Они неловко оглядывались, на что бы присесть среди бродменовской коллекции старой мебели. Гранада задавал им вопросы, а Уиллс бродил по лавке. Я сел на потертый кожаный пуфик в углу и слушал, надеясь почерпнуть из ответов что-нибудь полезное для моей клиентки.

Напрасная надежда. Обитатели Пелли-стрит в присутствии представителей закона, казалось, утрачивали дар речи. Когда Гранада спросил женщину в шали, что, собственно, означали ее слова, она сослалась на полученные из пятых рук сведения, будто бы он давал деньги в рост из двадцати процентов еженедельно. Врагов у него хватало, но она никого из них не знает.

Старик с палкой, судя по его поведению, знал еще что-то — подобных глухих маразматиков в природе не существует, — но сохранил свой секрет при себе. Я запомнил, что зовут его Джерри Уинклер и живет он, по его словам, в гостинице рядом.

Оставив Мануэля напоследок, Гранада нажимал на него как мог. Однако кровавые пятна на его фартуке объяснялись крайне просто — Бродмена он нашел на полу почти без сознания и помог ему добраться до кушетки. А потом позвонил в полицию. И больше ничего не делал, ничего не видел, ничего не слышал.

— Бродмен ничего тебе не говорил?

— Сказал, что его хотели ограбить.

— Кто хотел?

— Он не сказал. А сказал, что сам с ними посчитается. Он даже не хотел, чтобы я вызвал... вас вызвал.

— Почему?

— Не сказал.

Гранада сердито махнул, чтобы Мануэль ушел, но тут же позвал его назад.

— Еще что-нибудь, мистер Гранада?

Гранада сказал, блеснув зубами в улыбке, которую его угрюмое лицо не подхватило:

— Просто хочу передать привет твоему брату. Напомнить о себе.

— А он не забывает. Моя невестка, Секундина, все время ему про вас напоминает.

Улыбка Гранады, вроде бы ни в чем не изменившись, превратилась в злобную гримасу.

— Приятно слышать. А где Гэс сейчас?

— Поехал ловить рыбу. Я его отпустил на день.

— Так он теперь у тебя работает?

— Вы же сами знаете, мистер Гранада.

— А прежде работал у Бродмена, так?

— И это вы знаете. Гэс ушел от него. А мне был нужен помощник.

— Я немного не то слышал. Будто Бродмен его выгнал.

— Люди чего не наврут, мистер Гранада. — Слово «мистер» Мануэль иронически подчеркнул.

— Лишь бы ты с них примера не брал. И скажи Гэсу, когда он вернется с рыбой, что он мне требуется.

Мануэль вышел, балансируя тяжелым колпаком на голове.

— Пелли-стрит! — произнес Гранада, ни к кому не обращаясь, встал, повернулся ко мне и сказал энергично: — Может быть, сведение счетов, мистер Гуннарсон. Двадцать процентов в неделю — вполне побудительная причина для тех, кому нечем уплатить. Я уже слышал, что Бродмен ничем не брезгует. Может, он давно подпольный миллионер. Вроде тех бродяг, у которых в лохмотья зашиты чековые книжки.

— Если бы мне кто-нибудь зашил за лацкан пухленькую чековую книжку!

— А я думал, все адвокаты купаются в деньгах.

Следом за Уиллсом мы направились в глубину лавки. Там часть помещения была превращена в прямоугольную клетку со стенами и потолком из стальной сетки. Дверь из той же сетки в стальной раме стояла распахнутая, навесной замок был отперт, и мы вошли в этот странноватый кабинет Бродмена.

В дальнем углу клетки чернел куб старомодного железного сейфа. Упиравшаяся изголовьем в сейф незастеленная койка была полускрыта массивным старым письменным столом. На нем среди бумажных сугробов виднелся телефонный аппарат со снятой трубкой. Я протянул руку, чтобы положить ее на рычаг, и чуть не провалился сквозь пол. Гранада вцепился мне в плечо железными пальцами.

— Осторожнее, мистер Гуннарсон!

Я попятился от открытого люка и поглядел на деревянные ступеньки, исчезавшие в желтоватом сумраке. Гранада положил трубку на рычаг, и телефон тут же зазвонил. Уиллс взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и выхватил трубку у Гранады.

— Дай мне, Пайк.

Слушая, Уиллс бледнел, и на его лице четко вырисовывались грязные потеки пота.

— Нехорошо. Срочно пошлите туда бригаду. Понятно? — Он повесил трубку и сказал Гранаде: — Бродмен умер.

— От ударов по голове?

— Будем считать, что так, если вскрытие не обнаружит чего-то другого. Пока точно мы знаем только, что его убили. Пошарь в подвале, Пайк. Там полно старых ковров и матрасов, и вроде бы кто-то их ворочал. Я ничего интересного не нашел, но, может, тебе повезет больше.

— А что мне надо искать?

— Тупое орудие со следами крови. — Гранада полез в подвал, а Уиллс повернулся ко мне: — Мистер Гуннарсон, я рад, что вы задержались тут. Мне надо с вами поговорить. То, что произошло, меняет ситуацию вашей клиентки.

— К лучшему или к худшему?

— Ну, это зависит главным образом от нее самой, ведь так? И от вас. Последние сутки она провела в тюрьме, и, следовательно, в отличие от прочих членов банды, руки у нее этим убийством замараны быть не могут. Так что у нее нет никаких разумных причин не пойти с нами в открытую и тем, возможно, избавить себя от больших неприятностей.

— Но что она может знать об этом убийстве?

— Я ведь не утверждаю, что ей о нем известно что-нибудь конкретное. Но опознать других членов банды она способна. Если она даст честные показания... — Уиллс сделал жест, совсем не гармонировавший с его личностью: разжал кулак, словно выпуская на волю птичку. — Поймите меня правильно, я не предлагаю сделки. Но что бы с нами было, если бы люди не шли нам навстречу?

То же, что и сейчас, подумал я, ведь навстречу они не идут. Тем не менее попытка Уиллса перейти на мой язык произвела на меня впечатление.

— По-вашему, это убийство — работа той же банды?

Он кивнул.

— Мы некоторое время подозревали, что Бродмен — их скупщик. Во всяком случае, что он один из их каналов сбыта. На прошлой неделе мы получили конкретную улику: на аукционе в Лос-Анджелесе были выставлены старинные часы из золоченой бронзы. Кто-то из тамошних специалистов по кражам заметил их, потому что вещь уникальная, и заглянул в наш список. Часы значились среди похищенного у Хемшайров в Футхилском округе, а на аукцион их вместе с другими вещами прислал Бродмен. Ну, конечно, у него было наготове объяснение: часы он купил у оказавшейся в стесненных обстоятельствах почтенной старушки, которую никогда прежде не видел. Откуда ему было знать, что они краденые? Да, конечно, наш список ему прислали, как всем закладчикам, но у него плоховато со зрением. Если он все время будет перечитывать полицейские списки, так когда же ему заниматься делом?

Уиллс прислонился к письменному столу и задумчиво посмотрел сквозь сетку. Сваленные в беспорядке вещи неопровержимо свидетельствовали, что ничего этого туда с собой не возьмешь.

— Бродмену было бы лучше попасть за решетку, — сказал он, — но часы на арест не потянули. Доказать, что он знал их происхождение, мы не могли. Однако он понял, что мы его вычислили, и хотел очиститься. Когда вчера Элла Баркер продала ему этот брильянт, он бросился к телефону, едва она вышла из лавки.

— Вы думаете, он знал, что кольцо краденое?

— Уверен. Кроме того, он знал ее.

— А вы можете доказать это, лейтенант?

— Безусловно. И говорю это, чтобы дать вам возможность выйти из-под удара. Примерно полгода назад Бродмен лежал в больнице, и Элла была одной из его палатных сестер. Они словно бы подружились. Спросите у нее сами, когда заговорите с ней о платиновых часиках. И добейтесь ответа — вы ей услугу окажете. Ей-богу, мне совсем не хочется смотреть, как вашу клиенточку переедет паровой каток.

— Так вы, по-вашему, паровой каток?

— Не я, а закон.

Тут появились другие служители закона с фотокамерами и наборами для снятия отпечатков пальцев. Я вышел на улицу. В глаза ударил режущий солнечный свет, двумя лезвиями отражавшийся от хромировки двух полицейских машин у тротуара.

На этой убогой улице они привлекали внимание, но в обратном смысле. Прохожие отворачивали от них головы, точно пытаясь избежать их черных чар. Я догадался, что слух о смерти Бродмена распространился по городу, как зловещее пророчество о бедах, поджидающих Пелли-стрит.