«Какой абсурд! Я приехал в эту страну как гость, – подумал англичанин, отбиваясь от молодого человека. Они наткнулись на подставку с огромной вазой, которая упала Эдварду на голову. – Я не увижу сегодня Элис», – подумал он, погружаясь во мрак.

Кухня в доме Рашидов была большой и солнечной, с мраморными стенами и потолком. Повариха, краснощекая ливанка, с четырьмя помощниками следила за блюдами, готовящимися на двух кухонных плитах и в трех печах. В доме на улице Райских Дев всегда жило двадцать– двадцать пять человек, да еще дюжина служанок, и на кухне жарили, варили и пекли круглые сутки, служанки болтали за работой; из репродуктора лился сладкий голос исполнителя любовных песен Фарида Латрахи.

Амира поставила на поднос стаканы с лимонадом и вазу с золотистыми шариками засахаренных абрикосов, чтобы отнести в сад, где отдыхали в солнечном свете прохладного зимнего дня женщины и играли дети.

Поднимая поднос, она бросила взгляд на Захру, которая стояла у окна кухни и смотрела на играющего в саду Захарию. Молодая женщина поклялась никому не говорить, что она – мать ребенка, что Захария – не сын Ибрахима, но Амира постоянно испытывала тревогу и следила за Захрой.

Амира спустилась в сад и увидела Элис, которая сидела в кресле и читала, время от времени поднимая глаза на играющих детей. Шестилетняя Камилия танцевала с закрытыми глазами под мелодию, которая никому не была слышна и звучала в ее воображении. Однажды она сказала Амире: «Как это чудесно, что Бог даровал нам танцы, правда, умма?» В этой смуглокожей девчушке с темно-янтарными глазами, казалось, жил дух свободного полета, парения. Она танцевала легко, как птица, которая трепещет крыльями в небесной синеве, как роза, которая под лаской солнца раскрывает свои лепестки. Амира решила нанять ей учительницу танца, когда она еще немного подрастет.

Беленькая золотоволосая Ясмина, лежа в траве, рассматривала книгу. Ей было только пять лет, но ее нельзя было оторвать от книг, – предчувствуя восторг чтения, она перелистывала страницы, открывая в каждой картинке чудесный новый мир. Амира уже показывала ей буквы.

Шестилетняя Тахья играла на лужайке с куклами. Она мечтала выйти замуж и иметь много детей. Так непохожа на мать, которая не желала ни второго мужа, ни новых детей.

Захарии тоже было почти шесть лет. Хорошенький мальчик, хрупкий, задумчивый и мечтательный. Амира изумлялась его сходству с приемным отцом, – благодарение Богу, это сходство исключало сомнения в подлинности отцовства Ибрахима, которые могли бы возникнуть у знакомых. Но сходство было только физическое – мысли и желания Ибрахима всегда были связаны с земным миром, практическими делами; Захария рос странным ребенком, который задавал взрослым вопросы о Боге и Божьих ангелах – «Какие они?» – и со слуха выучил наизусть двадцать сур Корана. Ему можно было сказать: «Закки, прочти тридцать четвертый стих из четвертой суры!» – и он уже почти через секунду провозглашал с серьезным видом: «Мужчины превосходят женщин, потому что такими их создал Бог».

В сад вбежал старший сын Нефиссы, десятилетний Омар. Шалун и озорник – от него вечно приходилось ждать какой-нибудь новой проказы. Амира пыталась приструнить его, но мать совершенно не приучила Омара слушаться старших.

– Мама Амира, – сказала Элис, надкусывая засахаренный абрикос, – мне кажется, пахнет дымом.

Омар подбежал к Захарии и пихнул его, тот упал на усыпанную гравием дорожку. Камилия и Ясмина тотчас подбежали и подняли братишку. Амира бросила сердитый взгляд на Омара, но в душе улыбнулась, радуясь оживленной суете маленькой детской стайки. Если бы детей было много! Но Нефисса не хочет снова выходить замуж, а у Элис только один ребенок…

– Бабушка, посмотри на меня, – кричала Камилия, пристроив себе сзади пучок стеблей папируса. – Умма, я теперь павлин!

Восклицание девочки произвело на Амиру странный эффект – она вдруг почувствовала себя в другом мире, где по золотистой дорожке перед ней важно вышагивал живой настоящий павлин с сияющим разноцветным оперением. Это был мир воспоминаний, которые могли нахлынуть на нее во сне, а могли прийти и наяву, в зеленом саду, в солнечный полдень. Волна воспоминания накатывала словно океанский прилив, накрывала Амиру и отступала, оставив ее, обессиленную, на песке.

Еще Амира сравнивала свою память с глубоким колодцем, со дна которого иногда всплывают радужные пузыри– мгновенные видения прошлого: иногда узнаваемые– первая встреча с Али Рашидом в гареме на улице Жемчужного Дерева, иногда совершенно ей неизвестные – лицо, голос, вспышка страха или радости. Или вот павлин. Из этих разноцветных кусочков создавалась неполная мозаика позабытого ею прошлого. Почему позабытого? Какой стресс изгладил эти воспоминания в памяти ребенка? Но восстановить это прошлое Амира не могла, озарения-вспышки мгновенно гасли, растаял и павлин.

Амира очнулась и нежно позвала внуков:

– Дети! Идите пить лимонад!

Ясмина подняла головку от книги, и глазки ее засияли: она обожала засахаренные абрикосы, ее даже прозвали «Мишмиш» – по-арабски «абрикосик». Она подбежала и протянула руку к корзинке: Омар оттолкнул ее и схватил целую пригоршню, но их осталось еще достаточно много. Амира блаженно зажмурилась на Солнце, думая, что через пять-десять лет дети переженятся, в доме снова появятся младенцы, и она станет прабабушкой, не достигнув и шестидесяти лет.

– Восхвалим Бога, Повелителя Вселенной, за Его щедрость и благоволение. Да пребудут они с нами всегда…

Она вздрогнула – запах дыма усилился. Что это такое? Амира взглянула на часы – Марьям и Сулейман должны сейчас вернуться с субботней службы в синагоге, и она сможет узнать, что случилось в городе.

Скрывая тревогу, она встала и сказала внукам:

– Дети, пора за уроки. – Она осмотрела коленку Захарии– царапина была неглубокой. – Надо учиться, чтобы читать Коран. Знание Божьей книги защитит вас от всякой беды.

– Они еще крошки, мама Амира, – улыбнулась Элис.

Амира тоже улыбнулась, скрывая нарастающую тревогу, – запах дыма становился все сильнее и стали слышны отдаленные крики на улицах.

– Бегите же, дети, сделайте все уроки, тогда завтра мы поедем на могилу дедушки.

Дети, обрадованные и оживленные, вбежали в дом.

На кладбище Рашиды ездили раз в год. В Городе Мертвых они возлагали цветы на могилы Али, матери Камилии и ребенка Элис. Потом для детей устраивали ленч, и для них поездка становилась веселым пикником. Когда возвращались домой, Амира рассказывала детям, как дух возносится в рай, когда тело зарывают в землю. Маленький Захария восторженно слушал описания рая, но девочек в них кое-что смущало. «Если мужчины получают на небе в награду райские сады и райских дев, – спросила однажды Камилия, – то что же получат девы?» Амира засмеялась, обняла девочку и сказала: «Награда женщины – служить мужу в вечности».

В сад вбежал слуга:

– Миссис! Город горит!

Все устремились на крышу и увидели, что Каир объят дымом и пламенем.

– Конец света! – причитали служанки.

Амира не верила своим глазам – повсюду пылали пожары, отсветы огня в воде создавали впечатление, что горит и Нил. Раздавались взрывы, ружейные залпы.

– Восславим Бога Единого! – хриплым голосом прокричал повар.

Ковыляя с палкой, на крышу поднялась престарелая тетушка Зу Зу:

– Что это, война началась?

Элис, щеки которой стали белее ее белого джемпера, повернулась к Амире и уставилась на нее испуганно-растерянным взглядом:

– Где же полиция, войска?

Амира глядела на широкий черный столб дыма, поднимавшийся не далее мили от ее дома, и пыталась вспомнить расположение зданий в городе. Когда-то Али, выводя ее на крышу, показывал и называл ей некоторые здания – только эти сведения о столице были в ее памяти, потому что за порог дома она никогда не выходила.

Дым поднимался над кварталом, где британцы выстроили много отелей и кинотеатров. Она пыталась определить среди зданий дворец Абдин – кажется, он тоже был окутан дымом.