С приходом англичан Мякишев повеселел, уничтожил все следы пребывания в его доме сельсовета и снова перетащил часть мебели из верхнего этажа в нижний. Вслед за тем Мякишев привёз обратно к себе во двор молотилку, которую сельсовет отобрал у него для общественных нужд. После этого он надел свою праздничную синюю тройку, положил в жилетный карман огромные серебряные часы, обулся в мягкие хромовые сапоги и пошёл к попу, в доме которого стал на постой лейтенант Скваб.

Лейтенант Скваб сидел в просторной поповской горнице с навощённым полом, фикусами, пузатым комодом под накидкой вологодских кружев и большим иконостасом в красном углу. Он сидел и пил чай. За самоваром сидела полнотелая попадья с розовым лицом, розовыми руками, с розовыми на локтях ямочками, выглядывающими из-под рукавов розового утреннего капота.

Третьим за столом был отец Захарий — желчный, малорослый, сухонький, с нервным лицом и быстрой речью. Постоянно поправляя налезающие на лицо жиденькие рыжеватые волосы, отец Захарий толковал лейтенанту о божественном происхождении всякой власти (кроме, разумеется, большевистской) и о том, что все мужики скопидомы и подлецы.

Отец Захарий говорил скороговоркой, и лейтенант плохо его понимал. Он изредка кивал своей длинной головой и всё смотрел на пухлые, розовые руки попадьи. Попадья смущалась и сладким голосом предлагала ещё чаю. Лейтенант пил, отец Захарий продолжал говорить.

Увидя входящего Мякишева, он приостановился и, прервав доказательства божественности происхождения власти и мужицкой подлости, отрекомендовал вновь пришедшего как представителя имущих и благонамеренных крестьян Воронихинского прихода.

Мякишев приветствовал лейтенанта Скваба как «представителя славных союзников» и сообщил ему фамилии сельсоветчиков, которых, по мнению Мякишева, следовало немедленно арестовать, как первейших смутьянов и большевиков.

Лейтенант Скваб вынул записную книжку в кожаном чёрном переплёте, аккуратно записал в неё все фамилии и сказал, что займётся этими людьми. Но прежде он хотел показать населению свои мирные намерения, чтобы привлечь его на свою сторону в борьбе с большевиками. С этой целью лейтенант и созвал в полдень крестьян на площадь.

— Кто же здесь болшевик? — нетерпеливо повторил лейтенант Скваб свой вопрос.

И опять все замолчали, глядя на этого длинного иноземца, который нивесть зачем приехал из Англии в Ворониху и спрашивает про большевиков.

Вместе с другими смотрел на лейтенанта Скваба и Глебка. Он залез на зелёный столбик церковной ограды, откуда было хорошо видно всё, что делалось на площади. Рядом с ним устроился Степанок.

— Гляди-ко, гляди, — дёргал Степанок за рукав Глебку. — Солдаты-то ихние не на той руке ружьё держат, не по-нашему.

— А сапоги-то, сапоги-то, гляди. Вона, который у пулемёта сидит, ногу задрал, гляди. И каблук и подошва — всё в гвоздях. Не меньше, как гвоздей по сто на каждом сапоге будет.

— Погоди ты. Офицер опять чего-то говорит.

Не дождавшись ответа, лейтенант Скваб вынул из кармана длиннополого френча чёрную записную книжку и стал называть записанные ещё утром под диктовку Мякишева фамилии. Их было пять — весь состав сельсовета.

Назвав фамилии, лейтенант опустил записную книжку и сказал громко.

— Эти фамилии приказ выйти наперёд.

Но никто не вышел вперёд. Наоборот, два человека выскользнули из задних рядов и скрылись в первом от церкви проулке. Это были секретарь и член сельсовета. Ещё один член сельсовета и председатель скрылись из Воронихи на заре, услыхав о взятии интервентами и белогвардейцами станции. Они ускакали в волосгь и там присоединились к формирующемуся партизанскому отряду. Единственным членом сельсовета, который находился на площади, был Василий Квашнин.

Лейтенант нетерпеливо передёрнул плечами.

— Я буду ещё раз сказать фамилии, — объявил он, думая, как выйти из неловкого положения. — И они будут громко откликать.

Он стал снова читать фамилии одну за другой, делая после каждой остановку и оглядывая толпу. Толпа отвечала после каждой фамилии:

— Нет такого.

После первой фамилии ответ был недружен и его негромко выкрикнули два-три человека. Но мало-помалу толпа осмелела и уже в ответ на новую названную лейтенантом фамилию все громко и дружно кричали:

— Нет такого.

Они прокричали «нет такого» и тогда, когда названа была фамилия Квашнина, хотя сам Квашнин стоял на виду у всех. Это была уже явная насмешка. Лейтенант не подозревал ещё правды, но по оживлению в толпе понял, что на площади делается не совсем ладное. Левая щека лейтенанта задёргалась, и он грозно поглядел в сторону Мякишева, который утром дал ему список членов сельсовета. Мякишев кашлянул и показал рукой на Квашнина. Он пытался сделать это исподтишка, незаметно для других, но многие из крестьян заметили его предательский знак. Глебка, отлично видевший всё с высоты своего столба, сказал Степанку взволнованно:

— Вот гнида. На твоего батьку указывает.

Лейтенант понял жест Мякишева. Он сказал что-то по-английски сержанту Даусону и показал перчаткой на Квашнина. Сержант в сопровождении двух солдат подошёл к Квашнину и сделал ему знак, показывая, что надо выйти вперёд. Квашнин сделал несколько шагов и приблизился к лейтенанту.

— Ну ты, скажи сейчас, почему сразу не откликал, когда я говорил болшевик выйти наперёд? — спросил лейтенант резким, каркающим голосом.

— Я не большевик, — ответил Квашнин.

Он говорил негромко, но его спокойный окающий говорок был слышен на всей площади: так тихо стало на ней.

— Ты не болшевик? — сказал лейтенант Скваб. — Но? Ты врал. Не так?

— Я беспартийный, — сказал Квашнин всё так же сдержанно и спокойно. — А врать, я отродясь не врал.

— Врал. Врал, — перебил лейтенант. — Вы все врал. Все врал. Кричали, что нет Квашнин, нет такого. А? Но? Ты и сейчас эту минуту врал. Говори правду, кто ты есть? Ну?

Квашнин стоял молча. Потом, словно на что-то решившись, сказал, глядя прямо в лицо лейтенанта.

— Кто я такой, то всем здесь известно: я русский человек и на своей земле стою. А вот ты кто такой?

Он сказал это твёрдым голосом, глядя прямо в лицо стоявшему перед ним иноземному офицеру. Эта твёрдость, этот смелый взгляд больше всего и взбесили лейтенанта.

— Что? А? Ты не знал, кто я? — вскричал он с бешенством. — Харашо. Харашо. Ты сейчас узнал.

Он мигнул сержанту Даусону, широкоплечему детине с лицом ветчинного цвета, а тот в свою очередь мигнул двум своим солдатам. Все трое подвинулись сзади к Квашнину. Лейтенант, не торопясь, надел перчатку — дорогую толстую перчатку из кожи австралийской свиньи пеккари.

— Ты узнал. Ты сейчас узнал.