Глава 17

Аврора

Что– то не так.

Это чувство не покидает меня последние несколько дней. Это может быть потому, что Джонатан отшлепал меня недостаточно сильно и исчез из моей жизни, когда я просыпаюсь утром. Обычно он рядом всю ночь, иногда обнимая меня после моих кошмаров, а иногда глядя на меня, будто убеждаясь в чем– то. В чем, я не знаю.

Излишне говорить, что после той ночи в доме Эйдена я спала в кровати Джонатана. Моя комната была приведена в порядок и выглядела как новенькая. Однако каждый раз, когда я оказываюсь там, даже чтобы взять свои вещи, Джонатан хватает меня за руку и ведет обратно в свою комнату.

Не то чтобы я хотела проводить ночи в одиночестве после тех голосов, которые мне снились.

Он все еще шлепает меня в качестве наказания, но мы оба знаем, что это гораздо больше.

Это наша связь.

Это то, что наполняет его глаза собственничеством, а мои —неприкрытой похотью.

Иногда я просыпаюсь с его лицом, зарытым между моих ног. Иногда он трахает меня, вдавливая в матрас, обхватив рукой мое горло. Потом он спит со своим членом глубоко внутри меня, чтобы потом продолжить в середине ночи.

Он истощает меня, но в то же время он завершает меня самым странным образом.

Джонатаном невозможно насытиться. Чем сильнее он вымещает на мне злость, тем чаще я встречаюсь с ним лицом к лицу. Если он — ураган, то я — ветер, получающий удовольствие от причиняемого им ущерба.

Но это не всегда ущерб, и именно это ставит меня в тупик. После того, как он оставляет на моей заднице отпечаток своей руки и выжимает из меня один оргазм за другим, Джонатан не встает и не уходит, как тогда, когда я впервые появилась в его жизни.

Он не смотрит на меня так, будто я раздражитель или что-то, что он хочет сломать. В его стальных глазах теперь есть понимание, которое одновременно пугает и интригует меня. Быть в центре внимания Джонатана — все равно, что жить в режиме повышенной готовности двадцать четыре часа в сутки.

Затем он делает вещи, которые заставляют меня задуматься.

Каждый день он либо заставляет нас вместе принимать душ, либо набирает мне ванну и с особой тщательностью моет мои волосы. Это настолько вошло в привычку, что я прихожу в ярость, когда мне приходится делать это самой.

Он также раздраженно защищает меня, когда я причиняю себе какую-либо боль.

Со временем он перестал быть пустой доской перед своими детьми. Джонатан всегда будет Джонатаном, но иногда он следует моему примеру и не ведет себя как ублюдок.

Может, я и привыкла к его суровости, но его нежность вызывает во мне совершенно другой отклик. Часть меня медленно покидает мое тело и переходит на его сторону, и хотя я осознаю это, я никак не могу это остановить.

Он крутой обрыв, и я продолжаю катиться вниз, наслаждаясь каждым ударом и толчком.

  Однако сегодня что-то не так.

Когда утром он бросил на меня ничего не выражающий взгляд, я отмахнулась от него. Джонатан много наблюдает, и не все его выражения можно объяснить.

В конце концов, он больше не бросает на меня ты сумасшедшая взгляд. Мы прошли этот этап, верно? Не может быть, чтобы он снова об этом вспомнил.

И все же это не ослабляет напряжение, опускающееся в низ моего живота. Сегодня я не раз ловила себя на том, что все чаще трогаю часы, и с трудом собиралась на совещания.

Я ухожу с работы пораньше, предпочитая поехать домой. Не факт, что Джонатан будет там в это время.

Мои ноги замирают перед машиной. Я только что назвала дом Джонатана домом? С каких это пор я стала считать его таковым?

Я качаю головой, не желая думать об этом. Как раз когда я собираюсь открыть дверь, темная тень мелькает в моем периферийном зрении.

Моя рука замирает, когда я осматриваю окружающее пространство.

Парковка H&H не такая уж большая, но все же она подземная и тихая. Единственный звук жужжание одной из неисправных неоновых ламп.

На этот раз я не стою на месте и не жду удара.

Я сигналю своей машине и протягиваю руку, чтобы открыть дверь. Когда сзади меня появляется рука, я вздрагиваю и бью вслепую.

Меня словно отбрасывает назад, в тот день одиннадцать лет назад. Вскоре раздается хруст лезвия о мои кости, затем кровь — много крови — и боль.

Неконтролируемая боль.

Меня заживо похоронят в могиле. Я буду такой же, как те женщины, где никто не услышит моих криков.

— Нет! — кричу я, затем сую руку в сумку и достаю перцовый баллончик, который я начала держать при себе после последнего нападения.

Я кручусь вокруг себя и направляю его на тень. Мне все равно, если он член семьи жертвы. Я не должна быть объектом его гнева.

Мой голос силен и исходит из глубины моего нутра.

— Если ты хочешь напасть на кого-то, иди и зарежь этого ублюдка Максима!

— Вау.

Я не могу удержать перцовый баллончик, когда сталкиваюсь лицом к лицу ни с кем иным, как с Итаном Стилом.

Мое резкое дыхание замедляется, и я оглядываюсь на него, словно ожидая найти тень. Конечно, там есть что-то похожее на тень, но это всего лишь Агнус.

— Прости. — я опускаю баллончик обратно в сумку. — Я думала, что это кто-то другой.

— Все в порядке.

Он улыбается, и это вроде как приветливо.

Отчасти, потому что за ней скрывается что-то еще, что я не могу определить.

— Есть что-то, с чем я могу тебе помочь, Итан?

— Да, и я точно не могу навестить тебя у Джонатана, иначе он прогонит меня с дробовиком. — он показывает на свою машину. — У вас есть минутка?

Я колеблюсь. Дело не только в предупреждениях Джонатана о том, чтобы держаться подальше от Итана  и всего мужского населения, по его словам. Я также хочу вернуться домой сегодня. Мне кажется крайне важным быть там.

Похоже, почувствовав мою нерешительность, Итан говорит:

— Это о Джонатане.

Это привлекает мое внимание. Неважно, как сильно Джонатан говорит, что ненавидит Итана, когда-то он был его лучшим другом. Так или иначе, он знал его лучше, чем кто-либо другой.

Я иду к машине Итана, и Агнус садится на переднее сиденье рядом с водителем. Он чем-то похож на Харриса, но без его странных выходок и снобистского чувства юмора. Он мне даже нравится. Даже молчание Марго и Тома тоже мне понравилось.

Все, что меня насторожило в окружении Джонатана, в конце концов, пробралось в мою жизнь. Не успела я оглянуться, как они стали неотъемлемой частью.

Машина едет по улицам. Сквозь тонированное стекло видны яркие огни города и бесконечный поток машин. Не знаю, почему все это вызывает у меня ужасное предчувствие.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я Итана.

Он опирается локтем на подлокотник между нами и прижимает меня к себе, как исследователь в лаборатории прижимает морскую свинку.

— Почему бы тебе не рассказать мне, Аврора? В чем твой секрет?

Мое сердце колотится при этом слове. Секрет. Всякий раз, когда кто-то произносит это слово, я чувствую, что мое прошлое вбежит и разрушит любую стабильность, которую я создавала годами. Не то чтобы Итан знал об этом.

Верно?

Приняв свой бесстрастный тон, я спрашиваю:

— Мой секрет относительно чего?

— Относительно того, как Джонатан относится к тебе. Он никогда не показывал своих истинных чувств к кому-либо, по крайней мере до тех пор, пока не раздавит их. Черт, он даже не вел себя так по отношению к своему отцу и брату, когда они были живы.

— Он был... близок с ними?

— Да, особенно с Джеймсом.

У меня замирает сердце от того, что, должно быть, чувствовал Джонатан, когда потерял своего единственного брата. Я знаю, что он умер в результате аварии, которая также забрала мать Астрид, но это еще не все. До этого он был наркоманом. Я могу представить, как Джонатан хотел помочь ему, но не находил подходящего способа, потому что у него плохо получается оказывать эмоциональную поддержку.

— Сначала я подумал, что ты что-то держишь над его головой, — Итан постучал пальцами по подлокотнику. — Но мы оба знаем, что Джонатан из тех, кто держит людей за голову, а не наоборот.

— Можешь повторить это еще раз.

— Так в чем дело?

— Я не знаю. Ты можешь спросить его сам, если тебе так любопытно.

— Это принесет мою голову на блюдечке, а она вроде как мне нужно. Моя голова, я имею в виду.

Я прочистила горло.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

— Эльза упомянула, что Джонатан и ты перестали общаться, потому что он винит тебя в смерти Алисии. Так ли это?

— Не совсем. Это стало последней каплей. — он вздыхает, и кажется, что его взгляд застрял где-то в прошлом. — Все началось с нашего отвратительного соперничества и игр. Мы часто играли в них, когда были моложе. Джонатан отказывался проигрывать, и я тоже. Когда мы закончили университет и каждый из нас стал управлять частью семейного бизнеса, мы соперничали друг с другом в размере прибыли и стоимости акций. Потом это распространилось и на другие вещи. Азартные игры. Имущество. Женщины.

— Женщины?

— Да. Мы делили женщин. Иногда одновременно.

— Ох. — мои губы раскрываются.

Мне трудно представить Джонатана и Итана, занимающихся сексом втроем.

— В этом есть проблема?

— Нет, просто Джонатан собственник.

— К тебе и к своей жене, возможно, но в прошлом он не был таким. Он не заботился ни о ком настолько, чтобы быть собственником.

— Значит, у вас, типа, был секс втроем... так? — шепчу я, не уверенная, что Агнус и водитель должны быть посвящены в этот разговор.

— Да. Не пойми меня неправильно, мы не трогали друг друга, но получали удовольствие от одних и тех же вещей. Не говоря уже о том, что нас почему-то всегда привлекал один и тот же тип женщин.

— Внешность?

— Нет. — озорная ухмылка перекосила его губы. — Личность. Мы оба могли чувствовать их демонов, душевные шрамы, и думаю, нас привлекали их сломанные стороны.

— Поэтому он женился на Алисии? Не считая мести, я имею в виду?

— Ты знаешь об этом.

— Он рассказал мне.

Он кивает.

— Это часть причины, да.

— И ты женился на матери Эльзы.

— Верно. Обе женщины были... как бы это сказать? Прекрасно сломлены. По крайней мере, Эбби. Алисия медленно распадалась от Джонатана.