Почти что как председателю Союза писателей Александру Фадееву жить после ХХ съезда партии с кровью казнённых писателей на руках. Как певцу большевицких "Кортиков" Анатолию Рыбакову нести груз ответственности за воспевание октябрьской революции.

Добавляет масла в огонь Мартын Ганин. Конечно же, не просто талантливый поэт и прозаик Светлана Василенко посмела с иронией отозваться о прозе Гамаюн, а прежде всего сам "первый секретарь правления Союза российских писателей Светлана Василенко разразилась у себя в блоге гневной филиппикой, в том смысле, что премию дали повести Гамаюн "Безмолвная жизнь со старым ботинком", а надо-то было – повести Эргали Гера "Кома". Эмоции у первого секретаря правления бьют через край: "самоварное золото приняли за настоящее", "произошла страшная подмена и обман" и ещё сорок бочек арестантов. Разумеется, нашлось довольно много желающих поддержать госпожу первого секретаря; круги разошлись по воде мгновенно (блогосфера же); и уже на следующий день писательница Гамаюн прислала писательнице Василенко письмо, что, мол, от премии она отказывается…"

Перепугали бедную Гамаюн, девочка решила: точно, завтра пытать начнут, ногти выдирать. Еще бы, сам первый секретарь осудил её повесть.

Поразительно, что при этом Мартын Ганин признает правоту Василенко: "Эргали Гер – хороший писатель, "Кома" – совсем неплохая повесть… "Жизнь со старым ботинком" Гамаюн и слабее, и более рыхлая, и что такое сюжет, она не очень понимает. Но, по правде сказать, на то она и молодой автор…"

Чёрт побери, но если присуждается не возрастная премия, а литературная, какое мне дело до возраста и других особенностей личности Ульяны Гамаюн. Ганин чёрным по белому пишет, что повесть Гамаюн слабая и более рыхлая, чем повесть другого претендента Эргали Гера, так почему же надо премию давать более слабой повести? Ну и логика у либеральных критиков. Далее критик вновь переходит к так называемому первому секретарству Василенко: "Я всё время пишу "первый секретарь" не в смысле уничижительного риторического приёма, а потому, что это отношение к литературе как к сырью, материалу, из которого изготавливается политическая и социальная критика, – это та самая родовая черта российских литературных функционеров, которая делает их писательские союзы, их премии и их книги не имеющими никакого отношения к собственно литературе. Ульяну Гамаюн можно упрекнуть в чём угодно: проза и правда вычурная; продираться сквозь громоздкие эпитеты трудновато. Но не это вызывает у госпожи первого секретаря и компании такое остервенение…" Что же такое, по мнению Ганина, вызывает остервенение у первого секретаря: "в ЖЖ-дискуссии её (Гамаюн – В.Б.) называют графоманом, противопоставляя Сенчину, который-де не графоман. Наверняка не графоман – они с Василенко, Гуцко и прочими "членами Союза российских писателей" литературу эту ненавидят, придушили бы её собственными руками, а потом пошли бы со спокойной душой заседать в Правление, обсуждать беды многострадального отечества языком Кочетова и Бабаевского…"

Это какой-то дурной натальеивановский-мартыноганинский сон. Они будто по-прежнему сидят если не в фадеевском, то в георгиемарковском Союзе писателей.

Проснитесь, сегодня уже десятые годы двадцать первого века. Кому какое дело нынче, члены каких союзов Гуцко, Сенчин и сама Василенко? Я и со своим-то руководством Союза писателей России всё время в контрах, но оно всё-таки хоть какую-то реальную власть, прежде всего в провинциальной России, имеет, и во многие кабинеты вхоже. А уж какого Союза секретарь Светлана Василенко, я и знать не знаю. Про Сенчина, Гуцко и других молодых талантливых прозаиков вообще не знаю, члены ли они какого-то Союза, и нужен ли он им. Иванова с Ганиным не иначе как белены объелись, какое сегодня читателям дело до секретарей или членов того или иного союза, пивоваров ли, коллекционеров, или общества тайных алкоголиков.

Я знаю талантливого прозаика Светлану Василенко, которая несравненно способнее, чем Ульяна Гамаюн. Прислушались бы просто к мнению яркого прозаика из их же, кстати, либеральной среды.

Да и поддержавший Василенко Юрий Буйда – несравненно более значимая в литературе фигура, нежели Сергей Костырко, Мартын Ганин и другие яростные защитники повести Гамаюн. Неужели мнение ведущих современных прозаиков Василенко, Буйды, да и того же Эргали Гера, которого тоже вынудили влезть в полемику, ничего для ведущих журналистов "Знамени" и "Нового мира" не значит? С каких пор мнение известных прозаиков, тем более высказанное всего лишь в дневниковом Живом Журнале, приравнивается к травле, клевете и доносу? Даже если бы они тотально ошибались, кому нынче до этого дело?

Чего ради нынче вдруг педалируется неведомое секретарство и даже просто членство в мало значащем писательском союзе? Что, эти секретари имеют государственные особняки с охраной, громадные денежные фонды, или хотя бы доступ к тем или иным издательствам? И в том же "Знамени" или "Новом мире" печатают Василенко или Гера исключительно благодаря их членству и секретарству? Полная чушь.

Чем же напугала так интернетовская запись ведущих сотрудников либеральных журналов? Может, и впрямь, дело в том, что кто-то пошёл поперёк продуманной политики либеральных толстых журналов? Кто-то высказался против воли всесильных спонсоров?

Но надо ли под старость лет губить собственные репутации? Всё равно рано или поздно все узнают, и кто такая Ульяна Гамаюн, и почему вокруг её повести ломается нынче столько копий. Поневоле слушок пойдёт про междусобойчик, про журнальную очерёдность и заранее продуманные решения. Иначе реплика в ЖЖ не вызвала бы осуждающих откликов с целый детективный роман. Этот таинственный мистический шквал защитников и создал явно запутанную ситуацию.

Иванова из "Знамени", как куратор премии Белкина, поддержала повесть при премировании, Костырко из "Нового мира" причастен к её печатанию. (Замечу, что повесть при этом явно не "новомировская" по своей витиеватости, жеманности и так далее, но с кем не бывает…) Кто-то (Василенко ли, Бондаренко ли, Гуцко или Огрызко – не иначе хохляцкая мафия!!) её осудили, и саму повесть, и присуждение премии. Тоже вполне логично. И даже неожиданный отказ от премии неведомой писательницы – всё это обычный литературный процесс. Всё правомерно.

Кто и зачем придумал жертву травли? В чём эта травля заключается? Как когда-то высказалась Анна Ахматова о ссылке Бродского: кто-то создает ему славу.

Но стоит ли Гамаюн начинать писательский путь с такой шумихи, если и впрямь она реально существует? Вспомним Бориса Пастернака: "Позорно ничего не знача, быть притчей на устах у всех"? Выдержит ли неведомая птица Гамаюн этакий фейерверк? От излишней пиротехники и сгореть заживо можно. Неужели не чувствуется пошлость всей этой разыгранной мистификации? Жизненный вариант "Козлёнка в молоке" Юрия Полякова. Но пройдёт время, как-то надо будет всем участникам отыгрываться – и чем?..

Я искренне рад, что во всей этой развернувшейся широкомасштабной игре не принимает участия блестящий библиограф Андрей Василевский. Вся эта история явно не для его литературной летописи. Хотя, соглашусь с ещё одним членом нашей хохляцкой мафии Юрием Буйдой: "Претензии тут не только к тексту Гамаюн, но и к редакторам "Нового мира", которые мало того что напечатали это упражнение, так ещё и добились его премирования, тем самым опустив планку вкуса до нуля – "скрывая тугое брюшко аморальности и плоский зад конформизма".