В январе все это закрыли защитные щиты, поверх которых лежал снег. Закутанные в теплые меховые накидки, Ориел и Хью ходили взад и вперед по заснеженным дорожкам, ибо тетки наверняка следили за ними и не позволили бы раньше времени закончить прогулку. Они продолжали мерить шагами дорожки, когда Хью внезапно остановился.

— Это безнадежно, — сказал он, обращаясь к Ориел.

— Что, милорд?

Он отвернулся и высморкался в шарф.

— Возможно, вы не заметили, леди, но я… я не совсем уверенно чувствую себя на людях, особенно в обществе женщин. Пока Ее Величество не освободили меня, единственными моими собеседниками были тюремные надзиратели.

— Это, наверное, ужасно — так долго сидеть в тюрьме.

— Моя комната была довольно просторной — я мог разминаться. Но вы же умная девушка. Я это вижу по вашим глазам. — Хью облизал губы и продолжал:

— Вы, конечно, знаете, насколько я беден.

— Да. Тюдоры имели привычку убивать или пускать по миру всех, кто представлял хоть какую-то угрозу трону.

— Мне стыдно. Все говорят, что я должен гордиться своей родословной, но как смотреть людям в глаза, если мои штаны заношены до дыр, а туфли давно прохудились? Я так долго жил подачками знатных особ, что те теперь, услышав о моем появлении, запирают двери.

Ориел взглянула на ноги Хью и сразу поняла, что его ботинки давно промокли. Взяв мужчину за руку, она подтолкнула его ко входу в западное крыло замка.

— Побудьте здесь, я сейчас вернусь.

Она быстро взбежала по лестнице. По пути в свою комнату она заскочила к дедушке Томасу, чтобы захватить пару туфель и пару ботинок. Дедушка питал слабость к обуви. Его коллекция хранилась в десятке шкафов и сундуков: туфли из бархата и парчи, комнатные туфли, туфли с вышивкой, отделанные драгоценными камнями, и даже пара, сшитая из птичьего пера. В дорогу он обычно брал около сорока пар башмаков.

Пристрастие деда к обуви забавляло Ориел. Он будет сожалеть о старых туфлях, которые она взяла.

В своей комнате она достала шкатулку с драгоценностями и вынула оттуда дорогое ожерелье и несколько пуговиц из драгоценных камней. Сунув их в бархатную сумочку, она вернулась в галерею, где томился Хью. Убедившись, что они одни, она достала из-за пазухи туфли и ботинки.

Хью покраснел, но все-таки взял обувь трясущимися от холода руками и спрятал под плащом.

— Никто не будет ругаться, когда узнают о пропаже?

— Нет. Я скажу дедушке Томасу, что отдала их бедному крысолову и нищему.

Лицо Хью стало пунцовым.

— Вы очень добры, леди Ориел. Я… Если хотите, я могу жениться на вас.

— Ш-ш-ш. Не говорите об этом. Тетка Фейт может оказаться поблизости.

Они огляделись. Галерея по-прежнему была пуста. Ориел подошла к Хью вплотную и прошептала:

— У меня кое-что есть для вас. Но только обещайте, что никому не скажете, откуда это у вас.

Она открыла сумочку и высыпала на ладонь четыре рубиновые пуговицы в золотой оправе. Затем к ним добавилось ожерелье из чистого золота, усеянное жемчугом и бриллиантами. Хью, открыв рот от изумления, уставился на Ориел. Та положила драгоценности обратно в сумочку и сунула ее ему в руки. Он продолжал смотреть на нее широко открытыми глазами.

Ориел предупреждающе подняла палец.

— Они ваши, и, надеюсь, с их помощью вы поправите свое положение. Но обещайте уехать и не просить моей руки.

— Леди, вам не нужно подкупать меня. Я и так не стал бы настаивать.

— Знаю, но у меня десяток коробок и шкатулок, набитых подобными безделушками. Мне их оставил дедушка. Они мне не нужны: ваше нынешнее положение волнует меня куда больше. Примите этот маленький подарок хотя бы ради меня. Клянусь вам, я не смогу спать спокойно, если вы откажетесь.

Глаза Хью наполнились слезами.

— Хорошо. Если вам когда-нибудь потребуется моя помощь, я всегда сделаю для вас все, что в моих силах, дорогая Ориел.

— Спасибо. А теперь идите в свою комнату и просушите ноги. Всего вам хорошего, милорд.

Она поспешила из галереи в библиотеку дедушки Томаса, опасаясь, что Хью может передумать. По правде говоря, библиотека принадлежала владельцу дома — Джорджу, но ее двоюродный дедушка Томас жил со своей семьей в Ричмонд-Холле так долго и находился в этой комнате так часто, что она стала считаться его владением. Подходя к дверям библиотеки со стороны галереи, Ориел услышала, как Томас с кем-то спорил, и замедлила шаги, узнав голос Лесли.

То, что Лесли находился в замке, было необычно: он предпочитал большую часть времени проводить на юге страны, в Лондоне. Ему нравилось бывать при дворе, он также любил азартные игры и пирушки-то, чего не бывало здесь, в деревенской глуши. Самым большим его желанием было получить по милости королевы важный государственный пост, который дал бы ему возможность управлять имущественными делами королевства и компенсировать все минусы его положения младшего сына.

К удивлению Ориел, голос Лесли звучал раздраженно. Лесли — единственный среди Ричмондов-обладал острым умом, привлекательностью и умел сдерживать себя. Когда она оказалась в Ричмонд-Холле, он проявил к ней сочувствие и дружеское расположение. Ему было тогда тринадцать лет, ей-двенадцать. Он защищал ее от придирчивых нападок своих старших братьев — Джорджа и Роберта. Ориел сразу поняла, что он занимает привилегированное положение в Ричмонд-Холле. Тетка Ливия считала его чуть ли не гением, а над теткой Фейт он вообще мог измываться как угодно: никто не осмеливался сделать ему замечание. До Ориел донесся голос дедушки Томаса.

— Я могу сказать, что нет…

— Мне плевать, можешь ты сказать или не можешь. Ты сам был. Я же знаю эту историю.

— Наглый щенок! Убирайся отсюда, чтобы ноги твоей здесь больше не было!

Ориел взялась было за ручку приоткрытой двери, но дверь вдруг резко распахнулась, и из библиотеки выбежал Лесли. Он чуть не сбил Ориел, успев в последний момент поддержать ее, и, что-то пробормотав в извинение, устремился вниз по лестнице. Ориел смотрела, как он несется, перепрыгивая через ступени, — такой же высокий и стройный, как и она, с такой же, как у нее, темно-рыжей шапкой волос на голове. Повернувшись, она вошла в библиотеку.

— Дедушка?

Томас поднял на нее глаза. Он стоял за столом, на котором возвышалась груда книг. Впрочем книгами была забита вся комната.

— Дедушка, что случилось с Лесли?

— Ничего особенного. Ты же знаешь Лесли. Всегда у него в голове какая-нибудь сумасбродная очередная попытка сделаться богачом. Прошлой весной намекал, чтобы я финансировал его эксперименты в алхимии. Хотел получить золото.

— О нет. Думаю, после всех своих неудачных опытов он вряд ли захочет заниматься чем-то подобным.

Ориел подошла к столу и взяла одну из книг. Переплет книги потрескался, пряжка на нем проржавела.

— Откуда ты ее взял, дедушка?

— Эти книги из моего старого дома в Лондоне. Я распорядился привезти их сюда, опасаясь, что они там плохо хранятся, и, к сожалению, оказался прав.

— Я помогу тебе, — успокоила его Ориел. — Нужно составить список всех книг, аннотацию к каждой из них и пометить, в каком они состоянии. Ты не сможешь все сделать один.

— Ты хорошая девочка. — Томас потер переносицу. — Надо пойти подышать свежим воздухом. Я работаю с самого утра.

После того как слуга принес плащ и трость, Томас предложил Ориел пройтись вместе с ним.

— Я иду в церковь. Дорога сегодня скользкая из-за мокрого снега, дай мне свою руку, девочка.

Церковь располагалась неподалеку от Ричмонд-Холла на широкой лужайке. К ней вела вымощенная камнем дорога. Церковь была сложена из каменных плит кремового цвета около трехсот лет назад. Построенная предком Ричмондов по его возвращении из Франции, она была уменьшенной копией французских собкоров в Сен-Дени и Шартре.

Они вошли в церковь. Время вечерней службы еще не наступило, и алтарь, освещенный свечами, был пуст. Ориел никогда не пропускала вечернего богослужении, всегда любуясь заходящим солнцем, бросающим последние лучи в розу-круглое окно над главным входом в храм, и превращающим его внутреннее пространство в место причудливого сочетания света и тени. Красные, зеленые, голубые блики играли на рифленых сводах и мраморном полу церкви. В эти часы храм превращался в таинственное место, где божественное и человеческое сливались воедино.