Я потянулась за пакетом картофельных чипсов на столе. Тобиас говорит: «Просто отлично, Клэр. Не забудь надеть портки в обтяжку — на голое тело, без трусов; не исключено, что ты еще будешь ездить стопом и, как байкерская телка, трахаться в фургонах с незнакомцами».

Я проигнорировала этот комментарий, потому что, потянувшись за чипсами, обнаружила за пакетом пузырек лака для ногтей «Гонолулу-Чу-Ча». Ну дела.

Я взяла пузырек в руки и уставилась на этикетку. Тобиас улыбнулся, а у меня отключились мозги, а потом возникло жуткое такое ощущение — как в ужастиках, которые Дег рассказывает: когда человек едет один в «крайслере-К-каре» и внезапно понимает, что под задним сиденьем спрятался бродяга-убийца с удавкой.

Я схватила туфли и стала их надевать. Затем куртку. Буркнула, что мне пора идти. Вот тут-то Тобиас и принялся хлестать меня своим медленным раскатистым голосом: «Ты ведь такая возвышенная, Клэр! Ждешь со своими тепличными недоделанными друзьями прозрения в пальмовом аду? Так вот что я тебе скажу. Мне нравится моя работа в этом городе. Нравится, си деть в кабинете с утра до ночи, и битвы умов нравятся, и борьба за деньги и престижные вещи, и можешь считать меня полным психом».

Но я уже направлялась к двери и, проходя мимо кухни, мельком, но очень ясно увидела в дверном проеме пару молочно-белых скрещенных ног и облачко сигаретного дыма. Тобиас, последовавший за мной в прихожую, а потом к лифту, едва не наступал мне на пятки. Он не унимался: «Знаешь, когда я впервые тебя встретил, я подумал, что наконец-то мне выпал шанс узнать человека выше меня. Развить что-нибудь возвышенное в себе. Так вот — нах… возвышенное, Клэр. Не хочу я этих ваших прозрений. Мне надо все и сейчас. Я хочу, чтобы злые грудастые девки били меня по голове ледорубами. Злющие удолбанные девки. Можешь ты понять, как это здорово?»

Я нажала кнопку вызова лифта и уставилась на двери, которые, похоже, не собирались открываться. Он отпихнул ногой одну из увязавшихся за нами собак и продолжил тираду:

«Я хочу, чтобы жизнь была боевиком. Хочу быть паром из радиаторов, который ошпаривает цемент на автостраде Санта-Моника после того, как тысячи машин столкнулись и взгромоздились друг на друга, и чтоб на заднем плане, из динамиков всех этих разбитых тачек, ревел кислотный рок. Хочу быть человеком в черном капюшоне, включающим сирены воздушной тревоги. Хочу, голый, обветренный, лететь на самой первой ракете, которая мчится разнести на х… все до единой деревушки в Новой Зеландии».

К счастью, двери наконец открылись. Я вошла внутрь и молча посмотрела на Тобиаса. Он продолжал прицеливаться и палить: «Да иди ты к черту, Клэр. Ты со своим взглядом сверху вниз. Все мы декоративные собачонки; только случилось так, что я знаю, кто меня ласкает. Но учти — чем больше людей вроде тебя выходят из игры, тем легче победить людям вроде меня».

Дверь закрылась, и я лишь помахала ему на прощание, а когда начала спускаться, почувствовала, что слегка дрожу, но убийца под задним сиденьем исчез. Наваждение меня отпустило, и когда я спустилась в вестибюль, то уже поражалась, какой же безмозглой обжорой я была — не могла наесться сексом, унижением, псевдодрамой. И я тут же решила никогда больше так не экспериментировать. Все, что можно сделать с тобиасами этого мира, — вообще не впускать их в свою жизнь. Не соблазняться их товарами и услугами. Господи, я почувствовала только облегчение — ни капли злости.

Мы оба обдумываем ее слова.

— Съешь пирожок с сыром, Клэр. Мне нужно время, чтобы все это переварить.

— Не-а. Не могу есть, не тянет. Ну и денек. Да, кстати, сделай одолжение… Не мог бы ты завтра, перед моим возвращением, поставить в вазу цветы? Ну например, тюльпаны? Мне они понадобятся.

— О! Означает ли это, что ты вновь переселяешься в свой домик?

— Да.

Сегодняшний день — редкостный метеорологический феномен. Пыльные торнадо обрушились на холмы Тандерберд-Коув в долине, где живут Форды; все города пустыни — на чрезвычайном положении, ибо возможно внезапное наводнение. В Ранчо-Мирадж олеандровая живая изгородь оказалась дырявым ситом — теперь колючая взвесь из перекати-поля, пальмовых листьев и высохших стаканчиков от мороженого «Ням-ням» бомбардирует стену детской клиники имени Барбары Синатра. И все же воздух теплый и вопреки здравому смыслу светит солнце.

— С возвращением, Энди, — кричит Дег. — Вот такая погода была здесь в шестидесятых. — Он зашел в бассейн по пояс и что-то собирает сетью с поверхности воды. — Ты только посмотри на это небо — большое-пребольшое, а? И знаешь еще что — пока тебя не было, наш хозяин польстился на дешевизну и купил с рук покрытие для бассейна. Смотри, что из этого вышло…

А вышло следующее: пузырчатая пластиковая пленка, пролежавшая много лет на солнце в испарениях гранулированной хлорки, не выдержала; органическая смола покрытия начала разлагаться, выпуская в воду тысячи изящных, трепещущих пластиковых лепестков, прежде заключавших в себе пузырьки воздуха. Любопытные собаки, постукивая золотистыми лапами по цементному бортику бассейна, смотрят на воду, нюхают, но не пьют, потом косятся на ноги Дега, вокруг которых шныряют мелкие чешуйки гниющего пластика, — при виде этого мне вспоминается один апрельский вторник в Токио и лепестки, падающие на землю с отцветающих вишен. Дег рекомендует собакам отвалить — ничего здесь съедобного нет.

— Спасибо, не хочу смотреть. Наслаждайся сам. Слышал, что произошло с Клэр?

— Что она избавилась от мистера Слизняка-ЛТД? Да, она утром звонила. Должен заметить — я восхищен романтическим духом этой девушки.

— Да, она просто прелесть, это точно.

— Она вернется сегодня часов в одиннадцать вечера. К завтрашнему дню мы тебе сюрпризик заготовили. По нашему разумению, тебе понравится. Ты ведь никуда завтра не собираешься?

— Нет.

— Отлично.

Мы говорим о праздниках и том, что они по определению не способны доставить человеку радость; все это время Дег трудолюбиво гоняет воду через сеть. О Шкипере и «астон-мартине» я пока не спрашиваю.

— Знаешь, я всегда думал, что пластик неистребим, а он, оказывается, гниет. Да ты смотри, смотри — это же замечательно. И знаешь, я тут еще придумал, как избавить мир от плутония — без всякого риска и навсегда. Пока вы себе шлялись, я работал головой.

— Рад слышать, что ты разрешил крупнейшую проблему современности, Дег. Почему-то мне кажется, что ты сейчас об этом расскажешь.

— Какая проницательность. Итак, надо сделать вот что… — Ветер гонит комок лепестков прямо в сеть Дега. — Собираем весь плутоний, который валяется под ногами, — все эти глыбы, которыми на атомных электростанциях двери подпирают. Глыбы обливаем сталью, как драже «Эм энд Эм» — шоколадом, а потом загружаем ими ракету и запускаем ее в небо. Если запуск не удается, собираем конфетки и — вторая попытка. Но с ракетой-то ничего не случится, и плутоний улетит прямо к солнцу.

— Красиво. А что, если ракета упадет в воду и плутоний затонет?

— А ты запускай ее в сторону Северного полюса, и она приземлится на лед. А затонет — пошлем подводную лодку и поднимем его. И все дела. Бог мой, какой я умный.

— Ты уверен, что это еще никому не приходило в голову?

— Кто его знает. Но на данный момент это все равно самая блестящая идея. Кстати, ты сегодня мне помогаешь на большом приеме у Банки Холландера. Я внес тебя в список. Будет прикольно. Разумеется, если ветер до вечера не разнесет все наши дома в щепки. Боже, ты только послушай, как они скрипят.