И так почти каждый вечер: Горностай рассказывает, а друзья его слушают.

А поблизости, на Маньяшинском кургане, Крыса жила. Завидно ей было, что Горностай успел и побыть везде, и друзьями обзавестись в роще, а вот она, Крыса, и давно здесь живёт, а дружить с ней никто не хочет.

И задумала Крыса выжить Горностая из рощи.

«Хоть и повидал он много, но ведь не по небу и он ступает, всё по той же земле, и его запросто подкузьмить можно, если взяться за это с головой».

И взялась Крыса. Проведала, что в Осинниках Беда на ночь остановилась, прибежала к ней. Отыскала её в малиннике. Дёрг дёрг за рукав.

Спала Беда. Открыла глаза, спрашивает:

Кому я здесь понадобилась? Что-то не разгляжу спросонья, да и месяц за тучу скрылся. Кто ты?

   —  Крыса я. Ты чего лежишь-то? Жируешь? Ты — Беда. Ты не лежать, а бедовать в наш край пришла, вот и бедуй. К Горностаю иди. Хвастался он, что почти всю землю обошёл, и никакой беды не боится.

   -  Где живёт он? — вскинула Беда брови крутые. — Веди меня к нему.

   -  Возле Маньяшина кургана живёт он. Придёшь в Горе- ловскую рощу, тебе каждый покажет. А вместе нам идти нельзя: поколотят меня потом, если я приведу тебя к нему.

При шла Беда в Гореловскую рощу. Смотрит — Заяц по просеке скачет. Окликнула его:

   —  Эй, косой, где у вас тут курган Маньяшин? Там, говорят, поблизости Горностай живёт, повидать мне его надо.

Смекнул Заяц, что Беда перед ним, и думает: «Надо выручать друга». И направил Беду совсем в иную сторону — к Ванину колодцу, а сам прямиком к Горностаю.

Перебирайся, брат, жить в другое место: Беда тебя разыскивает.

Собрал Горностай пожитки свои и перебрался в Косой овраг. Место здесь для травы ладное, почему здесь не пожить в красоте такой?

Поплутала Беда по роще, выбралась, наконец, к Маньяшину кургану, смотрит — нет Горностая. Нет так нет, не искать же его по всей роще. Да и спать хочется, в Осинниках-то недоспала. Легла под берёзу, свернулась калачиком, уснула, а Крыса вот она, теребит за плечо.

   —  Ты чего тут завязла? К Горностаю шагай. Пока ты

плутала по роще, он в Косой овраг жить перебрался. Туда иди, там он.

Рассказала Крыса, как идти надо. Пошла Беда. Выбралась к оврагу, а он—длинный и весь черёмухой зарос. Где в нём искать Горностая?

Мимо Сова летела. Окликнула её Беда:

   —  Эй, Сова, большая голова, где у вас тут Горностай живёт? Повидать мне его надо.

Смекнула Сова, что Беда перед ней, думает: «Надо выручать приятеля». И направила Беду совсем в иную сторону — к кусту ракитовому, а сама к Горностаю поскорее полетела: - Перебирайся, брат, жить в другое место. Беда по оврагам ходит, тебя разыскивает.

Собрался Горностай поскорее и побежал к сосне с кривым сучком, возле неё решил поселиться. А Беда поискала его, поискала в Косом овраге, не нашла. Легла под куст шиповника, уснула. А Крыса, вот она уже, теребит за плечо.

   —  Ты чего вытянулась? Никакого в тебе радения нет. Не зря говорят, что трутню и в будни праздник. К Горностаю иди. Пока ты плутала по оврагу, он к сосне с кривым сучком перебрался. Там и найдёшь его. Иди и помни: прытка блоха, да вязнет в пальцах.

   —  Нет, — вскинула Беда брови крутые, — хоть и ладно ты баюкаешь, да сон не берёт. Никуда я не пойду. И велик у меня кулак, да плечо узко — не размахнуться. Не найти мне Горностая: приятелей у него много, не ту дорогу указывают. Обезножела.

Ну, затарантела, таранта, поехала. Конечно, врать — не мякину жевать, не подавишься. Но ты к нам в рощу не лежать, а бедовать пришла, вот победуй. Иди к Горностаю.

   —  Чтобы опять встретить кого-нибудь из его друзей

и на смех себя выставить: искать там, где не найти никого! Хватит, досыта набродилась. Время теряю, а дела нет. Я лучше у тебя поселюсь, в твоей норе бедовать буду. Мне ведь всё равно бедовать где. ' .

Ох, как услышала это Крыса, так и кинулась бежать, дане успела: Беда её за хвост схватила. И с той поры так и бегает за Крысой, за хвост её держится. Оттого у Крысы н хвост длинный, что она на нём Беду за собой таскает

Пришла осенью в Гореловскую рощу Беда погостить. Пока шла, притомилась. Упала на ворох опавших листьев, лежит отдыхает. Слышит—два Ежика неподалёку под осинкой разговаривают. Прислушалась — о ней говорят.

   —  Опять носом хлюпаешь? — говорит один. — Поглядел бы ты на себя, на кого ты похож стал: кожа да кости, глаза провалились. Будет слёзы-то лить.

   —  Так вёдь Беда у меня в гостях побывала, — отвечает ему другой Ежик. — Осинку на крышу моего домика повалила, того и гляди, обвалится домик мой.

   —  Так это когда случилось-то? — говорит первый Ежик. — Весной ещё, а сейчас вон зима лечь собирается. А ты всё хлюпаешь. Другой бы домик давно построил, раз судьба твоя сложилась так. Нужно уметь сильнее любой беды быть, не то навалится она на тебя и придавит к земле.

   —  Хорошо тебе советы давать, — говорит второй Ежик. — Тебя Беда стороной обходит, а села бы она тебе на плечи, узнал бы тогда.

   —  Где бы села, там и слезла, — отвечает первый Ежик.— На моих плечах ей долго не усидеть. Беда, она слабых любит. Она едет на том, кто её везёт. Возле меня ей делать нечего. Я не ты, слезами её поить не буду.'

Лежала Беда, слушала Ежика и думала: «Хвастун какой. Ну погоди, окорочу я тебя, другим голосом запоёшь. Расхрабрился. Ну что ж, посмотрим, кто из нас сильнее...»

И тут же прикинулась Беда Крысой — Беда кем угодно прикинуться может. Пошёл Ежик домой, догнала она его.

   —  Погоди, — говорит, — слово у меня к тебе есть. С товарищем ты тут говорил, а я слышала. Скажи, успокаивал ты его или и впрямь тебе никакая беда не страшна?

   —  А чего мне её бояться, — отвечает Ежик. — Я так сужу: не сама беда страшна, страшны мысли о ней. Если ты к страшной беде да прибавишь страшные мысли, считай — пропал ты. Рано или поздно к каждому из нас приходит беда, к одному побольше, к другому поменьше, но обязательно придёт,, никого не минует. И нужно быть готовым встретить её.

Сказал так Ежик и побежал себе домой, а Беда глядела ему вслед и думала: «Посмотрим, как ты приготовился встретить меня». Вызнала она, куда Ежик спрятал яблоки на зиму, и перехоронила их в другое место. Хватится Ежик — нет яблок, и зальётся слезами: зима надвигается, поди запасись теперь, когда отошла уже пора яблочная. Вот уж посмеётся над ним Беда.

На другой день опять прикинулась Беда Крысой, прибежала к Ежику. Смотрит — стоит он над разворованным тайничком и... смеётся.

   -  Обворовали, — говорит, — меня.

   -  А чего ж тут смешного, — говорит Беда. — Ты всё лето запасался, а кто-то пришёл и забрал готовенькое. Плакать нужно, а ты скалишься.

Не могу я плакать, — говорит Ежик. — Я как представлю себе, как вор воровать ко мне шёл, как вздрагивал и замирал при каждом шорохе, так и смех меня разбирает. Сколько он, бедняга, страху натерпелся, пока яблоки мои таскал. Уж за один этот страх ему всё простить можно.

Но ведь надо же тебе жить как-то?

Проживу. Где сам чего добуду, где товарищи помогут. Не пропаду.

Слушает Беда Ежика и думает: «Ну погоди, я тебе ещё не то сделаю...»'

И сделала: сломала у Ежика избёнку.

Вот теперь увидим, — говорит, — кто сильнее, ты или я.

Прикинулась на другое утро Крысой, прибежала к Ежику. Смотрит — сидит Ежик у поваленной избёнки, голову повесил, грустный. Остановилась перед ним Беда, посочувствовала:

   —  Горе у тебя. Больно тебе.

Думает: «Разжалоблю его сейчас, он и расплачется». А Ежик вздохнул только и говорит:

   —  Не моя печаль печалит меня. Вот сижу я и думаю: хорошо, что эта Беда на меня угодила. Я крепкий, выдержу. А свались она на соседа моего, духом упал бы он. Как по думал бы: «Зима идёт, а мне жить негде», — и стала бы его

беда во сто крат тяжелее. А меня Беде не испугать. У меня товарищей полна роща. У одного недельку поживу, у другого. Перезимую как-нибудь, а весной новый домик поставлю, ещё лучше этого. Мы, ёжики, в беде не оставляем друг друга.