— В какой-то степени вас извиняет то, что вы на островах новичок, — холодно сказал директор. — Визит Крэгса — событие первостепенной важности. Зачем он приезжал?

— Сообщил, что королевство Бисса готово признать Советский Союз…

Впервые директор соблаговолил слегка улыбнуться.

— Что вы ему ответили?

— Что не полномочен решать такие вопросы…

— И он ушел?..

— Сказав, что свяжется с вами…

— Зачем?

— Чтобы вы помогли получить документы на поездку в СССР по приглашению академика Андрюхина…

— Вот как! — обронил директор. — Значит, Крэгс решил все-таки ехать… Немедленно установите, где он сейчас. Разыщите его или хотя бы Хеджеса.

Результатом всего этого, к величайшему удивлению Василия Ивановича, было то, что уже на пятые сутки король Биссы Крэгс и его премьер-министр Хеджес получили въездные визы и отбыли с неофициальным визитом в Советский Союз.

В этот день Юра Сергеев только что пришел из второго цеха и, плюхнувшись на стул не раздеваясь, соображал, бежать ли ему в пионерский клуб, или по общежитиям, или к главному инженеру, или поговорить с ребятами о ближайшем хоккее, или же, прихватив таинственную телеграмму, шкатулку и летающую картофелину, идти в партком. В эту минуту на столе затрезвонил неугомонный телефон.

— Сергеев?.. — услышал Юра незнакомый мужской голос, густой, звонкий и как будто насмешливый.

— Да.

— Нам с вами суждено вскоре познакомиться. Вы как, храбрый парень?

— А что, будет здорово страшно?

— Будет, — весело и твердо пообещал голос.

— Давай, — усмехнулся и Юра, соображая, кто это его разыгрывает.

Вдруг он насторожился. А что, если этот незнакомый бас имеет прямое отношение к картофелине и ко всему непонятному, что происходит в последнее время?

Между тем голос продолжал:

— Как насчет силенки?

— Подходяще.

— Ну да! Говорят, левой жмете восемьдесят?

— Нужно — и девяносто выжмем… — Юра никак не мог понять, кто это говорит.

— Неплохо! А сумеете отличить счетчик Гейгера от пишущей машинки?

— Отличу… — Юру трудно было вывести из равновесия.

— Есть такое чудное выражение — рисковый парень… — продолжал голос. — Так вот, рисковый ли вы парень? Любите ли неожиданности, приключения, риск?

— Ага, — согласился Юра, вслушиваясь.

— Одно достоинство очевидно: немногословен. Итак, сверим часы. Если не ошибаюсь, семнадцать минут второго?

Незнакомый голос прозвучал неожиданно серьезно, и Юра невольно взглянул на часы. Было двадцать минут второго.

— Ваши спешат, — решил голос. — Как вы передвигаетесь?

— Передвигаюсь? — не понял Юра.

— Ну да! Что вы делаете, если вам из точки А нужно перебраться в точку Б?

— Иду, — сказал Юра и, подумав, добавил: — Пёхом.

— В таком случае, жду вас ровно через двадцать минут на Мичуринской, одиннадцать, третий этаж…

Тотчас слабо звякнул отбой.

Юра положил трубку и, недоумевая, пожал плечами. Не очень остроумно… Странный розыгрыш. Он ожидал, что будет интереснее… И вдруг Юра сообразил, что на третьем этаже дома № 11 по Мичуринской улице помещается горком комсомола. Здравствуйте! Час от часу не легче… Что все это значит?

Он позвонил в горком. Трубку взяла Вера Кучеренко, второй секретарь.

— Здорово! Кто меня вызывал? — спросил Юра.

— Не знаю. — Голос у нее был тоже с усмешкой и полный недомолвок.

— Так что ж, идти? — спросил он, ничего не понимая.

— Смотри, — сказала она очень строго и повесила трубку.

Ну, это уж было совсем ни на что не похоже! Делать им там нечего, что ли? Он взглянул на часы: прошло три минуты. Тогда он рывком запихнул в стол все бумажки, сунул в свой хоккейный чемоданчик картофелину и шкатулку, щелкнул ключом и вылетел из комнаты, на ходу застегивая пальто и нахлобучивая шапку.

Денек был пасмурный, на редкость теплый для зимы. Юра мчался, разбрызгивая хмурые лужи на тротуарах, скользя в новых сапогах и поглядывая на встречные часы.

У подъезда горкома стояла низкая могучая машина — «Стрела», последняя модель. Юра пробежал было мимо, но что-то заставило его оглянуться. Он пристальнее взглянул на номер, запорошенный снегом… АГ-72-11! Номер машины, которая стояла у книжного магазина. Тогда в нее сел тот незнакомец. Сейчас в машине не было никого. Юра обошел ее вокруг, подергал ручку; машина была заперта. Он постоял, потом отошел от машины и снова вернулся. Ему не хотелось уходить… АГ-72-11… Что-то еще всплывало в памяти… Картошка! Ну да, уцелевшие буковки на картошке!

…У Юры оставалось четыре минуты, когда он взбежал по ступенькам трехэтажного дома, где размещались горком партии, горисполком и горком комсомола. На третий этаж Юра поднялся не спеша, привычно приводя в порядок дыхание.

Он уже миновал редакцию «Майской правды», когда впереди по коридору со звоном распахнулась стеклянная дверь из кабинета Веры Кучеренко и навстречу Юре легкой, как будто танцующей походкой двинулся удивительно знакомый человек. У него было продолговатое смуглое молодое лицо и длинная темная борода. Он был безусловно красив своеобразной, яркой, цыганской красотой. Меховую шапку-ушанку он надвинул так низко, что брови сливались с мехом. Из-под шапки смеялись коричневые, с искоркой, совсем еще мальчишечьи глаза. Он был невысок, но легкость и стройность, которых не могло скрыть и широкое пальто, делали его выше. Когда его яркие, любопытные, веселые глаза встретились с глазами Юры, тот невольно приостановился.

— Сергеев? — Юра тотчас узнал густой и звонкий голос, звучавший в телефонной трубке. Поняв, что не ошибся, человек протянул руку: — Ну, здравствуйте. Я Андрюхин.

Представьте, что в том самом обычном, исхоженном вдоль и поперек коридоре, где вам приходится бывать ежедневно, встречается смутно знакомый человек, который запросто протягивает вам руку и говорит: «Здравствуйте, я Ломоносов», причем вы сразу понимаете, что перед вами не однофамилец, не дальний родственник, а настоящий Михайло Васильевич!.. Представьте это, и тогда сможете понять, что испытал Юра. Имя академика Ивана Дмитриевича Андрюхина было так же всемирно известно, как имя Ивана Петровича Павлова или Альберта Эйнштейна. И встретить его вот так, в коридоре горкома комсомола, да еще услышать, как он называет вашу фамилию, было, конечно, чудом.

— Аккуратен. Любопытен. Здоровенный мужик! — говорил Андрюхин, с удовольствием поглядывая на крутые плечи Юры, выпиравшие и сквозь пальто, на его крупную круглую, как чугунное ядро, голову, на широкое, сейчас красное, потное, растерянное лицо. — А я ваш старинный поклонник! Когда на южной трибуне орут уж очень громко «Бычок!», так это я! Чудесно играете! Не только клюшкой, но и мозгами шевелите.

И, подхватив его под руку, Андрюхин с неожиданной силой поволок слегка упиравшегося от смущения и неловкости Юру в кабинет Веры Кучеренко.

— Я его заберу сейчас же, — заявил Андрюхин, вталкивая Юру в кабинет. — Хотя он и сопротивляется…

— Как — сопротивляется? — Вера вспыхнула. Ясно было, что она нервничает и смущена не меньше Юры. — Ты что же, не понимаешь, какое нам оказано доверие? Академик Иван Дмитриевич Андрюхин лично прибыл сюда, чтобы именно из нашей городской организации выбрать самого подходящего парня. Это дело чести всей комсомольской организации города!

Андрюхин сморщился, как от зубной боли:

— Я пошутил, родная, пошутил!.. Все в порядке! Зачем так официально? И, если хотите дружить, не смотрите на меня, как на памятник. Это, знаете, довольно противно — ощущать себя памятником… Значит, мы едем?

— Конечно, Иван Дмитриевич! — Вера вышла из-за стола, не глядя на Юру, еще не проронившего ни слова. — Он просто обалдел от радости! — сказала она. — Я позвоню на комбинат, там побудет пока его заместитель…

— Простите, вы приехали на «Стреле»? — перебил Юра.