Аврора
Я в ловушке.
Это ощущение пребывания в замкнутом пространстве без выхода должно было возникнуть более одиннадцати лет назад.
Я должна быть свободна.
Но так ли это? Реально ли?
Я вырываюсь из объятий Джонатана, и это оставляет меня прислоненной спиной к закрытой двери моей машины.
Джонатан возвышается надо мной, как огромная стена. Я неправильно рассчитала его рост. Я ни в коем случае не маленькая, но все же, чтобы встретиться с ним взглядом, приходится запрокинуть голову.
Я должна выйти из своей зоны комфорта и заплатить цену за риск, на который пошла.
Кларисса.
Он помнит. Почему он помнит имя, которое слышал всего два раза в своей чертовой жизни?
Алисия не стала бы рассказывать обо мне. Она тайно приезжала и навещала меня и говорила, что это наш маленький личный мирок, о котором никому не нужно знать.
Мы даже проворачивали это за спиной моего отца, когда я была маленькой. У нас была только общая мать, которая умерла вскоре после моего рождения, и тогда Алисия захотела занять эту роль.
Во всяком случае, она пыталась.
Но я уже была знакома с дьяволом, и у меня не было выхода. Ничто из того, что Алисия могла бы сделать, не спасло бы меня. Во всяком случае, это могло бы ускорить ее смерть.
Суть в том, что Джонатану не должно быть дела до моего существования, не говоря уже о том, чтобы помнить мое старое имя.
— Аврора. Теперь меня зовут просто Аврора Харпер.
Он остается неподвижным, как скала.
— Вижу, ты уничтожаешь свою связь с Максимом Гриффином.
Черные образы штурмуют голову. Плачь. Эти крики. Штурм разъяренной толпы.
Моя нижняя губа дрожит, и я зажимаю ее зубами, чтобы остановить это.
— Не надо.
Обхватывая себя рукой за талию, я обнимаю. Старый шрам у меня глубоко под одеждой, но я чувствую жжение, будто это происходит прямо сейчас.
— Не надо? — повторяет он.
— Не произноси его имени.
— Это не стирает его с лица земли.
— Просто не надо. Прекрати.
— Я мог бы подумать над этим, если ты мне кое-что расскажешь.
— Что?
— Где ты была, Кларисса? Я имею в виду, Аврора.
— Почему я должна тебе говорить?
Он наклоняет голову набок, наблюдая за мной несколько секунд, не моргая. Находиться под жестоким пристальным взглядом Джонатана все равно что стоять на коленях в королевском суде в ожидании приговора.
— Думаешь, что можешь появиться из ниоткуда, на свадьбе моего сына, не меньше, и притвориться, что ничего не случилось?
Да.
Но теперь, слыша это в этом надменном, почти снисходительном голосе, я чувствую, что вела себя по-детски, когда думала об этом.
— Давай притворимся, что мы никогда не встречались, — пытаюсь я своим мягким тоном.
— Я не притворяюсь. — он подходит ближе, целенаправленно вторгаясь в мое личное пространство, словно это его Богом данное право. — Так как насчет того, чтобы рассказать мне, какого черта ты делала с Итаном?
— Ничего.
— Попробуй еще раз, и на этот раз не лги мне. Если солжешь, я посчитаю, что ты готова нести ответственность за последствия.
Я могла бы солгать ему и выпутаться из этого затруднительного положения, но это заведет меня так далеко. Может, я и не видела Джонатана двадцать лет, но от его фамилии невозможно скрыться ни в этой стране, ни даже на международной бизнес-арене.
Он инвестор. Командир. Правитель.
Если он на что-то нацелился, его невозможно остановить, пока он либо не получит это, либо не разрушит.
Черный или белый. В его словаре нет слова «серый».
И по этой причине мне нужно тактично ускользнуть из-под его радара так же плавно, как я была поймана в ловушку. Я по ошибке пересекла линию фронта врага, и теперь я должна найти самый безопасный выход.
Я делаю глубокий вдох.
— Бизнес.
— Какой вид бизнеса?
— Просто бизнес.
— Разве ты не слышала, как я спросил, что это за бизнес? Я не люблю повторяться, Аврора.
Черт бы побрал его и его властную манеру говорить. Словно он ожидает, что все падут к его ногам по простой команде.
Быть может, я и не хочу специально провоцировать Джонатана, но я не преклоню перед ним колено.
Не сейчас. Никогда.
Мне надоело стоять на коленях всю жизнь.
— Тебя это не касается.
— Меня это не касается, но это касается Итана. Правильно?
— Да.
— Нет.
— Нет? — повторяю я с замешательством, которое, должно быть, написано у меня на лице.
— Ты прекратишь любую деловую авантюру, которое у тебя будет с Итаном.
— Зачем мне это делать?
— Потому что я так сказал, дикарка.
Он что, блядь, издевается надо мной? Нет. Я знаю, что Джонатан не из тех, кто шутит, но неужели он искренне верит, что я послушаюсь его просто потому, что он приказал?
Ну и что с того, что в его руках власть? Это не абсолютно. Ничто и никто не является таковым.
Я поднимаю подбородок.
— А если я откажу?
— Тогда мы сделаем это по-моему.
Легкая улыбка приподнимает его губы. Его чувственные, хорошо очерченные губы.
И теперь я смотрю на его губы.
Перестань пялиться на его губы.
Поднимая на него взгляд, весь образ становится четким. Он даже не улыбается, и это совершенно угрожающе. Это взгляд человека, который готовится к битве.
Человека, который так привык к войне, что мир ему наскучил.
И я еще одно поле битвы на его пути к победе.
Так что нет, это не улыбка. Это декларация нечто зловещего и могущественного.
— Почему тебя должно волновать, с кем я веду дела, Джонатан?
В последний раз, когда я проверяла, он не был моим опекуном.
— Думаешь, что можешь избегать меня на моей собственной территории и выбрать кого-то другого для ведения бизнеса? И не кого-нибудь, а Итана. В чем твое послание? Ты пытаешься бросить мне вызов?
— Нет.
Это последнее, чего я хочу.
— Тогда почему ты не обратилась ко мне?
— Мне не нравится смешивать семейные дела с бизнесом.
И я ненавижу его за то, как умерла Алисия. Если бы я не знала, что он одолеет меня, я бы ударила его по лицу и сняла напряжение, которое я испытывала в течение одиннадцати лет.
— Единственная семья, которая у меня есть, носит фамилию Кинг. Ты не моя семья, дикарка. Никогда не была. Никогда не будешь.
— Взаимно.
— Рад, что мы согласны на этом фронте. Теперь ты прекратишь любые контакты или общение с Итаном, включая Агнуса.
— Это было бы «нет».
— Ты только что сказала мне «нет».
— Все верно, Джонатан. Не знаю, в чем заключается твоё дело, но ты не имеешь права указывать мне, что делать.
Тишина.
Он смотрит на меня с тем пустым выражением лица, в котором, теперь я уверена, таится монстр.
— Да?
Я держу подбородок высоко поднятым, не прерывая зрительный контакт.
Джонатан делает шаг вперед. Моя спина прижимается к металлической двери машины, когда его грудь почти касается моей. Мою голую кожу покалывает, на поверхности появляются мурашки, и я понятия не имею, почему.
Он кладет руку мне на затылок, медленно кладет ее на металл машины и хватает меня за подбородок свободной рукой. Мой пульс грохочет в ушах, когда он заключает меня в клетку.
От него никуда не деться, даже если применить попытку.
Не то чтобы я стану это делать.
Я поймана в ловушку его явным присутствием и пленена темной глубиной его серых глаз.
Это как попасть в эпицентр урагана, и все, что я могу сделать, это упасть.
Тонуть.
Падать..
В конце концов исчезнуть.
Вот что делают такие люди, как Джонатан. Если они захотят, они могут заставить вас исчезнуть, будто вас никогда и не существовало.
Ощущение его кожи на моей это словно меня сжигают изнутри. Никто не должен проявлять столько контроля, как он.
Это должно быть запрещено. Быть незаконным.
— Это мое первое и последнее предупреждение. Не поддерживай связь с Итаном. Ты поняла?
Я хочу сказать «нет», крикнуть об этом, но у меня, как будто язык завязался узлом. Я слишком захвачена его близостью, его смертоносным присутствием и запугиванием, которое он так хорошо разыгрывает.
Я не из тех, кого можно запугать, но это Джонатан.
Он относится к особой категории, сам по себе.
Принимая мое молчание за одобрение, он отпускает подбородок. Вместо того, чтобы покинуть мое пространство, он роется в моей сумочке и вытаскивает визитку, которую я взяла от Итана.
Прежде чем я успеваю его остановить, он разрывает ее на четыре части и бросает за спину.
Разорванные кусочку разлетаются по ветру.
Затем он лезет в карман пиджака, достает свою собственную визитку и вставляет ее от имени Итана.
— Это единственная контактная информация, в которой ты нуждаешься. Позвони мне, извинись за то, что избегала меня, и, в зависимости от моего настроения, я мог бы подумать о помощи тебе.
Черт бы его побрал. Кем этот ублюдок себя возомнил?
Он отступает назад, весь физический контакт исчезает, и я наконец-то могу дышать нормально — или, во всяком случае, пытаюсь. Не думаю, что это нормально — напоминать себе о необходимости регулярно вдыхать и выдыхать. Но если я этого не сделаю, то могу вообще прекратить потребление кислорода.
Его глаза проходятся по мне еще раз с удушающей интенсивностью, от которой у меня вновь перехватывает дыхание. Я сопротивляюсь желанию поерзать, когда его взгляд останавливается на моем лице.
— А потом ты расскажешь мне, где ты была.
И с этими словами он поворачивается и уходит.
Я прислоняюсь к своей машине, втягивая воздух в легкие, словно только что научилась дышать. Действие налицо, но тяжесть, навалившаяся на меня, делает почти невозможным собраться с мыслями. Впервые за много лет я чувствую себя в такой ловушке, из которой нет выхода.
Разве я не обещала себе, что никогда больше не окажусь в таком положении?
Знаете что?
К черту Джонатана Кинга.
Никто не диктует мне, что делать.