Диггер опустился в кресло.

– Я впутался в это дело примерно так же, как и вы.

Случайно. Стоял себе на перекрестке, никого не задевал и… на тебе, – он шумно выдохнул. – Мне, конечно, следовало бежать со всех ног.

– Но вы не убежали, – констатировал Шамбрэн.

– Нет, хотя следовало. И не потому, что боюсь. Просто я столкнулся с тем, от чего отказаться еще труднее, чем от наркотиков!

– Жульет Вальмон? – спросил Шамбрэн.

– Да, – кивнул Диггер. – Да, да, да!

По словам Салливана, все началось во время крупных международных шоссейных гонок на юге Франции. Автогонщик, которого он хорошо знал, техасец Эл Дженкинс, попал в аварию. Его отвезли во французскую больницу в крайне тяжелом состоянии. После гонки, в которой он финишировал вторым, Диггер навестил Дженкинса. Врач сказал, что шансы Дженкинса невелики. Чтобы снять боль, его кололи наркотиками. Диггер даже не понял, узнал ли его Дженкинс.

Но техасец оказался живучим. День сменялся днем, и даже врачи начали верить, что он выкарабкается. Диггер регулярно навещал его. К концу второй недели Дженкинс уже мог сидеть в инвалидной коляске, и анализы показывали, что дело идет на поправку. Но с Дженкинсом что-то творилось. Чем крепче он становился физически, тем сильнее нервничал.

Наконец он не выдержал и во всем признался Диггеру. Он сидел на игле – не мог обойтись без героина. Так как ему становилось лучше, врачи перестали колоть ему морфий, и у него начались "ломки". Он умолял Диггера принести ему героин, без которого он уже не мог жить, сказал, что покончит с собой, если не получит наркотик в течение ближайших двадцати четырех часов.

– В такой ситуации можно проявить добропорядочность, показать, сколь высоки твои моральные устои, – продолжал Салливан, – и отделаться пустыми фразами, вроде "улыбайся и терпи". Но сначала надо представить, какие муки испытывает человек, лишенный наркотика. Я успокаивал Дженкинса и даже позволил ему сообщить мне фамилию человека, который мог дать ему героин. Меня как громом поразило. Распространителем наркотиков оказался Лангло, старший механик команды Бернарделя, знакомый мне по многим гонкам. Я пообещал Дженкинсу помочь ему и подумал, что на моем обещании он продержится еще день.

Потом я разыскал врача, знавшего, что Эл Дженкинс – наркоман. Он искренне сочувствовал Элу, но ничего не мог поделать. Наркотики выписывались только с ведома начальства. Заведующий отделением терпеть не мог наркоманов и считал, что их может вылечить только сила воли. Врач сказал мне, что закроет глаза на мою помощь Элу: "У вашего Дженкинса еще будет время перебороть эту пагубную привычку.

А сейчас главное для него – оправиться от последствий аварии".

Диггер отправился к Лангло и после долгих уговоров получил от него то, что требовалось Элу Дженкинсу.

– Лангло особо и не боялся, – отметил Салливан. – Во Франции наркомании не придают особого значения. По официальной статистике во всей стране лишь три сотни наркоманов. Вот почему во Франции и расплодились те секретные лаборатории, о которых я говорил. Конечно, полиция сотрудничает с Интерполом и Федеральным бюро по борьбе с наркотиками. Раз в год они громят какую-нибудь лабораторию. Но не ведут, как мы, постоянный учет распространителей наркотиков и не следят за ними. Этот Лангло обслуживал многих спортсменов из разных стран, да и туристов тоже. Эл частенько пользовался его услугами.

Поэтому, поломавшись для виду, Лангло дал мне героин и шприц, с которыми я вернулся в больницу. – Лицо Салливана закаменело. – Эл умер раньше. Прыгнул вниз с десятого этажа больницы, когда медицинская сестра отвернулась на мгновение.

Диггер заерзал в кресле.

– Вот тогда что-то случилось со мной. Эла погубили Лангло и такие, как он. Вы понимаете, он не оказывал Элу услугу, снабжая его героином. Я щедро заплатил за него.

Диггер не был ни французом по происхождению, ни французским гражданином. Он не хотел ввязываться в эту историю, но чувствовал, что должен остановить Лангло.

Поэтому он пошел к Полю Бернарделю, боссу Лангло и своему давнему другу. Бернардель изумился, узнав, чем занимается его старший механик. Он и Диггер поехали в ангар, где Лангло колдовал над гоночными машинами Бернарделя. Но опоздали. Лангло лежал в ангаре с пулей в голове. Убийцу никто не видел.

– В течение нескольких часов два человека ушли в мир иной. Оба – мелкая рыбешка. Один – наркоман, другой – "пушер". Не знаю почему, но я кипел от ярости. Я чувствовал, что Эл умер такой же насильственной смертью, что и Лангло.

Бернардель знал об этом куда больше меня. Он рассказал, сколь выгодна торговля наркотиками и о секретных лабораториях. Более того, ходили упорные слухи, что торговлей наркотиками занялась ОАС, чтобы на вырученные деньги покупать оружие и снаряжение, необходимые для борьбы с голлистами. Рынок США мог принести миллионы долларов. Я, можно сказать, вступил в борьбу за спасение своей страны.

Бернардель предложил познакомить меня с человеком, который серьезно занимался этой проблемой. Им оказался Жорж Вальмон, убежденный сторонник де Голля. Вальмон пытался перекрыть каналы, по которым оасовцы доставляли наркотики в США. Делал он это не из любви к людям, которые могли превратиться в наркоманов, а для того, чтобы лишить ОАС источника средств на приобретение оружия. И я… я поехал к полковнику Вальмону. Он тепло встретил меня и представил дочери, Жульет.

Жульет Вальмон, полуфранцуженка, полуамериканка, произвела на Диггера неотразимое впечатление. Он встречался со многими женщинами, но ни разу ему в голову не приходила мысль, что пора бы и жениться.

– Впервые увидев Жульет, я понял, что мы не расстанемся до конца наших дней. Наверное, мои слова покажутся вам самоуверенными, но то же самое почувствовала и Жульет. Мы влюбились друг в друга. Раз и навсегда. Оставалась лишь одна загвоздка – ее привязанность к отцу. Она не хотела оставлять его одного. Полковник жил под страхом смерти. За ним охотились террористы ОАС, объединившиеся с безжалостными торговцами наркотиками. Мне нравился Жорж Вальмон, и не только потому, что благодаря ему на свет появилось такое чудо, как Жульет. Если он хотел бороться с террористами, я был готов помочь. Можете представить мое состояние.