— Некогда мне.
— Но ведь ты кумом мне доводишься, — напомнил медведь.
— Об этом надо забыть, — сказал волк. — Кумовство теперь не в почете.
— Но ведь ты же сам говорил, что нужно держаться за старые обычаи.
— Верно, за старые обычаи держаться надо, но надо и новые создавать. Я решил придерживаться новых обычаев — без кумовства жить.
И выпроводил его за порог. И крепко-накрепко закрыл за ним дверь» Вот он какой, волк Рыжий Загривок, — закончил бобер Яшка рассказ свой.
И зашумели вокруг:
— Гнать волка! Гнать его из нашей рощи!
Услышал это волк и перестал смеяться. Сидел. Озирался по сторонам и думал: «Ах ты, барсучина. Ну, погоди...» И ругал себя: зачем пришел, не сиделось ему дома. Пусть темно у него в логове, пусть одиноко, зато никто его там не осудит, а тут — пожалуйста, из рощи гнать собираются.
Вокруг шумели. Кричали. Размахивали лапами.
Медведь Спиридон позвонил в колокольчик:
Тихо, братцы. Мы для чего сюда собрались? Сказки слушать. Так давайте о сказках и речь держать, а с волком мы сумеем и завтра' разобраться.
И повернулся к Фильке, который все еще стоял на кургане и хмуро глядел прямо перед собой:
— Ты иди, Филька, на место. Другие выступать будут.
— Я пойду, — сказал Филька. — Только насчет пирога поясните: ждать мне его или ужинать.
— Мы не можем этого пока сказать. Других послушать надо.
— Тогда я буду ужинать. А то болею, да еще голодом морить себя стану, совсем ослабну, — сказал Филька и пошел на свое место.
А медведь Спиридон спросил с макушки кургана:
— Ну, кому теперь предоставить слово?
— Предоставь мне, Спиридоша, — напомнил о себе медведь Иван.
Пирога с тыквой ему отведать хотелось все-все-таки ноему опять отказали: с одной сказкой на победу надеяться нечего.
— Эх, а я такую даль шел, да торопился, боялся опоздать, — вздыхал медведь Иван, покачивая реденькой бородкой.
Щенок Федотка подтолкнул Вертихвоста:
— Иди, Вертихвост, пора.
— Отстань, — отмахнулся от него Вертихвост.
А медведь Спиридон спросил:
— Так что, некому больше сказки рассказывать?
И все услышали тоненький голосок:
— Как это некому? Ты разве не видишь, что я уже иду?
Медведь Спиридон наклонился и увидел на тропе Ежа Иглыча. В роще его побаивались: язык у него острый, и сам он со всех сторон колючий. Нет, с Ежом лучше не связываться. И потому как только взбежал Еж Иглыч на курган и взобрался на врытый в его макушку камень, все притихли, а Еж Иглыч поморгал крошечными глазками, пошуршал колючками, заговорил:
— Больше всего в своей жизни я не люблю плутов. И решил я их в своих сказках на позор перед всей рощей выставить. А самый главный плут у нас в роще кто? Лиса! О ней и будет моя первая сказка.
Еж Иглыч стоял на макушке кургана на сером камне, шуршал колючками, пятачок его длинного носа торчал остро. Еж Иглыч рассказывал:
«Нашла Лиса жука, а он ей ни к чему. Выбросить — жалко. Мимо Барсук шел. «А подарю-ка ему, авось пригодится», — подумала Лиса и крикнула:
— Эй, Барсук, жука хочешь?
Глянул Барсук и живот погладил.
— Еще бы такого не хотеть.
— Бери тогда, дарю я тебе его.
И подарила Барсуку жука. Барсук с охоты шел. Развязал он сумку и говорит:
— Мы, барсуки, не привыкли просто так подарки принимать. Мы привыкли отдаривать. Держи-ка. И протянул Лисе связку мышей.
Сидит Лиса, ест их и думает: «Если он мне за жука дал целую связку мышей, то что же он мне даст за лягушку?»
И на другой же день пошла Лиса к озеру, поймала лягушку, отнесла Барсуку.
— Это тебе мой воскресный подарок.
А дело и впрямь в воскресенье было.
Принял Барсук лягушку. Забеспокоился: чем же Лису отдарить. Ничего у него припасено не было.
Побегу добуду чего-нибудь. Мы, барсуки, не привыкли просто так подарки принимать. Мы привыкли отдаривать. Сбегал Барсук в чащу, поймал тетерева. Отдал Лисе.
Сидит Лиса у себя дома, ест и думает: «Если он за лягушку дал мне тетерева, то что же он мне даст за луковицу?»
А до луковиц Барсук большой охотник.
На другой же день отыскала Лиса на поляне луковицу, выкопала и понесла Барсуку. Увидел ее в окошко Барсук и заволновался:
— Батюшки! Опять идет. За жука я ей мышей дал, за лягушку — тетерева, а за луковицу, что же, за гусем на деревню бежать? Сам чуть перебиваюсь, а тут ее еще корми.
Вылез Барсук наружу и, пригибаясь, от кустика к кустику убежал прочь от своей норы и больше не вернулся.
— Пусть, — говорит, — считает Лиса, что я только за то, что издали поглядел на ее луковицу, нору ей подарил свою».
Еж Иглыч покряхтел, по шуршал колючками. Сказал:
— Вот и вся моя сказка. А теперь скажи, Филька, правду я говорю или нет? Так дело было или по другому?
— Так. Все так, — привстал барсук, доедая свой ужин. — Замучила Лиса меня своими подарками. Мышей моих съела, тетерева съела. Я уж так решил: пусть лучше без норы останусь, а кормить ее больше не буду.
— Хо-хо-хо, — захохотал на березе Филин. И вдруг спохватился:
— А что это я хохочу? Э, просмеешься тут до утра и останешься без ужина. Мышонка не взять, он весь на виду.
И полетел в чащу.
— А Еж Иглыч говорил в это время на кургане: Сама Лиса — плутовка и Лисенка плутовству учит.
— Неправда! — вскочила Лиса.
— Как это неправда? — зашуршал Еж Иглыч колючками. — Значит, я вру? Да я за всю свою жизнь ни разу не врал. Плут твой Лисенок. Послушайте, как он на днях медведя Спиридона оплутовал. Поймал медведь в речке пять раков, несет домой. Думает —позавтракаю сейчас.
Навстречу ему Лисенок. Увидел в лукошке у медведя раков, заблестел глазенками.
— Что, — спрашивает медведь Спиридон, — хочется небось рака отведать?
— Хочется, — признался Лисенок. — Ух, как хочется.
Достал медведь из лукошка рака.
— Ну, так и быть, возьми одного. Мне на завтрак и четырех хватит.
Потянулся было Лисенок за раком, но тут же отдернул лапку.
— Нет, дядя Спиридон, не возьму.
— Почему это? — удивился медведь.
— Принесу домой, спросит мать, где взял...
— Скажешь, что я дал.
— Оно бы можно, дядя Спиридон, да нельзя. Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, а мне — нет. Не поверит. Не донес, скажет, съел дорогой. Да еще и побьет. Из доброты твоей беда может выйти.
— Кха, — крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще рака. — Бери, коль, двух тогда. На завтрак мне и трех хватит.
Потянулся было Лисенок за раками, но тут же отдернул лапку.
— Нет, дядя Спиридон, не возьму.
— Почему это? -Принесу домой, спросит мать, где взял Скажешь, что я дал.
— Оно бы можно, дядя Спиридон, да нельзя. Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, мне дал, а братишку позабыл? Не поверит.
Крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще одного рака.
— Бери, коль, трех тогда. До обеда я как-нибудь и двумя обойдусь, а там еще поймаю.
Потянулся было Лисенок за раками, но тут же отдернул лапку.
— Нет, дядя Спиридон, не возьму.
— Почему это?
— Принесу домой, спросит мать, где взял?
— Скажешь, что я дал.
— Оно бы можно, дядя Спиридон, да нельзя. Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, мне дал, брату твоему дал, а сестренку маленькую позабыл. Не поверит. Побьет еще, скажет — съел дорогой.
Крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще одного рака.
— Бери и четвертого, коль, тогда.
Потом посмотрел в лукошко и последнего достал.
— И этого бери. Может, у тебя дед есть или бабка какая. Бери уж заодно и лукошко, а то еще не поверит твоя мать, что такой добрый, как я, медведь мог дать тебе раков без лукошка.