Лицо Мии покраснело от злости.

— Я тебе не позволю…

— Нет! — я встряла в их зарождающуюся ссору. — Все в порядке, Миа. Я уйду, если это означает, что я смогу снова увидеть Мака.

Кинг снова зарычал.

— Если ты еще хоть раз произнесешь его имя, то я отрежу твою голову и помещу ее в банку, но ты не умрешь, маленький Провидец. Ты будешь жить столько тысячелетий, сколько я захочу, взывая о помощи.  Но никто тебя не услышит. Ни одна живая душа!

Миа хотела что-то ответить на его пламенную речь, но Кинг шикнул на нее, когда та раскрыла рот:

— И, прежде чем ты произнесешь хоть слово, женщина, я напомню тебе о том, что ты сделала с человеком, который выпотрошил твоего брата, как рыбу.

Миа закрыла рот, явно кипя от ярости, и конечно же мне стало интересно, про кого говорил Кинг, но сейчас у меня были проблемы и поважнее. Я должна была попытаться убедить Кинга в том, что хочу ему помочь.

— Мне все равно, увижу ли я Мака снова, — соврала я. — Я просто хочу вернуть его к жизни. Хочу знать, что с ним все в порядке. Пожалуйста, позволь мне помочь.

Я догадалась, что Кингу моя идея не понравилась, потому что, прежде чем отключилась, я явственно почувствовала удар об стену.

Когда я очнулась, мне казалось, что меня переехал фургон. Каждая клеточка моего тела болела, а ноги ощущались настолько ватными, что казалось, если бы я встала, они просто не выдержали бы веса собственного тела.  Я повернула голову в сторону места, где ранее лежало тело Мака, но его уже там не было, как и тела той женщины. Застонав, я перевернулась на спину.

«Мак… Мак… Мак…»

Я так скучала по нему, что начала задумываться о глубокой дыре, которую упоминал Кинг.

Меньше недели назад я была женщиной, целиком сосредоточенной на своей карьере, проживавшей свою бесцветную жизнь без любви. А теперь я любила так сильно, что едва могла дышать. Мое сердце и душа знали Мака, как если бы он был их второй половинкой. Мне было так трудно иметь такую глубокую эмоциональную связь с человеком, не помня при этом ни нашей первой встречи тысячи лет назад, ни первого поцелуя, ни первого занятия любовью.

И, пока я лежала там, хрипя и плача, в моей голове вертелся только один вопрос: почему я не могу вспомнить все это, как раньше? Казалось, что мои воспоминания пытались пробиться наружу, но не могли. Тот, кто сделал это со мной, определенно не хотел, чтобы я помнила о своем прошлом с Маком или могла найти его. И у меня сложилось впечатление, что Кинг и Миа тут абсолютно не при чем.

Так почему же? Что от меня скрывают?

Я начала рыдать, страдая от невыносимого чувства потери и непонимания.

— Борись, Олла… Борись! — шептал голос в моей голове. — Этот ублюдок Кинг не сможет тебе ничего сделать, и он знает это.

Я не могла понять, знаком ли мне этот голос.

— Как я могу бороться, если даже пошевелиться не в состоянии? — прошептала я.

Без всякой причины я положила свою руку на грудь и, закрыв глаза, перестала бороться с болью, как будто кто-то подсказывал мне сделать это.

Я вдохнула, и боль поглотила меня, обрушившись на мое тело, точно цемент. Через несколько секунд я почувствовала, будто бы меня берут на руки и переносят в другое место. 

Я стояла у дальней стены огромного бального зала с белыми стенами и белыми колонами, украшенными золотистой резьбой. Красивые и экстравагантно одетые гости кружились в танце и кланялись оркестру. Не могу поверить, что я снова на балу, ведь я слишком стара по меркам здешних господ и не собиралась выходить замуж. По крайней мере, ни за одного из тех мужчин, которых встречала до сих пор. Все они либо пахли, как надушенные пудели, либо говорили только о моем приданом. А вот моя подруга и компаньонка Люсинда жила мечтой о дне ее замужества. Конечно, из нее выйдет прекрасная и достойная жена. В отличие от меня. Я читала книги о науке, религии, философии и политике, постоянно спорила со своим отцом, отказывалась делать то, что мне велели. Мое сердце дикое и неукротимое, и таким будет всегда.

Я бросила взгляд на дедушкины часы, стоящие в углу зала, заполненного людьми, которые выпивали, смеялись и судачили друг о друге. Еще час этого дерьма — и я буду свободна. Мой двоюродный брат Роберт будет сопровождать меня, так как он был старше, ведь мой отец в отъезде, а мать нездорова. На самом же деле она ненавидела все эти светские мероприятия так же, как и я, но это мой последний светский сезон, и меня объявят «старой девой». Скорей бы уже, просто не могу дождаться. В этом статусе были огромные преимущества. Например, у меня не будет мужа, который бы мной командовал, не будет детей, которых надо было бы дисциплинировать, и не будет светских раутов, на которых было бы необходимо присутствовать.

Я чувствовала, как тугой корсет впивается в мою грудную клетку, пока изо всех сил старалась стоять спокойно и не дергаться, но, кроме этого, я почувствовала, как с другой стороны зала на меня кто-то пялится.

«О, великолепно! Придется мне сегодня вежливо отказать еще одному несостоявшемуся кавалеру, сославшись на уже усталые ноги».

Но, когда подняла голову и встретилась взглядом с парой удивительно голубых глаз, я почувствовала, что дыхание будто бы выбили из моих легких, и мир вокруг стал вращаться. Не удержавшись на ногах, я упала назад.

— Мадмуазель, вам плохо? — спросил поймавший меня мужчина, который только что болтал с Люсиндой о какой-то банальной ерунде, связанной с садами.

С его помощью я снова встала на ноги и кивнула.

— Все хорошо, в этом платье мне не хватает воздуха.

Люсинда, миниатюрная блондинка (полная противоположность мне, с моими темными глазами и черными, вьющимися волосами), издала легкий смех.

— Эвелин, ты действительно пойдешь на все, чтобы уйти отсюда пораньше. Только я никуда не пойду. Ты обещала, что мы останемся до последнего танца.

Обычно в такие моменты я начинала умолять ее уйти, взывая к ее любви ко мне, ведь мы были лучшими подругами почти всю сознательную жизнь, но сегодня я не хотела никуда уходить. По крайней мере, не с ней.

Я наблюдала, как незнакомец приближается ко мне, петляя между девушками в пышных юбках и мужчинами в черных пиджаках. Он был на голову выше всех остальных мужчин в этом зале и в тысячу раз красивее. Его светлые волосы почти касались широких плеч, а походка казалась такой уверенной и выдавала в нем сильного мужчину. Ну, или опасного. Я не уверена. Как бы то ни было, мы не могли отвести друг от друга взгляд.

Я прекрасно понимала, что видела его и раньше, но подробности встречи с мужчиной, которого не забудет ни одна женщина, не могла вспомнить.

Наконец он подошел и долго смотрел на меня сверху вниз своими гипнотическими глазами.

— Это ведь ты, не так ли? — спросил он таким мужественным и низким голосом, от которого у меня по телу пробежали мурашки, а пальцы ног невольно подогнулись в шелковых туфлях.

«Господи, нет! Он перепутал меня с другой женщиной!» Ну все, мое сердце беспощадно разбито.

— Сэр, вы приняли меня за кого-то другого! — резко ответила я.

Да уж, просто не повезло мне. Этот дико красивый мужчина, выглядевший так, будто ему не место на балах, искал другую женщину.

— Я никогда не ошибаюсь, — прошептал он и протянул мне руку. Очень неприличный жест, учитывая, что нас даже не представили.

Я смотрела на его руку и не могла не желать коснуться ее, потому что было бы просто грехом отрицать, что этот мужчина великолепен. В тот момент, когда это произошло и наши руки соприкоснулись, в моей голове начали мелькать образы. Я видела нас с ним вместе, но выглядел он по-другому. Его кожа в этих образах была темнее, черты лица — грубее, но вместе с этим они были настолько изящными, как будто принадлежали искусно вылепленной статуе греческого бога. И я знала эти глаза, их бесконечную синеву. И еще я точно знала, что он чувствует, когда обнимает и целует меня.

— Кто ты такой? — прошептала я.

— Сейчас меня называют Макариусом. — Он смотрел по сторонам, будто бы искал кого-то. — Пойдем. Нам нужно уходить.

Я тоже посмотрела по сторонам и увидела, что Люсинда была увлечена танцем со своим кавалером и не обращала на меня внимания, а Роберт обжимался с молодой блондинкой в углу, наверняка уговаривая ее встретиться позже где-нибудь наедине, чтобы лишить ее девственности.

— Куда мы пойдем? — спросила я, заранее зная, что это не имело значения.

Макариус улыбался, но я видела, что в его прекрасных голубых глазах скрывалось что-то темное. Он явно был опасен, но я все равно хотела быть с ним.

Он взял меня за руку, и мы пошли к боковой двери, ведущей к большому фонтану, за которым простирался большой, освещенный факелами сад. Другие гости, которые могли обратить на нас внимание, вероятно предположат, что мы собираемся заняться чем-то скандальным за одним из деревьев, но меня это не волновало, даже если моя репутация будет запятнана.

Я следовала за Макариусом, и мы наконец вышли на улицу, за ворота. Стук лошадиных копыт и болтовня кучеров наполняли холодный воздух. Пока он, продолжая держать меня за руку, вел нас вперед, ко мне вернулись воспоминания о джунглях, дожде и маленькой хижине, в которой этот мужчина, полностью обнаженный, скользил между моими бедрами, даря мне наслаждение и вдыхая запах моих волос.

«Господи Боже! Что происходит?»

Но, тем не менее, я не боялась. Я хотела быть с ним, потому что любила его.

Мы повернули за угол и вошли в ворота соседнего большого белого дома с колоннами. Мимо этого дома я проходила миллион раз. Когда-то он принадлежал местному губернатору, но тот уехал из Сан-Франциско несколько месяцев назад и, по слухам, продал дом богатому торговцу из Нью-Йорка. Ходили слухи, что этот торговец даже ни разу и не посмотрел на дом, но, по всей видимости, люди ошибались, и этот торговец сейчас рядом со мной. И он принадлежит мне.

Через парадные двери мы попали в роскошное фойе, стены которого были покрыты белым мрамором, а потолок украшен расписными фресками. В моей голове все чаще стали всплывать мысли о том, что мои родители отрекутся от меня, узнав, что я побывала здесь. Его слуги наверняка будут об этом судачить.