Кассир его точно и не услышал, однако старуха из очереди указала искривленным пальцем куда-то на запад и сообщила:

— Двенадцатый автобус.

— Спасибо, — сказал Тео.

Он шел, прикладываясь к бутылке, по улице. Как хорошо было бы лежать сейчас в теплой, чистой постели, ощущать сухость и благоухание своей кожи, до шелковистости напудренной тальком. Не махнуть ли рукой на больницу, не вселиться ли в отель? Тогда он сможет с удобством умереть от потери крови — вместо того, чтобы торчать полночи в приемной отделения травматологии плечом к плечу с побитым хулиганьем и бомжами.

Он отвильнул вбок, чтобы не столкнуться со спешившей куда-то парой, и врезался в мусорную урну. Асфальт под ногами стал почему-то неровным, обшлага брюк заколыхались. Ну да, он стоял на вентиляционной решетке, выпускавшей из подземки нагретый воздух. Блаженство. Тео постарался расположиться так, чтобы жаркий ветерок задувал под одежду как можно сильнее. Если простоять здесь полные полчаса, штаны просохнут и мокрая ткань перестанет скрести на ходу бедра и ляжки. Вот хорошо-то будет. Избавление от страданий — цель определенно благородная.

Он простоял на решетке минут восемь, наслаждаясь предвкушением хорошего самочувствия, когда понял вдруг, что того и гляди лишится сознания, а это, если он грохнется лбом о металлическую решетку, значительно отдалит благородную цель избавления от страданий. И Тео пошел дальше.

Вернее сказать, попытался пойти. Его продвижению по улице помешал высокий чернокожий парень в полосатой — зеленое, желтое, красное — футболке с печатным изображением величавой львиной головы. Растафарий, наверное, хотя голова его на голову Медузы не походила. Волосы парня были коротко острижены. Вообще-то говоря, он был вылитым Джоном Колтрейном — ну, две капли воды. Оденьте его в добротный английский костюм, вот и будетвам самый что ни на есть Колтрейн.

— Похоже, ты заблудился, брат, — произнес Раста. И выговор у него был не ямайский, скорее уж бронксовский. — Слышал ли ты об Иисусе?

— Да, — ответил Тео, — об Иисусе я слышал.

Широкая улыбка.

— А по видутвоему этого не скажешь, брат.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — сказал Тео. — Огнестрельное ранение.

— О, эти штуки мне знакомы — сказал Раста и тут же задрал футболку. Тео наклонился к нему, чтобы получше рассмотреть отвратительный шрам на левой грудной мышце, рядом с подмышкой. В остальном, тело у парня было великолепное.

— Ирак, брат, — сообщил он.

— Ирак? — эхом отозвался Тео.

— Я морпех. Бывший.

— Растафарий, христианин и бывший морской пехотинец?

Двойник Колтрейна отпустил край футболки и пола ее опала, закрыв рану.

— Я отошел от расты, — сказал он. — Хайле Силассие был великим человеком, очень великим, но он не был Мессией. Мессия может быть только один.

 — Так думают очень многие, — согласился Тео. В глазах его начали плавать туда-сюда крошечные огонечки, миниатюрные рыбки.

— Раста была у меня, ну, типа, временной фазой — после возвращения из Ирака, — объяснил коммандос Колтрейн. — Я не смог просто вернуться домой и приладиться к обычной жизни.

— Это я понимаю, хорошо.

— Мы совершали там злыедела, знаешь?

— Знаю.

— Нам говорили: вы направляетесь туда, чтобы спасти их задницы. Не верь, друг! Ничьих задниц мы там не спасали. Просто разнесли всю страну вдребезги. А Ирак — это колыбель цивилизации, ты знаешь?

— Да, я… я что-то читал об этом.

— Там находился Райский сад. В Басре. — Колтрейн шлепнул себя ладонью по лбу, изображая слепящее озарение. — Я патрулировал Райский сад, друг, с висевшими на моем ремне гранатами, готовый пристрелить каждого сукина сына, какой только дернется. А это неправильно.

— Нет, это неправильно, — Тео переминался с ноги на ногу. Рана в боку горела, жглась — так, точно на ней готовили барбекю из микробов. — Послушайте, мне нужно идти. Возьмете у меня немного денег?

— Сколько их тебе нужно, брат?

— Да нет, это яхочу дать денег вам.

Коммандос Колтрейн широко улыбнулся.

— Ты думаешь, я вроде как попрошайка, брат? Мне не нужны твои деньги. Мне нужно распространять слово Иисуса.

— Я понимаю и ценю это. — Тео попытался придумать, что бы еще такое сказать, не столь неуклюжее и вдруг потерял сознание. На миг-другой, не больше. Ровно на такое время, чтобы успеть оказаться в руках морпеха, вцепиться в его твердые, точно скалы, мышцы и сохранить более-менее стоячее положение. — Извините, извините.

— Шел бы ты лучше в больницу, чувак, — сказал Колтрейн. Теперь он произносил каждый слог с преувеличенной четкостью, словно сомневаясь в способности Тео усвоить добрый совет. — Обещаешь?

— Обещаю, — ответил Тео, пошатнувшись, но и поняв одновременно, что ноги снова держат его.

— Пусть они там залатают твое тело, а после наполни его Иисусом, — сказал Колтрейн. — У меня это получилось.

— Спасибо, — ответил Тео. Он уже снова поплелся по тротуару и вдруг почувствовал, что в его ладонь втиснулись какие-то бумажки. Оставалось только надеяться, что это были не деньги из столь непросто доставшегося Колтрейну пособия.

— Прочти это, брат, — прозвучал за его спиной звонкий голос. — Это самый важный документ, какой ты когда-нибудь читал. Он изменит всю твою жизнь. Гарантирую, брат.

— Спасибо, большое вам спасибо.

Тео ковылял по улице. Теперь ему следует прямиком топать в больницу, иначе он до нее вообще не доберется. Если его кто окликнет, он не станет обращать на это внимание. Одна нога вперед, потом другая, марш, марш, марш.

Какое-то шестое чувство заставило его резко затормозить. Он едва не врезался в металлический столб, вделанный в край тротуара. Столб походил на распятие с иконой автобуса наверху и поперечиной, на которой были выведены названия улиц и номер: 12.

Тео, качнувшись, вступил под навес остановки, сел. Расстегнул до середины молнию на кожаной куртке, сунул за пазуху брошюрку Колтрейна и снова застегнулся. У него осталось впечатление, что внутри все как-то сырее, мокрее даже, чем можно было ожидать от раны, и вправду такой поверхностной, как уверял Нури.

Присел — это он правильно сделал. Отличная идея, ноги ее одобрили. Слишком уж долго он шел. Ну и хватит, больше идти некуда. Белый с ружьем его уже не нагонит, проститутка тоже не схватит за руку, требуя отсоса. Можно и отдохнуть.

— Извините, — раздался прямо над его ухом женский голос.

Тео повернулся. Рядом сидела на скамейке женщина — лет сорока, с добрыми глазами, большим носом и длинными темными волосами. Только она одна и ждала вместе с ним автобуса.

— Надеюсь, я не покажусь вам нахалкой, — сказала она, — но, по-моему, я вас где-то видела.

— Не думаю, — ответил Тео. — Я не из Нью-Йорка.

— Может, по телевизору?

— Возможно, — согласился он. — Я… я писатель.

Заминка Тео объяснялась тем, что он рылся в своем мозгу, пытаясь приискать для себя какое-нибудь другое определение. Но он слишком устал, слишком ослаб, чтобы играть в глупые игры.

— Правда? — в голосе женщины прозвучала неподдельная почтительность, требовавшая лишь минимального поощрения, легкого толчка, чтобы обратиться в открытое преклонение. — А можно спросить, какие книги вы написали?

— Всего одну, — вздохнул Тео. — Она называется «Пятое Евангелие».

Глаза женщины сузились, между бровей обозначилась складка — она пыталась понять, знакомо ли ей это название.

— Не думаю… простите; не думаю, что она мне попадалась.

Облегчение Тео испытал настолько сильное, что даже улыбнулся. Похоже, Бог все-таки есть.

— Не страшно, — сказал он.

— Мы с мужем поженились не так уж и давно, — пояснила женщина. — Времени для чтение у нас теперь остается меньше, чем было когда-то.

— Не страшно.

— А ваша книга пользуется успехом? Я хочу сказать, смогла она добиться… того, на что вы надеялись?

Он снова улыбнулся. Какая она умная, это женщина. Искусная собеседница. Не спрашивая о цифрах, даже не упоминая об объеме продаж, она старается не ранить его достоинство. То, как она сформулировала вопрос, позволяет считать успехом и продажу нескольких жалких сот экземпляров — если, конечно, надежды, которые он возлагал на книгу, были достаточно скромными. Подумать только, случайная встреча на остановке автобуса, а сколько такта, сколько доброты.