Из-за елок выскочили трое. Впереди без шапки бежал профессор Паверман. Фонарь был у него в руках, и яркая игла снова остро кольнула Юру и Женю в глаза.

— Вы никого не видели? — закричал профессор, подскакивая так близко, что Женя, загородившись рукой от яркого света, все же увидела его почти безумные глаза. — Никого не встречали здесь, в лесу? Ну! Что же вы молчите? — Он явно их не узнавал.

— Нет, — сказал Юра, не понимая, что произошло. — Мы не встретили ни одного человека…

— А-а!.. — Профессор Паверман сморщился, как от зубной боли. Его длинные руки возмущенно взметнулись вверх и тотчас бессильно упали. — Разве я говорил о человеке? Ну, а собак не встречали? Собаку, собаку! Одну собаку, понимаете?

— Нет, — медленно сказал Юра. — Мы не видели и собак.

— Вы могли ее не заметить… — Профессор хватал за руки то Юру, то Женю, заглядывая им в глаза. — Она вся черная. Но, может быть, лай, визг… Что-нибудь! Нет, я сойду с ума! Мы ищем ее вторые сутки! Если бы вы только поняли…

— Осторожнее! — негромко сказал один из стоящих сзади.

— Вы меня не узнали, я Сергеев, — поспешно сказал Юра. — Недавно работаю у вас. Эта девушка — Козлова, сотрудница профессора Шумило. Очевидно, пропала Детка? Неужели состоялся опыт?

— Вы Сергеев? — кинулся к нему ученый. — Ну да! Конечно! Вам я могу сказать, что опыт с Деткой удался! (Стоящие сзади, словно по команде, одновременно крякнули неодобрительно.) Но все погибло, если мы не найдем собаку, причем как можно быстрей… Вы помните, как она выглядит?

— Конечно…

— Такса. Черная. Звали — Детка, — упрямо забормотал профессор. — Возраст — немногим более одиннадцати месяцев. Очень ласковая. Любит переваливаться на спинку, чтобы ее почесали… — Паверман вдруг всхлипнул. — Простите… Не могу… Я с ней работал четыре месяца…

Он рванулся вперед, в угольную темноту.

— Детка! Детка! — громко кричал он срывающимся от сдерживаемых слез голосом.

— Что надо делать? — спросила Женя.

— Быстрее в городок, — бросил Юра. — Не понимаю, почему профессор очутился здесь. Детку должны были встретить на пустыре за Майском…

В один из самых обыкновенных дней знаменитый Лёня Бубырин, парень, поймавший летающую картофелину, человек, в общем, веселый, выглядел крайне озабоченным и удрученным. Ни мать, ни отец, ни тем более учителя не смогли бы разобраться в причинах забот и скорби Бубыря, и, уж конечно, не стоило ждать от них сочувствия. Дело в том, что через два дня должна была состояться решающая игра между их домом и третьей сборной соседней улицы, а шайбы до сих пор не было!..

То есть шайба еще не так давно была, довольно хорошая шайба из старой автомобильной шины. Правда, у нее были особенности: в то время как нижняя часть шайбы была совершенно гладкой, верхнюю бороздили твердые, несгибаемые шинные рубцы. Но ребята приспособились к этим особенностям и знали, когда какой стороной лучше кидать шайбу.

Немногие команды имели такую шайбу. Собственно говоря, она почти не отличалась от настоящей, и Пашка Алеев, который сам добыл где-то кусок старой шины и сам вырезал эту замечательную шайбу, уверял, что шайба, которой играет первая команда непобедимого «Химика», будет даже малость полегче.

Ну, а теперь у команды П. Алеева шайбы не было, и случилось это по вине Бубыря, чего он и сам не отрицал.

Да, вина была его. И произошло все так случайно, так глупо…

Они проводили во дворе товарищескую игру. Вес шло отлично Лёня, как всегда, стоял на воротах. Это был непрошибаемый вратарь! И на этот раз, как противники ни старались, они так и не могли открыть счет. Неожиданно к воротам вырвался сам Пашка Алеев. Все остались позади, а он мгновенно оказался перед замершим Бубырем и метнул шайбу в левый угол ворот. За какую-то ничтожную долю секунды до броска Бубырь разгадал, куда Пашка бросит шайбу, и рванулся в левый угол одновременно с шайбой. Бубырь не мог объяснить, почему так происходило. Словно какая-то сила толкала его туда, куда нужно. Он принял шайбу на свою широкую, прочную клюшку, сделанную из дубовой клепки. Непробиваемый вратарь и на этот раз оказался сухим! Пашка даже один на один с вратарем не смог забросить шайбу!..

Но случилось ужасное. Отскочив от клюшки, шайба угодила не то в щеку, не то в нос одному старику, который жил на четвертом этаже с двумя взрослыми дочками и в этот момент проходил мимо.

Старик что-то пробормотал, что именно — осталось неизвестным, и, подняв шайбу, вошел в свой подъезд. Сколько ни ныли потом ребята под дверьми, сколько ни стучались, ни скреблись, ни бросали снегом в темное окно, все было кончено. Шайба к ним не вернулась. Лишь на второй день, жалобно всхлипывая, растирая несуществующие слезы на своей толстой и румяной, очень похожей на колобок физиономии, Лёня выведал у одной из дочек старика, что шайба была брошена в помойное ведро, а оттуда попала в мусорный ящик.

Нелегко было среди бела дня и в то же время в глубокой тайне от домашних и от всех окружающих тщательно исследовать содержимое мусорного ящика. Но это было сделано! Не замечая вони, ребята палками разгребли по кусочкам все, что было в ящике, но шайбы там не оказалось… Может быть, мусорщики раньше очистили ящик, может быть, все выдумала хитрая дочка, но шайбы не было…

Несколько дней пытались играть чем попало. На свалке комбината среди всяких любопытных предметов нашлись разъеденные кислотой резиновые пробки. Их набрали больше сотни, но все они оказались слишком малы! Была перепробована масса различных предметов — кусок дерева, банка из-под ваксы, набалдашник от трости, старая мыльница, сломанный кубарь, замерзшее лошадиное яблоко, — но все это было не то! Игра как-то не клеилась. И вот тогда перед Бубырем была поставлена задача: достать любой ценой новую шайбу!

После того как очередное лошадиное яблоко от удара клюшкой разлетелось навозными крошками, Пашка пододвинулся к Бубырю и негромко, но очень внятно сказал:

— Чтоб завтра была шайба! А не то, знаешь…

Это Лёня знал: будут бить. Он и то удивлялся, что его так долго не трогали.

Вечером, после того как уроки были сделаны, он уселся на пол в самом уютном месте — между тумбой письменного стола и платяным шкафом — и принялся размышлять. План у него был, но как этот план исполнить?

Дело в том, что в корзине в углу коридора хранилась масса старой обуви, которую мама еще не решалась выбросить. На папиных ботинках, совершенно негодных, были замечательные каблуки литой резины. По Ленькиным расчетам, такой каблук, конечно аккуратно отодранный от ботинка, был бы великолепной шайбой.

Но между идеей и ее осуществлением было столько препятствий! Сидя в своем углу, Лёня вспоминал, как папа рассказывал маме о том, сколько трудов ему стоило провести в жизнь свое изобретение. «Куда легче изобрести, чем внедрить!» — повторял папа с ожесточением, и сейчас Лёня понял, что это совершенно правильно.

Если обо всем честно рассказать маме и попросить ее отдать хотя бы один каблук, немедленно выяснится, что это еще хорошие ботинки, что они очень нужны, что мама собиралась со дня на день отдать их в ремонт и тому подобное. Стащить этот никому не нужный башмак было бы легче всего, но Лёня давно установил, что стоило тронуть любую вещь — и мама, совершенно непонятно каким образом, сейчас же об этом узнавала. Для того же, чтобы найти этот ботинок, придется наверняка перерыть всю корзину: ведь чем вещь нужнее, тем дальше она лежит…

Несмотря на все опасности, был избран вариант похищения. Оно состоялось в ближайший вечер, когда папа и мама ушли в клуб на спектакль, а старшая сестра, вместо того чтобы сидеть над уроками, воспользовалась неожиданной свободой и удрала к подругам.