Иванов рассказывал легенду, будто фамилию его предки получили на службе у Ивана Грозного. Когда государь женился на Темрюковне, люди из конвоя невесты оказались в царском окружении, а после смерти властителя вернулись на Кавказ. На вопрос: «Чьи вы будете?» — гордо отвечали: «Ивановы». С той поры фамилия и появилась. А до этого у кабардинцев фамилий не водилось.

Расул в части был без году неделя, а старшиной стал при комических обстоятельствах. По прибытии в часть молодого пополнения из учебки его временно прикомандировали к отделению связи. Иванов должен был оставаться в батальоне, остальные — ехать по точкам, на границу. Пока решался вопрос распределения молодежи по точкам, Давыдов на полную катушку эксплуатировал дармовую рабочую силу на благоустройстве позиции. После очередных работ Расула назначили старшиной в молодежной команде. Вообще-то Давыдов пошутил, по штату старшины не полагалось всему отделению связи, а уж пяти молодым воинам и подавно. Но уж больно ему понравилось служебное рвение одного из новичков.

По утрам на молодежь возлагались обязанности уборщиков. Пока остальные готовились к заступлению на дежурство, команда Иванова драила полы, потом умывалась и после развода убывала на работы. До появления молодых уборщик назначался по графику, а теперь расчеты были избавлены хоть от этой нагрузки.

Однажды утром дежурный по части «обрадовал» Давыдова: в отделении связи «неуставняк» по полной программе, с мордобоем между призывами, оторванными рукавами и синяками. Пострадавшим оказался Иванов, а зачинщиками — «старички», планшетисты из расчета КП. Лейтенант провел расследование, и обстоятельства безобразия сменили окраску. Молодежная команда перестала существовать — все, кроме Иванова, ночным поездом поехали служить кто куда. Утром Расул остался без подчиненных. Не особенно сомневаясь в правомерности своих действий, новоявленный «старшина» предложил заняться уборкой тем, на кого выпала очередь по графику. Старики от такой наглости сначала потеряли дар речи, а потом решили изложить свою точку зрения на ивановские полномочия и поучить зарвавшегося соратника вежливости в сушилке. Очень скоро учителя оказались в разных углах, на их лицах надолго поселилось выражение грусти и огорчения. Когда же грусть и огорчение развеялись, остались фиолетовые синяки. Запоздало выяснилось, что у молодого «пояс» по какой-то восточной борьбе.

На шум прибежал дежурный, и в дальнейшем уборка происходила под его «чутким» руководством. Исходя из численности конфликтующих сторон, дежурный решил, что досталось Иванову. Сугубо в воспитательных целях он заставил битых старослужащих драить полы, а потом галопом бежать на смену. «Пострадавший» молодой дожидался прибытия Давыдова в дежурке, помалкивая и держа ручки на коленях, как примерный школьник. Когда в происшествии разобрался лично Дед, Расула назначили нештатным старшиной отделения управления и связи.

Замполит провел с Толиком интенсивную воспитательную работу на тему «Борьба с неуставными отношениями в подразделениях», отчего Давыдов проникся жгучим желанием их искоренить. Под его неусыпным надзором эту благородную миссию несли проштрафившиеся «планшетеры», что на практике выглядело, как рытье окопов для стрельбы стоя.

Вот так Иванов попал в расчет ППРЦ[19], а расчет центра оказался в состоянии войны с расчетом КП. Обнаружилось, что в придачу к своим «ударным качествам» Расул еще и радиолюбитель и, паче того, разбирается в любых двигателях внутреннего сгорания. По этой части сам Давыдов был не шибко великим знатоком. К любому, кто знал или умел что-нибудь такое, чего не знал и не умел лейтенант, он проникался уважением.

В батальоне все любили командировки, они вносили в жизнь приятное разнообразие. С собой Давыдов решил взять Кудрявых и Иванова. Во-первых, лейтенант не собирался тащить на собственном горбу все принадлежности для Северного поста. Во-вторых, обустраивать связь на чужой позиции легче со своими опытными людьми. В-третьих, нельзя «оголять» передающий центр. А так на дежурстве остаются «дед» Мамедов и Маевский, способный починить все, что втыкается в розетку. Брать людей из другого расчета нельзя: весна на носу. День ото дня растет нагрузка на дежурную смену, ведь соседи и свои летают все больше. Необходимо обеспечивать если не трехсменку, то хотя бы просто сменное дежурство. С этими выкладками Толик и собирался к НШ.

До прибытия НШ лейтенант собирался поужинать. По настоянию комбата в столовой всегда держали несколько порций для молодых офицеров. Прослуживший в ПВО всю жизнь Дед знал, что не всегда у лейтенанта есть время смотаться в поселковую столовку или приготовить себе немудреный харч. Условиями получения пищи были обязательный прием оной в офицерском зале (предмете сокровенной гордости Деда) и запись в специальной тетради повара «для удержания стоимости продуктов». Во избежание кривотолков еда была такая же, что и для личного состава. Ко всему это было лишним способом контроля за добросовестностью поваров и тыловиков. И о качестве пищи Дед беседовал с молодыми офицерами при каждом удобном случае.

Сидя за полированным столом, Давыдов зондировал вилкой салат. Перед этим он тщательно вытер вилку носовым платком. Салат был очередным шедевром местного кулинарного искусства. Ефрейтор Таджибаев, на гражданке — ученик повара в одном из ресторанов славного города Ташкента, довольно щурился:

— Кушайте, все свежее, сегодня готовил.

В свежести Толик не сомневался, но опасливо искал в салате сомнительные ингредиенты. Он уже имел печальный опыт употребления в пищу мухоморов. Тогда тоже все было «…свежее, комиссия только что ел, и ничего, все живой-здоровый». Давыдов после ужина тоже был «живой-здоровый», но очень недолго. Вероятно, у викингов была другая рецептура. Давыдов не превратился в берсеркера, но впал в полнейшую прострацию, и его сутки «откачивал» батальонный фельдшер. Как стало известно позже, ядовитые грибы попали в салат за их необыкновенную красоту.

Из-за незнания северной флоры бывали у повара и другие казусы. Несколько раз он пытался варить кисели и компоты из малосъедобных ягод, а после дегустации тщился исправить положение, без меры добавляя в напитки сахар. Хронический перерасход ввергал в отчаяние тылового прапорщика Федорова, пока тот не додумался водить сына пустынь на экскурсии в лес и там в очень простой и доходчивой форме разъяснять, какие грибы и ягоды пригодны в пищу.

Давыдов прикидывал, что необходимо сделать на посту. Проверить радиостанцию, развернуть все ее антенны, причем некоторые из них сориентировать для работы на батальон. Задача несложная, ее вполне могли бы выполнить ребята Олсуфьева, но ротный умело применил «метод самосвала». Все необходимое для ремонта придется нести на себе. Пару телефонных аппаратов и кабель Толик собирался добыть на складе у Кузнецова.

Покончив с едой, Давыдов направился к столику, где ужинал расчет передающего. Раздача указаний была назначена на 22 часа. Довольные оказанным доверием Кудрявых и Иванов пошли подменить на ужин Маевского и заодно обрадовать его перспективой трехдневного проживания на боевом посту. Мамедов экстренно вспоминал программу второго курса своего института и страдал над конспектами «первоисточников», так что неотлучного пребывания на центре совсем не испугался.

Силинкович внимательно выслушал лейтенантские выкладки. Сопя, шлепнул печатью по командировочному предписанию. Толку от этой бумаги ноль — проверять ее в лесу некому, поставить отметку «убыл/прибыл» на посту никто не вправе. Там и штампов таких никогда не держали. Но пост находится в погранзоне, где никто не смеет разгуливать без соответствующей «индульгенции».

— Только вы там недолго. — Перспектива остаться без связиста даже на несколько дней не радовала НШ. — Быстренько все сделали, по радио на нас вышли и — домой. Мало ли что тут может случиться.

— Да там ничего сложного, может, день провозимся, максимум два, — успокоил лейтенант начальника штаба. — Вот только мне бы пистолет с собой. А то двадцать километров по лесу шлепать. Сейчас живность всякая из берлог полезла…