Глава 23

Аврора

Решение вернуться домой и на самом деле сделать это две совершенно разные вещи. Все, что я хочу сделать, это вырыть яму и спрятаться в ней.

Однако мысль о том, чтобы убежать, как в прошлом, калечит меня. Я больше не могу этого делать. Я не могу начать все сначала, притвориться, что я переродилась, и продолжать жить своей жизнью.

Воспоминания об одиноких ночах, когда я дрожала под одеялом, заставляют меня содрогаться.

Кроме того, я не могу отказаться от той жизни и того равновесия, которое я обрела. Дело не только в Лейле и H&H. Это также касается Эйдена, Леви, Астрид и Эльзы. Речь идет о Мозесе, Марго, Томе и даже Харрисе. Речь идет о чувстве семьи, которое я вновь обрела. И на вершине этой цепочки находится Джонатан.

Человек, который держал меня за руку все это время и не осуждал, даже когда думал, что я сошла с ума. Во всяком случае, он обещал защитить меня — в том числе и от меня самой.

Сколько я себя помню, мне приходилось полагаться только на себя. Защиту могла обеспечить только я. Присутствие Джонатана приносит мне определенный покой, которого я никогда раньше не испытывала.

Но дело не только в чувстве защищенности, которое он даёт. Нет. Это также о том, как он не позволяет мне заблудиться в лабиринте моих мыслей. Словно он знает, как становится темно, и каждый раз вытаскивает меня.

Я не уверена, что в нем такого, что позволяет ему так хорошо читать меня. Сомневаюсь, что это из-за разницы в возрасте, о которой, по иронии судьбы, я больше не думаю, а когда думаю, то больше с благоговением, чем с чем-либо еще.

Джонатан не только знает меня, но и понимает мои потребности еще до того, как я сама с ними соглашусь. Он научил меня, что признание собственных сильных и слабых сторон это то, что заставляет вас стремиться к высоте.

С ним я чувствую себя одновременно уязвимой и сильной. Я могу покорить весь мир, но в то же время боюсь, что однажды он выбьет ковер у меня из-под ног.

Потому что прямо сейчас? Я серьезно не могу представить свою жизнь без него. Тот факт, что он когда-то был мужем моей сестры, почти не заставляет меня задумываться.

Мне так жаль, Алисия. Я худшая сестра, которая когда-либо существовала.

Наша первая остановка, как только мы прибудем в Англию, Бирмингем.

— Я могла бы сам приехать и проведать Лейлу, — говорю я Джонатану, когда дворецкий приветствует нас в особняке Итана в Бирмингеме — или дворце.

Он намного больше, чем в Лондоне, и Мозесу пришлось долго ехать, прежде чем мы смогли добраться до входа с его величественными статуями львов и высокими башнями.

— Думаешь, я позволил бы тебе приехать в дом Итана одной? — вопрос явно риторический, поскольку Джонатан продолжает своим надменным тоном: — Бред.

— Не будь с ним придурком, ладно? — я шепчу на случай, если кто-то рядом. — В конце концов, мы в его доме.

— Зависит от обстоятельств.

— От каких?

— От тех, посмотрит он в твою сторону или нет.

Я хихикаю.

— Ты не можешь быть серьезным.

Он пронзает меня одним из своих встревоженных взглядов.

— Я абсолютно серьезен, и если ты хочешь, чтобы я доказал это перед ним, я это сделаю.

— Я не понимаю, в чем тут проблема. В конце концов, в прошлом вы делили женщин.

И нет, я все еще не смирилась с этим.

— Ключевая фраза в твоем предложении — в прошлом. Я бы даже по доброй воле не сел с ним за один стол.

— Так что мне интересно… Если бы вы, ребята, не ссорились, вы бы все еще делили женщин?

Он хватает меня за талию, его пальцы впиваются в мой бок.

— Какого черта ты задаешь эти вопросы? Мы уже установили, что Итан или кто-либо другой, блядь, не обсуждается. Я бы не стал делить тебя до конца твоей жизни.

— Ты имеешь в виду своей жизни?

— Твоей. Смерть не остановит меня, дикарка. Я найду способ, даже будучи призраком.

— Я в этом не сомневаюсь.

Мужской голос, доносящийся справа от нас, прерывает наш разговор.

Вместо того, чтобы отпустить меня, Джонатан прижимает меня к себе, собственнически положив руку мне на поясницу.

Итан стоит у подножия лестницы, засунув руку в карман брюк и дружелюбно улыбаясь.

— Добро пожаловать в мою резиденцию в Бирмингеме, Аврора. Джонатан, прошло много времени с тех пор, как ты приходил сюда. Более двадцати лет, я полагаю.

— Недостаточно долго.

Я толкаю его локтем и шепчу:

— Веди себя хорошо.

— Он смотрит на тебя, так что это «нет», — говорит Джонатан достаточно громким голосом, чтобы Итан услышал.

— Всегда очарователен, Джонатан. — Итан улыбается ему, но в этом нет приветливости.

Последний возвращает его с хмурым видом.

Уровень тестостерона здесь чертовски высок. Я почти чувствую его вкус на своем языке.

— Где Лейла и ее родители? — я спрашиваю, снимая напряжение.

— Мистер и миссис Хуссейни отправились на прогулку, а что касается Лейлы... — слова Итана обрываются, когда с другой стороны комнаты открывается дверь, и входит Лейла с корзиной роз, бросая лепестки в Агнуса с серьезным лицом.

Похоже, ему это нисколько не нравится, но он молчит, когда она ухмыляется.

— Я могла бы полностью превратить тебя в принцессу, Агнус. Если кто-то и может это сделать, так это я.

Итан смеется, и даже Джонатан собирается улыбнуться, прежде чем он, как обычно, зафиксирует свою реакцию. Я начинаю видеть связь между Итаном и Джонатаном. Один из них более открыт, а другой закрыт. Однако у них много общих черт — самая важная из всех — их жажда власти. Чем больше она у них в руках, тем больше они жаждут. Вот почему они давным-давно нажали на кнопку.

Джонатан просто более откровенен в этом вопросе. Итан не показывает этого так сильно, но это не отрицает его желания этого.

Увидев меня, Лейла толкает корзину с розами к груди Агнуса и бежит ко мне.

Я раскрываю объятия, и она обнимает меня без возражений.

— Я так сильно соскучилась по тебе, приятельница. Не смей снова покидать меня.

— Я тоже скучала по тебе, Лей.

— Давай. — она хватает меня за руку. — Нам нужно наверстать упущенное.

Итан указывает на лестницу и поднимает бровь, глядя на Джонатана.

— Мой кабинет?

— Веди себя хорошо, — одними губами говорю я Джонатану.

— Нет, — одними губами произносит он в ответ, и я качаю головой, когда Агнус оставляет корзину с розами на столе и следует за ними.

Когда они там втроем, я могу только представить, что произойдет в этом кабинете. Определенно не то, чему я хочу быть свидетелем.

Мы с Лейлой сидим на скамейке в саду. Деревья здесь такие высокие, что закрывают горизонт.

— И? — нетерпеливо спрашивает она. — Подробности.

— Обещаешь, что не станешь ненавидеть меня?

— Никогда. Любовь до гроба, не забыла?

Я выплескиваю все и рассказываю Лейле о своей жизни с тех пор, как выросла в Лидсе, и вплоть до того, что стала свидетельницей этого преступления, потеряла сестру и весь этот кошмарный судебный процесс.

Пока я говорю, выражение лица Лейлы меняется, и я думаю, что к тому времени, как я закончу, она возненавидит меня, но она снова обнимает меня. Два объятия за один день это впервые.

— Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это в одиночку. Ты была так юна.

Я держусь за нее и даю волю слезам. Это первый раз, когда я говорю обо всем этом, и я так благодарна, что Лейла та, кому я могу рассказать обо всем, произошедшем.

Она отстраняется и вытирает мои слезы тыльной стороной рукава.

— Джонни получает очки брауни за то, что забрал тебя отсюда, чтобы ты могла проветрить голову. Его статус папочки восстановлен.

— Ты ужасна. — я улыбаюсь сквозь слезы.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно, Лей.

— Какое имя ты предпочитаешь? Кларисса или Аврора?

— Когда я была Клариссой, я была счастлива, но это было за счет страданий других. Мне больше не нравится быть ею. Мне не нравятся воспоминания, связанные с ней, или страхи, через которые она прошла.

— Значит, Аврора. Было бы очень странно называть тебя как-то иначе. — она неуверенно улыбается. — Почему ты выбрала это имя?

Теперь моя очередь улыбаться, когда воспоминания о лете и аромате зефира возвращаются.

— Алисия сказала, что если бы у нее родилась девочка, она бы назвала ее Авророй. Думаю, это осталось со мной.

— Я так горжусь тем, как далеко ты продвинулась, приятельница.

— Ты сейчас такая сентиментальная?

— Кто? Я? Никогда!

Мы смеемся, и она придвигается ближе, выражение ее лица становится серьезным.

— Что ты собираешься теперь делать?

— Я все еще думаю об этом. Эй, Лей, ты не скучаешь по работе?

— Честно? Я здесь схожу с ума. Ты знаешь, я ненавижу стоять на месте, но все в порядке. Я могу это вынести.

— Ну, я не могу.

— Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь стоять прямо, как и предполагалось шестнадцать лет назад.

***

На следующий день я иду в прокуратуру. Я не говорю Джонатану, потому что он остановил бы меня.

Я отказываюсь жить в страхе, боясь того, что они постучат в мою дверь или поймают меня, когда я буду идти по улицам.

Хотя я не делюсь своими планами с Джонатаном, я пробираюсь через здание, вооруженная его словами, обращенными ко мне.

Ты не сделала ничего плохого.

Он прав. Я не сделала ничего плохого. И теперь я признаюсь в этом.

Они ведут меня в белую комнату с серым столом посередине. Я сохраняю хладнокровие, когда прокурор пытается запугать меня своими вопросами.

Прокурор, представившийся Джоффри Дейлом, пожилой мужчина с несколькими десятилетиями опыта за плечами. Вполне логично, что они назначают его для такого важного общенационального дела, как это.

Его кустистые брови сведены вместе, будто они созданы для суждения людей. Его костюм на размер больше, а голова наполовину лысая, с несколькими прядями волос, зачесанными посередине. Но это не отменяет проницательного взгляда его светло-карих глаз.

После долгого молчания, которое он проводит, читая лежащее перед ним досье, Джоффри наконец поднимает голову.

— Мы начнем с основ. Ваше имя?

— Аврора Харпер.

— Ваше законное имя, мисс.

— Аврора Харпер. Я официально оформила.