Прошла вечность, прежде чем Наяда положила трубку. Когда она обернулась, вид у нее был растерянный.

– Ну? – хором спросили члены Лиги.

– Каризма…

– Ну же?!

Я с трудом поднялась со стула и сделала несколько шагов к Наяде. Казалось, ткни сейчас мою подругу пальцем – и она рухнет замертво.

– Он не приедет в Читтертон-Феллс, – хрипло пробормотала Наяда. – Дама, с которой я разговаривала, была очень вежлива, но сказала, что Каризма чрезвычайно занят. Я попробовала пронять ее библиотечным привидением, но она не заинтересовалась. Что ж, ребята, гениальная идея приказала долго жить!

Я никогда не видела Наяду такой удрученной. Единственным, кто не утратил дар речи в этот трагический момент, был Глэдстон Шип. Сложив вязание, он произнес:

– Надеюсь, миссис Шельмус, вы поверите в искренность моего сочувствия. Однако что ни происходит, все к лучшему…

– Если вы закончили проповедь, – язвительно перебил мистер Паучер, – я предлагаю собранию закругляться. Мы и так заседаем уже три часа, и у меня нет настроения обсуждать, каким узором вязать кашпо для цветов, или выслушивать всякий бред о том, как теперь быть с памятником мисс Банч.

– Сожалею, что вселил в вас ложную надежду. – Голос Лестер-Смита дрогнул, но полковник тут же сделал вид, будто закашлялся. – Мне вспомнились слова моей учительницы. Мисс Вудкок любила говорить: «Цельтесь в небо и попадете в верхушку дуба, цельтесь в верхушку дуба и уткнетесь в землю». Мы, – он обвел собрание скорбным взглядом, – целились в небо, когда понадеялись увидеть женщину, положившую жизнь за библиотечный каталог, отлитой в бронзе, но уткнулись лицом в землю. – Полковник захлопнул портфель, словно поставил точку в этой грустной истории.

Наяда Шельмус, всхлипнув, выскочила из комнаты.

– Но ведь можно как-то иначе собрать деньги, – неуверенно сказала Сильвия Бэбкок.

– Скорее уж я стану королем Сиама! – Мистер Паучер нахлобучил потертую шляпу и поплелся к двери, распространяя вокруг себя уныние, смешанное с запахом коровника.

– Надо смотреть в лицо фактам: статуя обошлась бы нам в баснословную сумму. – Сэр Роберт погладил усы. Видимо, он считал, что этот жест делает его похожим на министра в отставке. – А насколько мне известно, в нашей свинье-копилке пять фунтов и четыре пенса.

– Медная доска, – подхватила миссис Давдейл, – стала бы прекрасной данью памяти мисс Банч.

Золотые слова! Но после наших грандиозных планов обсуждать простенькую мемориальную доску уже не было сил. Члены Лиги потихоньку потянулись к служебному выходу. Привыкнем ли мы когда-нибудь к новой библиотекарше? И кто, глядя на штрафную полку, не вспомнит со счастливой улыбкой кредо мисс Банч: «Просроченная книга – первый шаг к деградации личности»? Мы с полковником Лестер-Смитом задержались на крыльце, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Полковник осведомился, не утратила ли я желания посмотреть дом, завещанный ему женщиной, чью память он так отчаянно жаждал увековечить.

– Конечно, с удовольствием посмотрю! – Я порывисто подхватила Лестер-Смита под локоть, рискуя помять ему безупречно отглаженный рукав. – Можем поехать на моей машине. А по дороге вы расскажете о своих пожеланиях: будем ли менять мебель или остановимся на косметическом ремонте.

– С тех пор как я вышел в отставку, миссис Хаскелл, я все время жил в меблированных комнатах. Мне, собственно, нечего принести в новый дом – ни подушек, ни ковриков. Ничего такого, что создает уют, у меня не водится.

– Понимаю, – сказала я, заводя машину. – Зачем обременять себя ненужным барахлом?. Легкость на подъем – одно из преимуществ холостяцкой жизни.

Вспомнив, как накануне убеждала Эвдору не тратить деньги на новую мебель для гостиной, я вдруг сообразила, что если не изменю подход к клиентам, то не заработаю даже на кофе с плюшкой.

Лестер-Смит пристегнул ремень и аккуратно примостил портфель у себя в ногах. Я уже выруливала на Рыночную улицу.

– Миссис Хаскелл, – мрачно произнес мой спутник, – боюсь, я очень долго водил вас за нос.

– Вы решили отказаться от моих услуг? – Я обогнала грузовик, только для того, чтобы резко затормозить у автобусной остановки. Из автобуса вереницей потянулись пассажиры. Столько народу не поместилось бы даже в Ноевом ковчеге!

Полковник поддернул штанины с острыми, как лезвия бритвы, стрелками.

– О нет, миссис Хаскелл, я нуждаюсь в вашем профессиональном совете. Но не откажетесь ли вы иметь со мной дело, когда узнаете, что всю мою жизнь в Читтертон-Феллс я постоянно лгал?

– У всех есть свои маленькие секреты.

Я покосилась на шевелюру Лестер-Смита, всегда казавшуюся мне необычайно густой для человека, которому перевалило за шестьдесят. Нет, не может быть, это не парик! Автобус тронулся, и я рванула вперед, включив не ту передачу. Ох, бедняга! Сейчас он признается, что присвоил звание полковника и вообще никогда не был в армии. Дабы облегчить моему спутнику признание, я была готова выложить всю подноготную о том, как нашла себе мужа через службу знакомств миссис Швабухер.

– С самого начала я внушил вам мысль, что никогда не был женат. – Лестер-Смит упорно не сводил глаз со своих коленей. – С моей подачи так думали и другие мои знакомые в Читтертон-Феллс. Однако правда заключается в том, что много лет назад я вступил в брак, закончившийся, не успев начаться.

– Господи! – Я поперхнулась смехом, едва не задавив нагруженную сумками поселянку. – Но почему вы окутали ваш брак столь глубокой тайной?

– Это чрезвычайно болезненные воспоминания.

– Ох, простите, пожалуйста! – Отпустив руль, я виновато глянула на моего спутника, а машина сама собой свернула в Птичий проезд.

– Понадобились годы, чтобы случившееся перестало причинять мне боль.

– Полковник, прошу вас, не стоит ворошить прошлое.

– Но я хочу рассказать вам, миссис Хаскелл. – Лестер-Смит поднял голову, и голос его стал тверже. – В тот вечер, когда мы вместе обнаружили тело мисс Банч, между нами возникла особая связь. Тогда вы удивили меня сочетанием мужества и сострадания, и я больше не мог относиться к вам по-прежнему. Вы перестали быть для меня просто коллегой по Библиотечной Лиге.

Беда! Сейчас он признается в любви до гроба?

– Вы стали для меня… другом, миссис Хаскелл!

– Спасибо! – На волне облегчения я плавно обогнула велосипедиста.

– И потому я хотел бы поведать вам о моей первой брачной ночи.

– Правда? – Машину словно придавило к земле, шины завизжали по асфальту.

– Я познакомился с Евангелиной в отпуске, у моего приятеля по полку. Она дружила с одной из его сестер и… Знаете, как это бывает: одна партия в теннис сменяет другую… словом, через два месяца мы с Евангелиной обручились. Во время нашей романтичной помолвки мы осмеливались лишь на пожатия рук и невинные поцелуи.

– Так и должны вести себя приличные молодые люди, – вставила я.

– Евангелина была очень скромной девушкой, миссис Хаскелл, я глубоко ее любил и потому обуздывал свою страсть. Мы поженились в ноябре, холодным непогожим днем, и на медовый месяц отправились в Брайтон. Я оттягивал момент, когда мы ляжем в постель как муж и жена, опасаясь, что зловещие раскаты грома помешают Евангелине расслабиться. Я предчувствовал, что она будет нервничать. Но никак не ожидал того ужаса и – буду откровенен с вами до конца, миссис Хаскелл, – глубочайшего отвращения, которое она выказала, когда я обнажил…

– Когда вы обнажили перед ней свою душу? – Я не сводила глаз с дороги.

– С ней случилась истерика! – Глаза полковника словно остекленели. – Она подняла на ноги весь отель! Кто-то взломал дверь, и в комнату хлынули постояльцы, прежде чем я успел кое-как прикрыться портфелем! Крик стоял невероятный. Меня поносили кто во что горазд. Обзывали чудовищем, грязным насильником. А потом леди Хейдельман, с которой мы познакомились за ужином, ударила меня тростью по голове, и, когда я очнулся, Евангелины в комнате уже не было. В следующий раз мы встретились в присутствии священника и адвоката, чтобы аннулировать брак.