ПРОЛОГ

Резкий запах нашатырного спирта и чистящего средства для стекол щипал нос, но я стойко терпела его и продолжала натирать стеклянный стол, пока в нем не начала отражаться высотка на противоположной стороне улицы. Шесть лет назад я едва могла находиться в комнате, если там распылили даже немного чистящего средства, но расстояние сделало своё дело, и моё некогда острое обоняние заметно притупилось.

Я размяла шею, повернув голову в разные стороны, и отошла от стола. Надо было собрать реквизит в тележку и укатить её из конференц-зала.

— Эвелин, я закончила!

Заметив шевелюру чёрных крашеных волос, я выпустила тележку из рук и упёрлась локтями в деревянную ламинированную поверхность перегородки её рабочего места.

— Помощь нужна?

— Нет, querida¹. Я тоже закончила.

От вида яркого шелкового шарфа, которым Эвелин подвязала сегодня свои волосы, мне сдавило горло.

У моей мамы было совсем немного ценных вещей — обручальное кольцо, украшенное бриллиантами, которое я носила на шее на кожаном ремешке, и дизайнерский шарф, с которым Эвелин никогда не расставалась с тех пор, как мама подарила его ей. Я нисколько не завидовала тому, что он достался Эвелин. Если кто и заслуживал такого прекрасного подарка, то это была женщина, которая заботилась о нас, начиная с самого нашего приезда в Лос-Анджелес шесть лет тому назад.

Наш район был, мягко говоря, непростым, а это означало, что я не должна была никому открывать дверь. Поэтому когда Эвелин постучалась к нам через два дня после нашего приезда, я посмотрела на неё в глазок и попросила уйти. Она так и сделала, но потом вернулась.

В следующий раз, когда она пришла, она просунула под дверь листок бумаги, на котором написала своё имя и номер квартиры. Когда моя мама пришла домой с собеседования и увидела листок, который я оставила на обеденном столе, она пулей побежала вверх по лестнице, пронеслась мимо плохо нарисованного фиолетового граффити на стене подъезда, изображающего женскую грудь, и начала барабанить в дверь Эвелин, требуя у той объяснений, что ей было нужно от одиннадцатилетней девочки.

Как выяснилось, Эвелин просто хотела помочь. Тогда моя мама понеслась вниз по лестнице с раскрасневшимися щеками и сумасшедшими глазами, выкрикивая, что нам не нужны ничьи подачки и что у нас... всё в порядке.

Но у нас было не всё в порядке.

К счастью, Эвелин оказалась настойчивой и вскоре вернулась. Она попыталась задобрить маму горой посуды и одеждой, которая собирала пыль в её шкафу. Тогда я наивно полагала, что Эвелин была барахольщицей и обладала ужасными математическими способностями.

Эвелин выдернула пылесос из розетки, прихрамывая, дошла до него и нажала пальцем ноги на кнопку, чтобы скрутить провод, который свернулся внутри пылесоса, точно гремучая змея в прерии. Прежде чем она успела нагнуться, я схватилась за ручку и погрузила пылесос на её тележку. После чего мы покатили наши тележки в бытовку. Все это время Эвелин крепко сжимала зубы. И хотя она не жаловалось, правое плечо беспокоило её уже некоторое время. Вкупе с её хромотой, вызванной шальной пулей, которая попала ей в бедро пару десятилетий назад, Эвелин стала заметно сдавать.

— Я приготовила твои любимые такос, но ты не обязана есть со мной, querida. Если у тебя свидание...

— Не. Никакого свидания.

У меня не было свиданий с тех пор, как умерла мама.

Сначала я держалась подальше от мальчиков из-за съедающей меня депрессии, а потом мою жизнь захватили счета и квартирная плата, и я стала брать столько часов уборки, сколько могла найти. Бывало, что одна только дорога изматывала меня больше, чем сама работа и запахи химикатов. Меня совсем не радовало, что мне приходилось трястись в автобусах, проезжавших мимо серых кварталов, и уклоняться от пассажиров, пахнущих обедом, который они употребили несколько часов назад или пóтом, который скопился на них за день.

Но хотя бы сегодня рядом со мной сидела Эвелин. Фаланги пальцев на её руках, которые она сложила на коленях, были огромными. Она уже некоторое время ехала с закрытыми глазами, склонив голову. За пару секунд до нашей остановки, я осторожно потрепала её по руке и проговорила:

— Мы дома.

Она резко проснулась. Я взяла её под руку, и мы вышли из автобуса. В это время дня тёмно-синие улицы были не особенно людными, за исключением нескольких завсегдатаев — ветерана войны, окруженного плотной аурой алкогольных паров, который выгуливал свою собачонку, постоянно скалившуюся на меня; парочки работниц секс-индустрии, одетых в некое подобие рыбацкой сетки и с тонной макияжа на лице, от которых несло пóтом и чем-то застарелым; и парней в капюшонах, которых полицейские искали так же активно, как и их дерганые клиенты.

За исключением собаки, все они были довольно милыми.

Один из драг-дилеров свистнул и крикнул мне:

— Когда ты уже угостишь меня чем-нибудь сладеньким, Несс?

Месяц назад я по глупости не сняла значок с именем со своей ярко-жёлтой униформы уборщицы.

Слегка улыбнувшись, я отмахнулась от него, и его подельники начали ухмыляться. Каждый вечер я проходила мимо них, и они либо свистели, либо издавали чмокающие звуки, и каждый вечер я давала им понять, что думаю насчёт их поползновений в мою сторону.

Как-то раз одного из них не было на углу, и я начала переживать, что его могли сцапать полицейские, но Сьюзи, проститутка, уверила меня в том, что это его предки вышли из тюрьмы и приехали за своим сыном, решив забрать его и начать новую жизнь.

Временами я тоже хотела, чтобы кто-то забрал меня, и я смогла бы начать новую жизнь.

Зайдя в грязную цементную коробку, которую мы называли домом, я отбросила все мысли о побеге и сказала Эвелин:

— Буду через минуту.

Лифт не работал... опять, поэтому она начала медленно подниматься к себе на второй этаж, и запах ментоловой мази, которую она втирала в свои больные суставы, перебил запах свежей мочи. Меня беспокоило не только её плечо. Похоже, её покалеченная нога тоже доставляла ей боль.

Услышав звон ключей сквозь крики соседей напротив и громкого звука мультиков, орущих из квартиры миссис Флетчер, я подошла к своей квартире, достала ключи, но вдруг застыла посреди коридора.

Я принюхалась — сигаретный дым, аромат цветочных лепестков и хвои. От этой смеси запахов мой пульс ускорился.

Моя входная дверь была закрыта, но из-под неё сочился жёлтый свет и падал на серый бетонный пол. Я повернула ручку и резко открыла дверь.

За моим обеденным столом, купленном на блошином рынке, сидело два человека.

Один из них так быстро вскочил на ноги, что стул отъехал назад. Мужчина успел схватиться за деревянную спинку, прежде чем стул упал на линолеум.

— Несс.

— Как вы вошли? — спросила я на удивление спокойным голосом, хотя была отнюдь не спокойна.

Каждый нерв в моём теле напрягся.

Мой дядя указал головой на окно, которое находилось за диваном, обтянутым грубой тканью. На потёртых диванных подушках лежали осколки стекла.

Я попятилась и врезалась спиной в стену.

Точнее не в стену.

Чьи-то руки обхватили меня и зафиксировали на месте.

— Привет, подружка.

Я изогнула шею и раскрыла рот, встретившись с парой знакомых карих глаз, после чего снова перевела взгляд на дядю Джеба и тетю Люси.

— Мы приехали, чтобы забрать тебя домой, — сказала Люси, встав, наконец, со стула.

Когда я желала для себя другой жизни, я не это имела в виду.

Я скинула с себя руки кузена Эвереста и попыталась обойти его, но его тело преградило мне выход.

— Чёрта с два я туда вернусь!

— Почему ты не позвонила нам, когда Мэгги умерла?

Тётя вытерла уголки глаз бумажным платочком. Ей было плевать на маму, когда та была жива, а теперь она была вдруг убита горем. Это ж надо!

— Почему я должна была сообщать вам?

— Потому что мы твоя семья, — сказал Джеб.

— Вы перестали быть ей, когда заставили нас уехать из Боулдера.

Дядя почесал за ухом.

— Несс, были причины, из-за которых мы заставили твою маму уехать.

— О, я помню: "Несс слабенькая. Она не может бегать наравне с парнями. Это опасно". Или я плохо запомнила твои слова, дядя?

Джеб покраснел.

— И вот вы ни с того, ни с сего хотите, чтобы я вернулась? Почему я должна ехать с вами?

Мой голос так громко прозвучал на весь коридор, что мой сосед даже перестал бить свою жену и высунул голову из-за двери. Вероятно, чтобы проверить, нет ли снаружи копов. Он даже не спросил, всё ли у меня в порядке. Его не волновало моё самочувствие; он был подонком.

Впрочем, как и мои дядя с тётей.

— Тебе придётся поехать с нами. Ты несовершеннолетняя, — сказала Люси.

— Мне в сентябре будет восемнадцать.

Люси смяла платочек в своей морщинистой руке.

— А до этого времени мы официально твои опекуны, поэтому условия здесь ставим мы.

Я не могла поверить своим ушам.

— Как вы вообще узнали про маму?

— Новости быстро разносятся, — сказал Эверест.

У меня не было никаких связей в Боулдере, что заставило меня задуматься о том, не выложено ли свидетельство о смерти мамы в Интернете на всеобщее обозрение.

— Нам позвонил директор твоей школы, — сказал Джеб. — Ты не появилась на церемонии вручения дипломов и не забрала свои документы. Он пытался связаться с твоей мамой, но её телефон был выключен. Поскольку я был указан как близкий родственник, он позвонил мне.

У меня помутнело в глазах от злости и потрясения. Меня разозлило, что мама указала моего дядю в школьной анкете, и я была потрясена тем, как я сама могла допустить ошибку, которая вывела этих людей на меня.

— Как давно ты так, — Люси сморщила нос, — живешь?

Я, конечно, жила не во дворце. И я это знала, но, то с каким пренебрежением она произнесла это, ещё больше взбесило меня. Её взгляд скользнул по выцветшему дивану, по белой деревянной столешнице с выбоинами, по жёлтому пятну от воды, которое расплылось на потолке и заставило его потрескаться.