Мэри
Дом, в котором я живу, — это одно из тех мест, где причудливо-мрачное фойе дополняется встроенными в стены старомодными медными почтовыми ящиками с дешевыми переоборудованными замками, которые не очень-то и работают. Я решаю вызвать лифт, потому что мои бёдра всё ещё дрожат. До сих пор. Боже.
Лифт с медленным скрежетом взмывает вверх. Его стены покрыты обивкой. Представляю, как мы с Джимми могли бы тут повеселиться.
Как только я выхожу на своём этаже — на котором всегда пахнет курицей в соусе тикка-масала из-за очень милой индийской семьи, живущей в конце коридора — я слышу, как Фрэнки Наклз сопит под дверью нашей квартиры.
— Иду я, иду, — говорю я, спеша по коридору, и слышу, как пёс яростно бьёт когтями по двери.
С точно такими же звуками он пытается достать свой теннисный мячик, когда тот застревает под холодильником. Цап-цап-царап. Пауза. Цап-Царап-Цааааап.
Повозившись с ключом, я наконец-то вставляю его в замок, но прежде, чем успеваю повернуть ключ, дверь распахивается. На пороге стоит Бриджит в маске из зелёной глины, укорочённых джинсах и пушистых тапочках. Её рыжие волосы подвязаны красным платком, а синяя фланелевая рубашка завязана на талии. В этом образе есть очень толстые намеки на Клепальщицу Роузи1.
Внизу у наших ног Фрэнки празднует мое возвращение в его маленький мир, будто я отсутствовала шесть месяцев, а не одну ночь. Он встает на задние лапки, вытягивая передние и дико вращаясь вокруг своей оси.
— Ну и как Влажная боль? — спрашивает Бриджит, вытирая кончиками пальцев зеленую глину вокруг глаз.
— О, Боже, Бридж, — я проскакиваю мимо нее, поднимая Фрэнки на руки. — Он был просто невероятен… А потом этим утром...
О нет, только не это. Не начинай, Мэри. Я не могу рассказать ей об Эрике. Бриджит как подруга — доберман. Она пойдет прямиком к нему домой и закидает дверь его квартиры яйцами. Нам это не нужно. Только не снова. Поэтому я говорю:
— Неважно. Я расскажу тебе позже. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери.
Я чмокаю Фрэнки в щеку, и он плюхается в мои объятия.
— Я скучала по тебе! — говорю я псу и выдуваю воздух в его живот. Он брыкается в воздухе и вытягивается, пока его маленькие задние лапки не становятся похожими на куриные ножки. Когда я почесываю его грудь, он одаривает меня своей фирменной улыбкой Фрэнки Наклза, которая демонстрирует сломанный зуб, поднимающий его правую щеку. — Прости, что не пришла домой. Мамочка Мэри была занята-а-а.
Фрэнки мотает головой то в одну, то в другую сторону, задевая свои виляющим хвостом мою руку. Я поднимаю пса на плечо, как ребенка.
— Я тебя умоляю, — Бриджит закрывает дверь. — У нас всё было хорошо. Сделали педикюр и всё такое.
О Господи. Я хватаю Фрэнки за переднюю лапку большим и указательным пальцами. И конечно же, у него на лапке один ноготь розовый.
— Ты просто невероятна. Что о нём скажут в детском саду для собак? Ты же знаешь, что он запал на ту Бишон-фризе2? Как он ей это объяснит? — поддразниваю я, хватая яблоко из миски на стойке.
Наша кухня похожа одновременно на химическую лабораторию и школу барменов. Бриджит любит крепкий мартини, натуральную косметику, и у нее есть ступка и пестик приблизительно с пятьюдесятью таблетками аспирина. Она постоянно делает аспириновые маски и тому подобную ерунду. Я уже не говорю про то, как она пыталась сделать себе воск для ног.
— А что такого? Он спал! Посмотри, как красивенько получилось, — она берет его лапу в руку и делает движение, ужасно напоминающее движения девушек из шоу «Верная цена»3.
— Надеюсь, в следующий раз, когда я оставлю вас вдвоем, ты не купишь ему ошейник из горного хрусталя.
Она подмигивает.
— Рождество бывает только раз в году!
Я ставлю Фрэнки на пол, и он неотрывно следует за мной по квартире. Пока мы идем, он хватает с пола свою наполовину набитую маленькую панду и подбрасывает её в воздух, чтобы в семитысячный раз уничтожить игрушку. Пёс яростно трясёт её и рычит в черно-белый плюш, щёлкая зубами о сломанный динамик. Оказавшись в моей комнате, Фрэнки запрыгивает на кровать и зарывает свою панду в моих подушках. Я разматываю шарф и бросаю его на пол, а затем роюсь в ящиках в поисках свежей одежды для работы. Это не совсем униформа, но что-то вроде того — мягкие, чистые штаны для йоги и футболка с длинными рукавами и названием компании, в которой я работаю: Healing Therapies LLC.
Затем я тянусь за косметикой, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Но взглянув в зеркало, замечаю, что у меня есть подарочек. Такой большой и фиолетовый подарочек в форме рта Джимми Фалькони.
Что ж, это объясняет его дурацкую ухмылочку, когда я еще лежала в постели.
Ублюдок!
Засос настолько отчётливый, что я могла бы снять отпечатки его зубов. Наклонившись, я аккуратно отодвигаю край футболки. О мой Бог.
— От этого есть какие-нибудь средства? — спрашиваю я, высовываясь в коридор и указывая на свое горло.
Лицо Бриджит загорается любопытством.
— Вот дерьмо! — у нее отвисает челюсть. — Гувер или Дайсон4? Потому что рот не может сделать такое…
Это был рот. Его рот. Определенный рот определенного мужчины. Я пытаюсь немного припудрить засос. Безуспешно. Бриджит вглядывается внимательнее.
— У него есть друг? Он этому обучался?
— Ну серьёзно. У тебя есть лекарства от всего. Помнишь, как я вывихнула палец, а ты сделала картофельную припарку? И ты говоришь мне, что не знаешь, как исправить это?
Бриджит наклоняется и качает головой.
— Я голосую за очень большую повязку, — она моргает около десяти раз, с сочувствием прикасаясь к моей шее, а затем по её лицу медленно расползается улыбка. — Кто он такой? Кто эта таинственная Влажная боль с волшебным ртом?
Мы жмемся друг к другу перед моим зеркалом. Это действительно поразительно и от одного взгляда на засос — на отпечаток рта Джимми на моей коже — меня снова бросает в дрожь.
— Может шарф? Кажется, это единственное решение проблемы.
Бриджит кивает.
— Какой-нибудь толстый и пушистый. Даже Maybelline тебе сейчас не поможет.
Я снова принимаюсь за дело, надевая свежий лифчик, свежее белье и свою рабочую униформу, а затем сажусь на кровать и надеваю пару очень толстых носков.
Что было огромной ошибкой, потому что в мире Фрэнки Наклза носки означают прогулку. Я стараюсь не обращать внимания и не смотреть на пса, но уже слишком поздно.
Фрэнки смотрит, как я разворачиваю второй носок, и поднимает свой зад в воздух.
— Нет, малыш, мы не…
Его хвост виляет так медленно, что почти не шевелится.
— Фрэнки. Успокойся, — я использую успокаивающий и низкий, как у Сизара Миллана5, голос. — Пора спать. Не...
Но птичка уже вылетела из гнезда. Секретный носочный сигнал уже зарегистрирован его крошечным, как орех, мозгом, и я ничего не могу поделать, чтобы изменить это.
Позвякивая ошейником, он выбегает из моей комнаты, издавая какие-то сумасшедшие звуки, и скользит по деревянному полу, безрезультатно двигая ногами. Затем пёс поворачивается на 180 градусов и несётся к ванной. Я слышу, как он бьётся о ванну и бежит в обратную сторону, совершенно безумный.
Обожебожеонанаделасвоиноскивремягуляяять!
Я роняю лицо в ладони.
— Ты же знаешь, что должна надевать носки в одиночестве, — говорит Бриджит.
Я смотрю на неё сквозь пальцы и вижу, как она пялится на меня с хмурым видом. Хмурый взгляд настолько драматичен, что маска на её лице слегка трескается.
— Ты можешь взять его с собой?
— Бриджит. Мы это уже обсуждали.
— Прооошууу.
— Он просто невозможен. И ты это знаешь.
— Я же знаю, что хочешь!
Конечно, я хочу, но Фрэнки — единственная известная мне собака-терапевт, которой пришлось бросить школу из-за патологического страха перед Кроксами6. Но у него есть жилет, который очень пригождается на Хэллоуин и изредка во время затруднительных ситуаций, связанных с уходом за собаками. Бриджит складывает руки на груди.
— Он скучал по тебе. Возьми его с собой. Его лапы сейчас так пахнут кукурузными чипсами...
Боже. Я так сильно люблю эту собаку. Но мы уже не раз через это проходили.
— Я даже не знаю, куда иду. Знаешь, что произойдёт, если ничего не подозревающий незнакомец наденет обувь? Ты хоть представляешь, что с ним творится, когда мы проходим мимо обувного магазина? — на заднем плане Фрэнки несётся обратно в ванную, а затем снова приближается к кухне. Я слышу, как он ударяется о мусорную корзину.
Бриджит завязывает в узел уголок своей фланелевой рубашки.
— Ну, пожалуйста!
Пёс бежит обратно в ванную и появляется, волоча за собой большое банное полотенце. Однако что-то идёт не так, как планировалось, и в итоге Фрэнки заворачивается в него, словно буррито.
— Ладно, да, хорошо, — говорю я, разворачивая собаку из полотенца.
Фрэнки тут же хватает его, чтобы начать игру в перетягивание каната.
Бриджит хлопает в ладоши, и маленький кусочек глины слетает с её лица и падает на пол.
— Но, если он начнет рычать на моих клиентов, я позвоню тебе. Это плохо для бизнеса. Многие мои клиенты считают, что Кроксы помогают при подошвенном фасциите7.
Бриджет подхватывает пса и пеленает его в полотенце, а затем вытаскивает его лапу, чтобы помахать ею мне. Она делает свой Фрэнки-голос, который звучит ужасно похоже на её представление Опры8:
— Спасибо, мама Мэри. Спасииииибо тебе. Кстати, как зовут твоего парня?
Бриджит всегда такая. Она всегда задает важные вопросы используя собаку. Мы похожи на старую супружескую пару, препирающуюся из-за брюссельского грифона.
— Влажная Боль. Но ты и так это знаешь, — говорю я, доставая из шкафа дорожную сумку Фрэнки.
Вообще это большой ридикюль с небольшой модификацией с одной стороны, чтобы собака могла высунуть голову. На полной скорости Фрэнки влетает в неё, поворачивается и высовывает голову, тяжело дыша. Я протягиваю ему его панду.
— Джимми, — я прочищаю горло, понимая, что слегка охрипла. — Его зовут Джимми, — и я вновь чувствую, как меня бросает в жар.