Я проснулся посреди ночи от боли. Видимо, попытался перевернуться, но мышцы были сильно против. В полудреме, пытаясь разбудить Грэма, я пошарил по другой стороне кровати. А когда ничего, кроме холодных простыней не обнаружил, вспомнил, что Грэма здесь больше нет. Сердце заныло за компанию с телом, что, в принципе, даже вписывалось в общую картину.
Я очень осторожно выбрался из постели и с протяжным стоном встал. Как дед столетний доковылял до ванной и, стараясь не смотреть на себя в зеркало, выпил обезболивающее. Я чувствовал себя жалким и не мог с этим смириться. И видеть это тем более не хотелось.
Тело болело. Ноги, руки, грудь, спина — да, вообще, все. Я поплелся обратно к кровати, все ещё поражаясь тому, что она пуста, и на стороне Грэма никто не спит. Сердце сжалось от тоски и одиночества, от чего все остальные страдания отошли на второй план.
Проснувшись раньше будильника я уставился в потолок и старался не шевелиться. Да мне и не нужно было двигаться, чтобы понять, где болит. Болело все. Сегодня меня ждал настоящий ад. Я понятия не имел, помогла ли вчерашняя ванна, оставалось только гадать, как бы чувствовал себя, если бы Рид не подсказал добавить в нее английской соли. Я знал, что движение и легкая растяжка мышц вместе с горячим душем облегчат мое состояние, поэтому заставил себя подняться.
— Господи, сейчас подохну.
Я направился в ванную. Каждый шаг вызывал стон. И если вчера боль казалась адской, то сегодня она переплюнула саму себя. Дотянуться до краников душа было больно, горячая вода причиняла боль, любое движение при мытье было болезненным, вытираться — больно, одеваться тоже больно. Обуться и завязать шнурки оказалось вообще достижением, достойным чемпионата мазохистов.
Болело все. Абсолютно каждая клеточка.
Я принял панадол, запил его кофе и кое-как добрался до работы. Шел так, словно на мне было белье из колючей проволоки. Люди странно поглядывали, но на работе я всегда немногословен и гораздо сдержаннее, поэтому в фойе со мной никто не заговорил. Я уже шесть лет работал под руководством главного актуария и каким-то образом умудрялся следить за языком, или вообще старался не разговаривать. Так было безопаснее. Полагаю, большинство сотрудников считало меня нелюдимым или странноватым, но это было даже к лучшему, так как позволяло сохранять профессиональную дистанцию.
Единственным человеком, привыкшим к моему словесному поносу, была моя личная ассистентка Мелинда Чен. Мелинда — юное математическое дарование, старший ребенок в семье выходцев из Китая. Обладательница блестящей способности замечать любые мелочи. У нее прямые черные волосы до плеч, очки как у Джона Леннона и она фанат корейской поп-музыки и японских комиксов. Мелинда была в курсе, что я гей, и даже глазом не моргнув, определила, что с недавних пор еще и одинок. В прошлый четверг и пятницу, после моего злополучного возвращения в «клуб одиноких сердец», я походил на пришибленного зомби. Видимо, сегодня я выглядел еще хуже.
Мелинда взглянула на меня и тут же позабыла о бумагах, что были у нее в руке.
— Что, черт возьми, с тобой случилось?
— Долгая история. — Я прошаркал мимо ассистентки в свой кабинет и медленно, с трудом опустился в кресло. — Не закроешь дверь?
Она выполнила мою просьбу и присела напротив. На лице ясно читалось беспокойство.
— Ты в порядке?
Я покачал головой.
— Нет, не совсем. Грэм меня бросил.
Мелинда нахмурилась, в глазах ее мелькнуло замешательство.
— Да, я знаю.
— В общем, он сказал, что я жирный.
Ноздри Мелинды раздулись.
— Если после восьми лет совместной жизни он так с тобой поступил, то скатертью ему дорога.
Я уже упоминал, что в ней такта, как грации у слона в посудной лавке?
— Но я не из-за этого чувствую себя так, словно меня автобус переехал.
Она просияла.
— Ты ходил поразвлечься и кого-то подцепил? Два дня секса — это достаточно хорошая физическая нагрузка!
— Что? Нет!
— А что тогда?
— Я записался в спортзал. Теперь у меня есть личный тренер.
— Ты что сделал?!
— Да знаю, знаю.
— Ты что, совсем лишился рассудка?
— Похоже на то. А еще чувства собственного достоинства. И способности двигаться без мучительной боли.
— Я что-нибудь раздобуду, — кивнула Мелинда. — Для начала кофе?
— Да, было бы неплохо. — И, чуть подумав: — Только один кусочек сахара, я себя ограничиваю.
Мелинда поморщилась.
— Ох ты ж…
— И не говори.
— Отчеты по Гэллагеру лежат на твоем столе, — указала она на стопку папок. Когда я в пятницу уходил их не было.
Я кивнул, и все вернулось на круги своя.
— Кивать больно.
— Хочешь, можем общаться перемигиванием?
— Господи, ты моя родственная душа. Спасибо.
— Я пошутила.
— О-о-о.
Но, чуть погодя, прекрасно меня зная, все же спросила: — А какой шифр?
— Одно подмигивание — это «Да», два — «Нет».
Мелинда встала.
— Ладно. Скоро вернусь.
Я моргнул один раз, в знак согласия, она улыбнулась, а потом вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
И только я собрался взять верхнюю папку из стопки, как вдруг понял, что руки меня не слушаются. Запястья заклинило под углом в девяносто градусов и, похоже, плечи, бицепсы и трицепсы тоже объявили забастовку.
Мелинда вернулась и поставила на стол чашечку с кофе. Я попытался до нее дотянуться, но так и не смог. Мышцы отказывались работать.
Мелинда уставилась на меня и мое жалкое телодвижение.
— Это и есть твой лучший косплей тираннозавра?
Я моргнул один раз, и она рассмеялась.
Боже, день обещал быть долгим.
После нескольких часов работы с документами, спасибо, что не нужно много двигаться, я почти забыл, что тело меня ненавидит, пока не попытался встать.
И, черт побери, все оказалось еще хуже. Боль была нереальной.
— Ой-ей-ей!
Прежде чем я смог рухнуть в кресло и спокойно умереть, раздался телефонный звонок. Взглянув на экран, с удивлением увидел, что это был Рид. Нажал «принять вызов», затем на «громкую связь».
— Алло?
— Привет, это Рид из спортзала. — Он откашлялся. — Извини, что звоню на работу. Надеюсь, не помешал. Просто хотел узнать, как у тебя дела?
— О боже, я при смерти.
— Думаю, все не так уж и плохо…
— Я подозреваю высокую вероятность, что у меня СМС. Это хоть и редкое заболевание, но не такое уж и неизвестное.
— СМС?
— Синдром мышечной скованности.
Рид рассмеялся.
— Не смейся. Это серьезное заболевание. От него страдают вполне реальные люди. Думаю, что и я в их числе. Или это, или болезнь Лайма. Или даже хронический компартмент-синдром. Или перемежающаяся хромота.
— Ты загуглил симптомы?
Я надул губы.
— Возможно.
Рид снова рассмеялся, но смех его звучал мягко и тепло.
— Генри, ты не умираешь. То, что ты сейчас испытываешь называется отсроченной болезненностью мышц, и это абсолютно нормально.
— Да? Но меня заклинило над столом в скрюченном положении, и моя помощница считает, что я похож на тираннозавра, потому что не могу полностью вытянуть руки.
Теперь Рид рассмеялся от всей души.
— Похоже, твое чувство юмора не пострадало.
— О, прекрасно! В графе «причина смерти» будет указано: скончался в ужасных мучениях от повреждений всего тела, несовместимых с жизнью. Но чувство юмора при этом абсолютно не пострадало.
— Ты не умрешь. По крайней мере, не сегодня и не от боли в мышцах.
— Вот спасибочки, утешил.
— Хочешь, приходи сегодня вечером, сделаем несколько легких упражнений на растяжку?
Я вздохнул.
— Нет. Не обращай внимания. Я склонен все преувеличивать и драматизировать. И вполне возможно, та еще истеричка-паникер. По крайней мере, мне так говорили. — Я до предела закатил глаза и удивился, что совсем не почувствовал боли. — Уверен, что со мной все будет в порядке.
На том конце линии послышался тихий выдох, и я представил, как Рид улыбается.
— Продолжай двигаться. Пройдись по своему кабинету, только медленно.
— Да куда уж медленнее? — воскликнул я. — Девяностолетние и то быстрее ковыляют.
— Просто больше двигайся, — повторил Рид. Теперь он точно улыбался. — Это поможет. Сильно не напрягайся, не больше, чем нужно для выполнения работы. А когда вечерком вернешься домой, отдохни и перед сном снова прими ванну с английской солью.
— А завтра?
— Завтра жду тебя здесь в семь утра.
Я застонал и, может, даже слегка всхлипнул.
— Генри, все будет хорошо. Ты на правильном пути. Обещаю, скоро будет полегче.
На столе зазвонил рабочий телефон.
— Мне пора, — сказал я Риду.
— Ты же придешь завтра?
Я хотел ответить «нет». Думал, пойду домой и назло ему слопаю целую пиццу. Но потом понял, что обманываю только себя и, что еще хуже, доказываю правоту Грэма.
— Да, буду в семь.
— Умничка! Тогда, до встречи.
Я отключился и ответил на рабочий звонок. Теперь мое внимание приковали счета, отчеты и сроки, что хоть как-то позволило отвлечься.
Я последовал совету — продолжал двигаться, хоть и медленно, но все равно шевелился. И Рид оказался прав, главное — не сидеть на месте. Потому что, после обеденного перерыва я снова с трудом передвигался. Все было хорошо, пока я сидел на своем обычном месте в комнате отдыха, просматривая в телефоне последний выпуск глянцевого журнала, но, когда решил встать, то, издав приглушенный вопль, резко замер на полпути.
Мелинда тотчас оказалась рядом.
— Вставай прямо, медленно и осторожно, — приказала она тихо, чтобы никто в комнате не услышал. — Пока мы не выйдем отсюда, ты будешь терпеть эту боль, хорошо?
Я моргнул один раз, говоря «да», и моя ассистентка улыбнулась. Мелинда знала, что перед другими сотрудниками я стараюсь не демонстрировать слабость. В нашем подразделении моя должность была второй по значимости. Куча народа, желая взобраться по карьерной лестнице, поджидала, когда я споткнусь в профессиональном плане. На самом деле, просто возникла бы неловкая ситуация, но я не хотел давать лишний повод для насмешек.
По поводу шуточек в свой адрес у меня был пунктик. И, к счастью, Мелинда тоже об этом знала.