение друг к другу. Как только я ее увидела, то сразу же подумала: «Она помолвлена».

– А как ты узнаешь о подобных вещах?

– Я не знаю. Я просто чувствую, и все. Она и мисс Джинни проехали от нас совсем близко. На площади была ужасная давка – как всегда в дни ярмарки, – они ехали очень медленно, и я хорошо их разглядела. Они обе очень привлекательны, но сильно отличаются друг от друга. Одна темная, а другая светлая, никогда не скажешь, что они сестры.

– Они не только внешне разные, – заметил Мартин, – они разные во всех отношениях.

– О да, я знаю, ты ведь так много мне о них рассказывал. Но даже по внешности можно судить об их различиях. Я хочу сказать, что можно увидеть, какие они внутри… что они за люди… просто по тому, как они себя держат и как смотрят на других людей. – Нэн замолчала, подыскивая слова, которыми можно было бы охарактеризовать сестер Тэррэнт, с которыми она никогда не была знакома. – Разница вот в чем: мисс Джинни хорошенькая и знает об этом, – сказала она, – а мисс Кэтрин красивая и не знает об этом.