— Кто говорит про тебя эту чушь? Скажи мне — кто? Я им всем объясню…

— Тебе никто не поверит, Коул. Неужели не ясно? Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что всем известно… Всем известно… Как я отношусь к тебе. Всем… Кроме тебя.

Коул остолбенел. И, взглянув вниз, увидел только темную макушку Эллисон, так как лицо она спрятала у него на груди, и ее голос едва было слышно. Нет, она не могла сказать того, что он услышал. Она, конечно…

— Эллисон. Она молчала.

— Посмотри на меня, пожалуйста. Она медленно подняла голову и взглянула на него.

Слезы медленно текли по ее щекам. Внезапно нахлынувшее чувство вины чуть не бросило его перед ней на колени.

Эллисон — маленькая девочка с косичками, которая ходила за ним по пятам столько лет. Эллисон — его верная подружка. Эллисон — его любит!

— Милая, я и не догадывался, — прошептал он дрогнувшим голосом. Она отвела глаза.

— Какое это имеет значение.

— Очень большое.

— Вряд ли.

— Послушайте, мисс Хоти Эллисон Альварес. Для меня имеет огромное значение все, что связано с вами. Почему ты мне никогда не говорила об этом раньше?

— Потому что ты был слишком занят другими девчонками.

— Если я не ошибаюсь, это ревность.

— Вот уж нет.

— А если я тебе скажу, что все эти девчонки для меня на одно лицо? Что для меня существует только одна, и я хочу, чтобы только она была в моей жизни?

Она снова недоверчиво посмотрела на него.

— Не смейся надо мной, пожалуйста, Коул. Если наша дружба для тебя что-то значит, не стоит этим злоупотреблять.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй. Он почувствовал, как она замерла и тут же отпрянула от него.

— В чем дело? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?

— Я же знаю, ты относишься ко мне, как к сестре.

Он засмеялся.

— А, так в этом дело? Тебе не понравился мой братский поцелуй? А что ты скажешь о таком?

В этот следующий поцелуй он вложил все свои чувства и весь опыт, полученный за последние два года упражнений в поцелуях с местными красотками. Чтобы не испугать Эллисон, он не хотел его поначалу затягивать, но стоило их губам соприкоснуться, они уже не могли оторваться друг от друга, дрожа, как в ознобе. Наконец он опомнился:

— А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец будет беспокоиться.

— Но, Коул…

— Я сказал, иди домой. Нам надо быть осторожными, чтобы не перейти границу раньше времени. Мне еще четыре года учиться, да и тебе тоже надо закончить школу и подумать о колледже, а потом…

— Коул, о чем ты?

— Я хочу сказать, что с этого момента ты — моя девушка. И я не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к тебе. Но и твоей неопытностью я не собираюсь воспользоваться. Ты меня слышишь? Ты еще маленькая, а у нас впереди масса времени — целая жизнь.

— Ты хочешь сказать, что мы отныне вместе?

— Совершенно верно.

— И ты больше не будешь встречаться с Дарлин? Или с Пегги? Или со Сью? Или с Дженнифер?

Он улыбнулся.

— Я не думал, что ты знаешь всех их наперечет.

— Мне все о тебе известно.

— Так уж и все?

— Абсолютно.

— Сомневаюсь. Но впредь так и будет. Пойдешь со мной на бал старшеклассников?

— Еще бы, Коул!

— Ладно. А теперь иди домой.. — Он быстро чмокнул ее в губы, повернулся и, подпрыгивая, понесся к Большому Дому. Эллисон очень хорошенькая и кого угодно может довести до греха.

Но, как говорит его отец, она достойна не только его любви, но и уважения. Он готов подождать, пока они поженятся, чтобы заниматься с ней любовью. Ее он может ждать сколько угодно, а всего несколько лет — просто ерунда…

А потом был самый черный день в его жизни. Коул вышел из Большого Дома через черный ход. Ему никого не хотелось видеть. Ему ни с кем не хотелось говорить. После того как все вернулись с кладбища, он сразу ушел.

Переодевшись в выцветшие джинсы, старую ковбойку и сбитые ботинки, он пошел в конюшню за своим четырехлетним мерином, которого два года назад в честь окончания школы подарил ему отец. С легкостью опытного наездника он оседлал его и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло и выехал за ворота.

Коул не хотел никого видеть, ему надоело снова и снова повторять одни и те же слова всем, выражающим сочувствие, больно было смотреть на горе и растерянность Кэмерона и маленького Коди. Его безумно раздражала тетя Летти, рассказывавшая всем, сколько раз она предупреждала своего брата, чтобы он не гонял с такой скоростью, а вот он ее не слушал.

Ему надо было уйти от них всех.

Коул проскакал несколько часов, но если бы кто-нибудь спросил его потом, где он был, он бы не смог ответить. Последний раз он ездил верхом с отцом.

Отец, почему ты со мной так обошелся? Ведь ты мне так нужен. Ты всегда был рядом. Какие бы проблемы у меня ни возникали. Помнишь, как мы ездили с тобой вместе верхом, ты и я? Ты мог ответить на любой мой вопрос, каким бы глупым он ни казался. Ты научил меня гордиться моей семьей и предками, тем, что я — из династии Коллоуэй.

Когда тетя Летти позвонила ему в колледж, где он учился уже второй год, и рассказала о случившемся, Коул не плакал. Он не плакал и тогда, когда приехал домой и увидел горе братьев и работников ранчо. Тетя сказала, что теперь он глава семьи, и все на нем. И он делал все, что положено в таких случаях: встречал множество людей, приходивших отдать последний долг одному из известнейших людей Техаса и выразить свое соболезнование. А потом Коул стоял над открытой могилой и стоически смотрел, как в нее опускают его отца и мать.

Несмотря на то что вокруг была целая толпа народа, рядом стояли братья и тетка, Коул чувствовал себя совершенно одиноким.

Он не был готов к случившемуся. Коулу казалось, что отец будет жить еще долго, ведь он был в самом расцвете сил. Он не должен был умереть. Во всяком случае — сейчас. Коул не хотел быть главой семьи. Ему еще надо было учиться. Они с отцом тщательно продумали всю его карьеру. Он был настоящим сыном своего отца. И должен был пойти по его стопам. Бог мой, но не теперь! Это уже невозможно.

Лошадь остановилась и принялась пить из ручья. Коул оглянулся и понял, что он возле старой запруды, в том секретном месте, куда отец впервые привел его еще ребенком и научил плавать. Научил быть мужественным.

Теперь уроки кончились. Он сам должен продолжить плавание.

Коул слез с лошади. Был октябрь, но день стоял жаркий. Сев на берегу, Коул снял ботинки и носки и опустил ноги в воду. Но вскоре ему захотелось искупаться.

Быстро стянув рубашку, джинсы и трусы, Коул бросился в воду. Стараниями отца бывшая запруда за минувшие годы превратилась в большой прекрасный пруд. Коулу вспомнилось немало счастливых минут, проведенных здесь с отцом… и с Эллисон.

Он видел Эллисон на похоронах. Она была рядом со своим отцом и почти не общалась с Коулом. Когда он уезжал в августе с ранчо в колледж, ему ужасно не хотелось расставаться с ней. И это раздражало его, потому что он не желал, чтобы кто бы то ни было имел над ним власть. Даже Эллисон.

Вот и сейчас он избегал ее, чувствуя, что слишком уязвим.

Коул долго плавал, пока его мускулы не стали дрожать от усталости, а боль во всем теле не вытеснила навязчивые мысли из головы. Лишь почувствовав, что сил больше нет, он встал ногами на дно и пошел к берегу.

Только тогда он заметил Эллисон, скромно сидевшую рядом с его одеждой.

— Я так и знала, что ты здесь, — сказала она, увидев, что он ее заметил.

— А что ты здесь делаешь?

— Я беспокоилась за тебя.

— Не стоит. Я могу и сам о себе побеспокоиться.

Он стоял в воде по пояс.

— А я и не говорю, что не можешь. Она явно не собиралась уходить. Обеими руками он откинул волосы с лица.

— Видишь ли, Эллисон, я, мягко говоря, не одет для беседы. Почему бы нам не встретиться попозже дома, в спокойной обстановке?

— Ты не сможешь мне показать ничего такого, чего я еще не видела, — сказала она, неуверенно улыбнувшись.