Я хотел быть рядом. Спасти ее. Укачивать в своих руках, уверяя, что все будет хорошо. Но я не мог, и это осознание разрывало меня на части. Рассудок покидал меня, подобно крови, вытекшей из тела жены. Крик моей малышки, когда мужчина разорвал ее девственную плеву, эхом отдался в моих ушах. Когда он забрал то, что ему не принадлежало. Когда уничтожил ее. Я не мог смотреть на это. Проявил свою полную несостоятельность в роли отца, не в силах смотреть, как Блэр умирала. Я оказался трусом. И был полностью опустошен.

Я напрягся, кровь застыла в жилах.

Я не хотел, чтобы последние мои мысли перед смертью были о дочери, подвергающейся в это время насилию со стороны жестокого психопата. Она плакала, плакала и плакала... пока не затихла, выбившись из сил. Довольное хрюканье и шлепки плоти стали отдаляться. Все вокруг заволакивала черная дымка. Черная. Совершенно черная.

На краю сознания я уловил те же тошнотворные звуки ножа, встретившегося с плотью, как было и с Элли. На этот раз светловолосый вонзил нож моей малышке в горло. Кровь. Так много крови.

Смерть.

Смерть.

Мы умирали.

Моя семья мертва.

И я хотел последовать вслед за ними.

Чернота. Чернота. Чернота. Чернота. Чернота.

От смеха Гнилого у меня заныла душа, а потом он поднес нож к моему лицу. Стал резать. Кромсать. Надавливать. Но новая боль была ничем в сравнении с той, что поселилась внутри меня. Кровь катилась по моим щекам, густая и горячая.

Гнилой был так близко, что я ощущал его тяжелое дыхание. Он был одет так же, как и другой ублюдок. Тот же кожаный жилет. На материале поверх черепа было вышито «УКК».

– Крест, отмечающий место, – произнес Гнилой, впиваясь большими пальцами мне между глаз, как раз в том месте, где сходились два пореза, а потом толкнул меня на пол. – Карта сокровищ, спрятанных у тебя в мозгу. Жаль, мы не можем их присвоить.

Мужчины рассмеялись, а я с отвращением наблюдал, как светловолосый вытащил из тела моей дочери пропитанный ее кровью член. Она безжизненно свалилась на пол, прямо на свою мертвую мать. Две мои яркие звезды померкли, оставив после себя одну черноту.

«Мои».

Они забрали их у меня.

Они. Забрали. Их.

Во мне буквально взорвался пылающий шар ярости, неконтролируемый и отчаянный. Поскольку Гнилой больше не держал меня, я решил использовать этот момент в своих интересах. Вскочив на ноги, я бросился на него, врезавшись плечом ему в спину. От неожиданности он не удержал равновесия и повалился вперед на второго психопата, все еще пытавшегося засунуть член в штаны. Они споткнулись, налетев друг на друга. Подняв ногу, я со всей силы пнул Гнилого, отчего тот упал, сильно ударившись головой о кофейный столик. Он не вставал, потому я кинулся ко второму парню.

Его нож все еще торчал из шеи Блэр. «Спасибо за помощь папе, девочка». Я разбежался и боднул его головой, после чего светловолосый упал на задницу. Не теряя времени, я ударил его ногой по носу, насладившись тошнотворным звуком, с которым тот сломался. Я снова и снова бил его туфлей по лицу. Но потом ему удалось откатиться.

– Черт! – воскликнул он, посмотрев на Гнилого, по лицу которого хлестала кровь. – Какого хрена ты с ним сделал?

Голова Гнилого лежала под странным углом, а глаза смотрели пустым тусклым взглядом.

Зарычав, как медведь, я снова бросился на этого ублюдка, однако мужчина отпрыгнул назад, а потом вскочил на ноги и побежал. Я пнул его в спину, заставив взвыть, но бега он не замедлил. Какого хрена этот придурок вообще бежал?

«ВЕРНИСЬ, УБЛЮДОК!»

Однако он быстро скрылся из вида.

Я услышал щелчок захлопнувшейся задней двери, а потом отчетливый грохот удалявшегося мотоцикла.

Я должен был умереть.

С ними.

Я посмотрел на своих девочек, и из груди вырвался удушливый хрип. Мне нужно было их подержать. Подержать на руках, черт возьми. Со слезами, заливавшими лицо, я осторожно вытащил нож из шеи дочери. Потом потребовалось провернуть несколько маневров, в процессе которых я пару раз порезал руки, но все же смог освободиться от веревки. Снова обретя свободу движений, я сорвал ленту с губ и стал баюкать своих девочек. Притянув к своей груди, я крепко сжал их тела и закричал.

Я кричал, кричал и кричал до хрипоты.

Когда тела стали холодеть, я засунул руку в карман. Дрожащими пальцами я нашел в списке контактов единственного оставшегося родного человека и позвонил ему.

– Если ты передумал насчет дня благодарения…

Из груди снова вырвался крик.