ГЛАВА 14

Валентина

— Ангел, проснись. Пора возвращаться к реальности.

Медленно открываю глаза; в них бьёт свет — сильный, невыносимый, но я не сдаюсь. Я сосредоточиваюсь и вижу Карлоса, склонившегося надо мной.

— Где я? — спрашиваю, чувствуя лёгкую боль в губах.

Уголок рта напрягается и саднит, но это терпимая боль. Осторожно ощупываю лицо, пока не дохожу до лба, где, как я помню, тоже есть рана, которая теперь прикрыта бинтом.

— Скоро мне придётся тебя перевязать, — говорит он, наблюдая за моими движениями.

— Ты?

Карлос садится на кровать рядом и берёт в свои ладони мою руку.

— Я забочусь о тебе уже два дня.

У него усталое лицо, глаза потускнели и ввалились — видно, что он мало спал.

«Он заботился обо мне».

— Я проспала два дня? — спрашиваю, пытаясь подняться.

Карлос быстро кладёт руку мне на спину и помогает, поправляя позади меня подушки, чтобы было удобнее.

— Тебя избили, почти изнасиловали. Ты была в плачевном состоянии. Доктор Санс оказал медицинскую помощь. Теперь моя очередь продолжать.

По мне пробегают мурашки. Нелепо, что это делает Гардоса. Мне хочется взорваться прямо сейчас, поджечь всё вокруг.

— Я приду в норму.

— Определённо, но такое не должно было случиться.

Я смотрю в его глаза, а затем, не в силах выдержать, опускаю взгляд. Всё неправильно, шестерёнки не на том месте, и направление меняется. Так не должно было случиться, мне следовало уже завершить план. Вместо этого, я обнаружила, что до сих пор жива и, будто этого недостаточно, с ним.

Я оглядываюсь и узнаю комнату — это спальня Карлоса. Почему он принёс меня сюда? Здесь никому не разрешено оставаться. В конце каждой нашей гимнастики в этой постели он всегда очень быстро избавлялся от меня.

— О чём ты думаешь?

— Я в твоей комнате! — восклицаю с удивлением, глядя на него.

— Точно. Тебя это удивляет?

Подушечкой большого пальца он ласкает мою руку.

— Весьма.

Его пальцы касаются моих, и мне совсем не нравится чувство спокойствия и безопасности, охватившее меня.

— Я всегда забочусь о том, что принадлежит мне.

Его? Он думает, что я его?

Я дрожу.

— Ты узнал, кто отдал приказ Диего? — пытаюсь сменить тему вопросом.

Карлос не отвечает, поворачивается к прикроватной тумбочке, берёт чистый марлевый тампон и бутылку дезинфицирующего средства.

— Я должен обработать рану, — говорит он, кладя всё это мне на ноги. — Будет жечь, но постарайся потерпеть.

Его задумчивый тон меня удивляет, потому как до сих пор Гардоса всегда был очень холодным.

Карлос осторожно снимает повязку и затем влажным тампоном приближается к ране.

Он прикасается медленно и осторожно, но сразу ощущается жжение, и я инстинктивно сжимаю руками простыни. Карлос дует на рану, пытаясь облегчить страдание, и продолжает обрабатывать.

Мы не разговариваем, в молчании он продолжает ухаживать за мной, заботясь, как о ребёнке. Использует ту же мягкость, с какой я обращалась бы со своим сыном. Как жизнь может так надо мной смеяться? Как может быть причиной моей боли тот, кто пытается мне её облегчить?

— Я почти закончил, — спокойно шепчет он.

Когда повязка наложена, Карлос целует меня в лоб, что усиливает дискомфорт.

С ним всегда появляется проклятый проблеск золотого света, который пытается проникнуть в пустоту, разверзшуюся у меня внутри. Но до сих пор у меня получалось бороться с ним, препятствовать ему, помешать мне вернуться туда, где я была в последние годы. Где моё место.

Кто этот человек? Откуда взялся этот Карлос Гардоса, известный своей холодностью и бессердечием?

— Ты должна поесть, скоро принесут завтрак.

— Спасибо, — вырывается из меня автоматически.

Он тяжело вздыхает и встаёт.

— Мне нужно сделать несколько деловых звонков, я зайду к тебе позже, — говорит он, не оборачиваясь.

Неожиданно мужчина перестаёт быть внимательным и возвращается к своей обычной непроницаемости.

Я ничего не говорю, смотрю, как он уходит, а потом поворачиваюсь к окну. В комнату проникают солнечные лучи, согревая мою кожу.

Необходимо следовать плану дальше, больше я не могу позволить себе задержки. Иначе такими темпами вообще не смогу закончить.

Теперь, когда облава на клуб сорвалась, мне нужно как можно скорее связаться с Джеком.

Дверь открывается и входит последний человек, которого я могла вообразить — Касандра.

— Привет, — говорит она, закрывая за собой дверь спальни. Она тоже выглядит измождённой.

Что, чёрт возьми, происходит? Почему все вдруг стали ко мне добры?

— Касандра.

Она подходит, садится в изножье кровати и смотрит на меня. На её лице читается сожаление.

— Как дела?

Не могу поверить, она только что поинтересовалась обо мне? Невероятно.

Касандра определённо чувствует себя виноватой, ведь я уверена, за поведением Диего стоит она.

— Почему ты это сделала? — спрашиваю я, не сводя с неё взгляда.

Она потирает руки и опускает взгляд, но не отвечает.

Тишина.

Я плохо её знаю, но насколько смогла понять, Касандра Рейес — женщина, которая не прогибается, и полагаю, ей также трудно признать свою вину.

— Я не собираюсь забирать у тебя Карлоса, если ты боишься этого. Как уже говорила тебе — я для него просто игрушка, и ты должна это понимать, поскольку хорошо его знаешь.

Касандра поднимает удивлённый взгляд, глаза блестят, странно видеть её уязвимой.

— Ты ошибаешься, у него на самом деле есть чувства к тебе. Карлос никогда не вёл себя так раньше, — с горечью говорит она.

— Это всего лишь иллюзия, Касандра. Между нами только физическое влечение. Как только ему надоест, он отошлёт меня прочь, и ты это знаешь.

— Уверена?

Я выпрямляю спину.

Конечно, я уверена. Единственное чувство, которое испытываю к Карлосу — это ненависть. Касандра не может этого знать и, возможно, со стороны каждый видит то, чего на самом деле не существует. Признаю, что поведение Карлоса изменилось, он кажется заинтересованным, но это не моя проблема. Если даже и так, то я могу себя только поздравить, потому как удалось хорошо сыграть роль.

— Конечно, и если хочешь, я объясню… — начинаю решительно ей отвечать, но она меня перебивает.

— Карлос не знает, что я стою за этим беспорядком.

Я удивлённо моргаю.

— Зачем ты здесь?

— Так не должно было закончиться, — оправдывается Касандра. — У Диего была задача передать деньги и заставить тебя задуматься. Я просила его напугать тебя, но не избивать или… ещё что-то, — говорит она, опустив взгляд.

— Очевидно, ты не очень ясно объяснила, — пренебрежительно отвечаю я.

Она глубоко вздыхает, теребя пальцами подол платья цвета сливы.

— Мне очень жаль, — говорит, удивляя меня.

— Ты боишься, что Карлос узнает?

Касандра встаёт и растерянно ходит по комнате.

— Я знаю Карлоса очень давно и поняла, что лучше не трогать определённые струны. Видишь ли, он моя семья и много для меня сделал. Я всегда чувствовала себя с ним в безопасности, но однажды… всего один раз я увидела, что у него внутри, и это нечто — злое.

Я знаю, каким злом он может быть.

Она выглядит испуганной, и я полностью понимаю её слова. Я, как никто другой знаю, на что способен Карлос Гардоса.

— Как вы с ним познакомились?

— Я не могу рассказать о нашем прошлом, он не разрешает.

Я сажусь на кровати, касаясь ногами пола. Боль в рёбрах очень сильная, но я стараюсь терпеть.

— Касандра!

— Да?

— Я хочу знать прошлое Карлоса, а ты хочешь, чтобы я держала рот на замке.

— Ты меня шантажируешь? — спрашивает ворчливо.

— Именно.

Она смотрит на меня раздражённо, я почти вижу, как приходит в движение её разум, в попытке найти решение. В итоге Касандра подходит и садится рядом со мной, потерпев поражение.

— Если Карлос узнает, это будет мой конец, — говорит она, глядя на меня испуганным взглядом.

— Возможно, моё слово ничего не стоит, но я обещаю — то, что ты мне расскажешь, не покинет эту комнату.

Она поворачивается ко мне, моргает и поднимает на меня взгляд.

— Как прошло твоё детство?

Я могла бы придумать что-нибудь на месте, но по какой-то странной причине решила сказать ей правду.

— Оно прошло безмятежно. У меня были любящие родители, и я всегда считала себя счастливицей.

Касандра нервно прикусывает нижнюю губу, кажется, вот-вот расплачется.

— А какое было у тебя? — спрашиваю, побуждая её к рассказу.

Думаю, всё начинается оттуда. У меня такое чувство, что её детство связано с детством Карлоса, и я хотела бы узнать больше.

Взгляд Касндры теряется в пустоте, затем она зажимает руки между ног и начинает еле слышно рассказывать.

— У меня не так много воспоминаний, они похожи на туманные фрагменты. Вырасти в Гаване непросто. Мы живём в бедной диктаторской стране, и большинство людей не знают, что значит иметь возможность самостоятельно принимать решения. Помню, когда я была ребёнком, у меня были родители, но однажды я оказалась одна. Мне было, наверное, не больше шести лет, я была дома и каждый день ждала, когда родители вернутся с работы.

Я ждала, часы шли, наступил вечер, но от них не осталось и следа. На следующее утро я пошла к соседке и спросила её, видела ли она их. Помню, всё произошло быстро. Ко мне домой приехали незнакомые люди, и я узнала, что мать и отец погибли в автокатастрофе.

Касандра останавливается, делает глубокий вдох и поворачивается ко мне.

— Через неделю я оказалась в приюте с другими детьми разных возрастов. Мои родители исчезли, и я больше никогда о них не слышала.

У меня мурашки по коже, когда представляю напуганную и дезориентированную шестилетнюю девочку, которая внезапно оказывается одна.

— В приюте я не могла ни с кем найти общий язык, всегда сидела в углу, пока однажды ко мне не подошёл мальчик чуть старше меня. Он напугал меня, все говорили о нём плохо, и никто с ним не играл из-за этого.

— Карлос?

Инстинктивно я накрываю ладонью её руку, когда замечаю, как она дрожит.

— Да, Карлос. Я помню тот момент, словно это произошло вчера. Он подошёл (у него в руке была тряпичная кукла), и сказал, — это для меня. Я ожидала большого злого волка, но Карлос оказался милым и добрым, по крайней мере, ко мне. С того дня он стал мне как брат, защищал меня, и я почувствовала себя в безопасности. Он поощрял меня играть с другими, следил за тем, чтобы я ела и не позволял никому плохо со мной обращаться.