Долина открылась Карлу внезапно, хотя утром Эллегон и говорил ему, что они будут там вскоре после полудня.

Воин вел свою кобылу вверх по пологому склону, через обугленные останки, бывшие когда-то деревьями. Из-за чего вспыхнул пожар, на многие мили проложивший черную ссадину, понять было нельзя: то могла быть чья-то небрежность, а мог быть и удар молнии.

Огонь отпылал многие годы назад; дождь по сию пору превращал выгоревшие стволы в серую золу – и она устилала землю, облегчая путь и повозке, и бывшему фургону работорговцев.

Жизнь начала возвращаться сюда. Тонкие, в палец, ростки поднимались на высоту груди, словно обещая вскорости снова превратить пожарище в лесную чащу. Дул ветерок, и перистые папоротники кивали пушистыми головами, будто подтверждали их обет.

А верхом холма уже завладели травы.

Лошадь Карла фыркала, толкая его носом в спину.

– Ладно, Морковка, мы идем достаточно быстро. – Он обернулся, потрепал кобылу по шее и снова медленно двинулся по пожарищу. – Потерпи немного, ладно? Я не хочу, чтобы ты сломала ногу.

Она заржала, словно поняла его, и согласилась, что сломанная нога – вовсе не то, о чем она мечтала всю лошадиную жизнь.

Гм, а подействуют ли целительные бальзамы на лошадь?

Возможно. Очень даже возможно.

Но не станет ли Ахира возражать против подобного эксперимента – даже если единственным другим выходом будет убить лошадь?

Скорее всего – станет. Ахира и кони относились друг к другу с взаимным непониманием.

– Шевелись, ты, мерзкое маленькое чудище! – очень к месту прорычал позади Ахира, дергая за повод своего мышастого пони. – Шевелись, я сказал!

Маленький конек дергал головой, натягивая повод, пытался вздыбиться, упирался и фыркал на гнома, но, как ни возмущался, все равно продвигался вперед – дюйм за дюймом.

«Каков всадник, а?»

«Да уж».

Следом за Ахирой двигалась повозка; на ее облучке привычно сидел Уолтер Словотский, рядом с ним устроилась светловолосая Кира. Несколько недель свободы явно пошли ей на пользу; она стала очень хорошенькой, хоть, на вкус Карла, и несколько худоватой.

Уйдя с головой в беседу, Уолтер улыбнулся и потрепал ее по коленке. Карла это странно успокоило – и он почувствовал жгучий стыд за себя самого.

Уолтер мой друг. Я должен радоваться, что он кого-то себе нашел, а не тому, что мне не надо больше тревожиться насчет него и Энди-Энди.

«Насколько я знаю, если Уолтера и нельзя в чем-то обвинить, так это в том, что он однолюб».

«Эллегон!»

«Если ты намерен доверять им обоим – или хотя бы одному из них, – так доверяй. Если нет – не надо. Но если ты можешь тревожиться подозрениями – значит, тебе не о чем тревожиться по-настоящему. Хочешь, я перечислю настоящие поводы?»

«Нет, спасибо, дружок… Теперь я знаю, к кому обращаться за поддержкой – к тебе».

«Не думай об этом».

«Не буду».

Позади Словотского и Киры на легком одеяле, с мешком зерна под головой вместо подушки дремал Лу Рикетти. Ветер доносил до Карла его храп.

М-да… Предполагалось, что Рикетти присматривает за бычком, привязанным к повозке за кольцо в носу. Карл подумал, не разбудить ли Рикетти, но отогнал идею. Нет нужды – животное, хоть и хромало, шло без понуканий.

Сидя на высоком облучке, Андреа правила бывшим фургоном работорговцев; к ее боку прижалась малышка Эйя. На крыше фургона были привязаны клетки с курами и цыплятами, с его окон сняли решетки, а прутья лежали теперь вместе с остальным железом в повозке.

Рядом с фургоном трусили козы и безо всякого стеснения во весь голос выражали свое мнение по поводу похода, отряда и прочего безобразия. Эйя обернулась, сказала им что-то успокаивающее. Девочке нравились козы, хотя вонючие твари и не отвечали ей взаимностью.

С Эйей по-прежнему были проблемы: не проходило ночи, чтобы она не проснулась в слезах – и не могла больше заснуть, пока Энди-Энди не убаюкивала ее.

В чем тут дело, было ясно сразу: малышка тосковала по дому. Решение напрашивалось само, но Энди-Энди оно не нравилось: она уже считала девочку своей.

Позади фургона растянулись с конями в поводу Тэннети, Хтон, Ихрик и Фиалт – то и дело подхлестывая, они гнали пятерку коров, а те все время пытались остановиться. Скот был тормозом для всего отряда: если б не стадо, можно было бы делать не меньше пятнадцати миль в день. Чертовы косолапые твари…

«Оставь тревоги. Поход почти окончен».

Последним был Чак: он настоял, что поедет по гари верхом, и теперь кряхтел и ругался, когда его лошадь оступалась.

– Тише, Морковка, тише. – Карл похлопал кобылу по шее и повел на вершину холма.

«Морковка действует лучше палки». – Голос дракона был внятней, ближе.

Карл поднял взгляд. В вышине, темной точкой в голубизне неба кружил дракон.

«Верно. Потому-то я ее Морковкой и назвал».

«Подходящее имя. Она, наверное, очень вкусная».

«Эллегон, ты не будешь есть мою лошадь. Все. Дело закрыто».

«Гм. А я считал, что заслуживаю награды за то, что нашел путь, по которому вы сможете провести повозки, – Мысленная нить натянулась на мгновенье – и вновь ослабела. – У Льюиса и Кларка не было воздушной разведки. И у Кортеса с Писарро тоже. Ты мог бы заметить, что вот уже три месяца не блуждаешь по окрестностям в поисках нужной тропы».

«Я и заметил. Честно. Прежде, чем ты об этом сказал. Так что будь добр… – Карл оборвал сам себя. Так с ребенком не говорят. – Ты отлично потрудился, хоть я этого раньше и не говорил».

«Не говорил».

Гребень холма был всего в нескольких ярдах; повинуясь внезапному порыву, Карл бросил поводья Морковки, взбежал вверх, на вершину – и заглянул за нее.

У него захватило дух.

Долина открылась ему – деревья и травы простерлись манящим зеленым ковром; вдали, сплетаясь, стекали с убеленного снежниками хребта серебристые речки – извиваясь меж сосен и кленов, они впадали, наконец, в зеркально-чистое озеро, что чашей лежало на дне долины.

Полумилей ниже, у берега, вышли на водопой семь оленей. Вода была тихой, в ней отражались перистые облака и синее небо. Олени пили. Самец с пятью веточками на рогах взглянул на воина; потом все стадо изящными высокими прыжками бросилось прочь и исчезло в лесу.

Из долины дул ветер – он нес с собой теплый аромат нагретых солнцем трав и прохладный запах сосен.

Карл не заметил, как подошел Чак. Только что он был один – и вот уже маленький воин стоит рядом, держа в одной руке поводья Морковки, в другой – своей собственной кобылы.

– Нравится? – Чак улыбнулся и подал ему повод.

Карл не ответил.

В этом не было нужды.

– Готов, Лу?

Рикетти кивнул, внутренне улыбаясь. Готов ли? Да я ждал этих мгновений всю жизнь! Ахира поманил его вперед.

– Начинай ты.

Рикетти поднялся, вышел к костру и встал лицом к людям – спиной к потрескивающему пламени.

– Две основных цели подобных конструкций, – начал он, – это создание запаса воды и оборона.

Его внимательно слушали.

Что было приятно. Лу нравилось быть в центре внимания. Сейчас.

Словотский кивнул:

– Все верно. Но что это значит для нас?

От огня несло жаром; Рикетти отодвинулся, но жар все равно чувствовался.

– Форма определяется назначением, Уолтер, – ответил он. – Нам надо решить, что именно мы строим, учитывая имеющиеся под рукой материалы и недостаток машин и инструментов. Мне очень бы хотелось иметь тут пару дюжин тонн бетона, драги, стальные каркасы и тому подобное. Но чего нет – того нет.

Хтон и Фиалт нахмурились; остальные новенькие смотрели непонимающе. Рикетти осознал, что его занесло обратно на английский.