Мне, народ, сказать позволь,
Что не плач о высшем праве
Говорит во мне, а боль
О кочующем бесславье.
Не таланты мерю я,
А высокое призванье —
Петь во славу бытия,
Человека пониманья.
В этом мы с Толстым равны,
Общей стала доля наша
В чистой совести страны,
Где за совесть столько павших…
Ты куда ж глядишь, народ,
Почему, скажите, люди,
Этот парень водку пьет
И грозится — пить, мол, будет!
Да ему бы молока
Взять бутылку — и в покосы.
И траву косить, пока
Не упасть устало в росы.
И омывши потом лоб,
В шалаше проспаться старом,
Земляникой пахнуть чтоб,
А не водочным угаром.
Но смотрите — там и тут,
У ларьков тихонько воя,
Быстро пьяницы растут,
Как грибы перед войною.
Вот и вдумайтесь теперь,
Видеть не переставая,
Сколько горя и потерь
Мы несем, вино хлебая.
…По родной земле крутой,
На дорогах перевитых,
Я б ходил, как Лев Толстой,
Да бутылок много битых.
БЫЛО ВРЕМЯ…
Было время — песни пел я бравые,
Так, что умолкали петухи.
И, гоняясь за ничтожной славою,
Днем и ночью вслух читал стихи.
Но всему конец приходит, кажется.
Каждому томату свой черед.
Зацветет, а после в плод завяжется,
Повисит, созреет, отпадет.
Я созрел. Стихи не декламирую.
Модные мотивы не свищу.
Солевую пищу игнорирую
И смешно суставами трещу.
И случись, что надо в непогодину
Мне такси на улице поймать,
Не отмечу, сколько будет пройдено,
А прикину — сколько прохромать.
Жизнь, маяча мокрыми лопатами,
Не ласкает словом, а рычит:
Геморрой, расстройство, респираторы,
Гайморит, гастрит, радикулит…
И скажу я Богу в час объявленный,
Положивши руки на живот:
— Господи! Зачем тебе развалина?
Пусть еще на свете поживет…
* * *
Февраль метет колючим снегом,
Храня меня от суеты.
И невзначай, но тоже с неба,
Передо мной явилась ты.
И в эти радостные миги,
Уже настроясь на гульбу,
Дарю тебе цветы и книги,
Вернее — Душу и Судьбу.
В разгаре зимнего ненастья
Я для тебя стихами врал.
И рифмы все на имя Настя,
Как будто пиво, перебрал.
В дни похорон и в дни рожденья,
Когда бокалов чинный ряд
Начнет движенье и круженье —
"Проходят годы…" — говорят.
Да не проходят. Пролетают.
Как снег, мерцающий в окно.
Как деньги, песни, птичьи стаи,
Как все, что тратить нам дано.
Но нерастраченно играет
Там, в глубине твоей души,
Сиянье в юношеском крае,
Где были розы хороши.
* * *
Старший брат спросил, и в шоке
Сел на стул, себе не рад:
— Где ты был, братишка?
— В шопе! —
Так ответил младший брат.
* * *
Про доблесть жизни и надежность крыш,
Про истины земные и пророчества
Ты правильно, товарищ, говоришь,
Но слушать мне тебя совсем не хочется.