Глава 4

– Черт!

Хекс, возлюбленная шеллан Брата Черного Кинжала Джона Мэтью, рывком села в постели и схватилась за центр груди. Сдернув прикрывавшую ее ткань, она вырвалась из оков одеяла и простыней, а когда добралась до своей обнаженной кожи, вцепилась в нее…

Большие, широкие ладони обхватили ее, но, моргая, Хекс не видела своего партнера. Она видела мужчину, человека в белом лабораторном халате, который сковывал ее тело, прижимая ее к лабораторной койке, чтобы он мог ввести ей иглу под кожу…

Ее крик нарушил тишину их тусклой спальни, и паника взяла верх. Хекс упорно боролась, брыкаясь ногами, раскачиваясь всем телом, изгибаясь под железными прутьями, сковавшими ее запястья. Оскалив клыки, она вцепилась в предплечье, в голый бицепс, во все, до чего могла дотянуться, кровь текла ей в рот, на ее обнаженную грудь.

Она проиграет эту битву. Она всегда проигрывала. Как бы отчаянно она ни пыталась бороться, рано или поздно белые халаты брали верх над ней ради экспериментов и пыток.

Хриплое рыдание вырвалось из ее горла.

– Нееееет…

Свист был высоким и восходящим, слышимой вспышкой, которая увеличивалась в объеме и на октаву, пока не овладела воздухом вокруг нее, окружая ее и проникая сквозь сжигающий ее ужас.

Хекс прекратила борьбу, хриплое дыхание все еще разрывало ее горло.

– Джон? – спросила она шепотом.

Свист повторился с той же частотой и тональностью, с медленным восхождением от низкого к высокому. И тогда пелена ушла с ее глаз, и Хекс смогла рассмотреть образ мужчины перед ней.

Джон Мэтью был в точности таким, каким был всегда, от темных волос до голубых глаз, сильного лица и широких плеч.

– Твою мать, – простонала она. – О, Боже, что я с тобой сделала...

Его руки истекали кровью от укусов, капли окрашивали простыни в красный цвет, ужас кошмара сменился ужасом, что она причинила ему боль. Снова.

– Я принесу полотенце… несколько полотенец…

Когда она хотела отодвинуться, он дернул ее за запястья. Затем сказал одними губами: «Я в порядке. Я в норме».

– Нет, нет, нет, нет ...

На этот раз, когда она попыталась отдернуть руки, он отпустил ее… и Хекс свалилась с кровати, неуклюже рухнув на ковер. Прежде, чем Джон успел ей помочь, она засучила ногами и вскочила. Она рванула в ванную комнату, чувствуя жуткую боль в лодыжке. Должно быть, она ударилась о край кровати.

Как будто ее это волновало.

Их ванная была на другой стороне комнаты, и ей казалось, что до нее нужно бежать сотню миль, и, ударившись ногой о мраморный порог, Хекс схватила дверь и по ошибке захлопнула ее.

Свет в ярко–белом пространстве был оставлен включенным, поэтому, когда она подошла к раковине, он заливал ее сзади… и превратил ее в призрак с черным контуром фигуры.

Ее руки так сильно тряслись, что открыть краны казалось задачей сложнее, чем провести операцию на головном мозге, и когда она, наконец, запустила воду, Хекс не стала ждать, пока тепло поднимется по трубам. Она сложила ладони чашей и сполоснула лицо.

Тот факт, что насыщенный винный вкус крови ее мужчины все еще оставался во рту, пристыдил до тошноты… и на всякий случай Хекс взглянула на нишу, где находился туалет.

Да, она могла это сделать. Если бы ей пришлось.

Ее ноги чувствовали себя лучше.

Больше воды.

Всплеск. Всплеск. Всплеск.

Каждый раз, когда она закрывала глаза, она возвращалась в лабораторию, и не будто бы погружаясь в воспоминание. Она словно действительно была там, физически, в ловушке, и люди проводили над ней опыты.

Прохладная вода помогала, но ей приходилось закрывать глаза каждый раз, когда проходила ладонями по лицу, и это только усугубляло ситуацию. Ей нужно переосмыслить эту реальность.

В реальной действительности так и было: всплеск, всплеск, всплеск.

Когда она, наконец, выключила воду, капли падали в раковину с тихим, почти звенящим звуком, и Хекс протянула руку, пытаясь нащупать полотенце. Почувствовав ладонью мягкую ткань, она притянула ее к себе и уткнулась лицом в складки махрового полотна. Затем провела им по своей почти бритой голове, натирая, как будто это каким–то образом могло стереть остатки травмы.

Именно тогда она услышала голоса. В спальне.

Проклятье.

Видите ли, это были плюсы и минусы проживания в особняке Братства. Ты не был одинок в этом доме... и да, ты никогда не оставался один в этом доме.

Взяв с собой полотенце, Хекс подошла к закрытой двери и прислонилась к деревянным панелям.

– Уверен, что вы оба в порядке?

Это был Куин, вполне ожидаемо. Спальня Куина и Блэя располагалась по–соседству… черт возьми. Вдалеке Хекс могла слышать пронзительный плач малыша, пробудившегося от блаженного сна в своей кроватке.

Отлично. Она пустила кровь своему хеллрену, разбудила соседей и до смерти напугала младенца.

Во время молчаливой паузы Джон показывал жестами свой ответ. А потом Куин забормотал что–то о помощи в такие дни. Дни, когда Хекс просыпается в припадке от повторяющегося кошмара, который оставался в прошлом.

До недавнего времени.

Теперь она выглядела как худший из возможных гостей – грубая, шумная и не уходящая восвояси.

Последовала еще одна молчаливая пауза, пока Джон выражал жестами то, что не мог передать голосом. Затем Куин снова что–то ответил. Еще одна пауза, только короче. А после Брат ушел.

Когда дверь в коридор со статуями закрылась, Хекс обмякла. Затем взяла себя в руки и вышла из ванной.

– Сейчас, – резко сказала она. – Я уберу то, что натворила.

Джон Мэтью был… ну, чертовски великолепен в их смятой окровавленной постели. Его обнаженный торс был усеян мускулами от плеч до рук и ребристого живота… и когда Хекс подошла к нему, ее взгляд задержался на звездообразном шраме на его груди.

Знак Братства. Который получал каждый мужчина при инициации.

А вот у Джона Мэтью он был с рождения.

Присев, Хекс взяла его за руки и тщательно вытерла место своего укуса. Джон был в невероятной форме, хорошо и регулярно питался от ее вены, что буквально на ее глазах следы ее клыков и передних зубов заживали и исчезали.

– Прости меня, – сказала она, когда могла доверять своему голосу.

И даже тогда это было больше похоже на кваканье, чем на настоящие слова.

– Я чертовски сожалею.

Джон покачал головой. Затем забрал ладони из ее рук и показал: «Не надо, меня не волнует…»

– А должно волновать. Должно волновать то, что тебя терроризируют в твоей долбаной постели.

«Хекс, что я могу сделать, чтобы помочь?».

Она разложила и снова сложила полотенце у себя на коленях.

– Надеть на себя кольчугу? Я бы предложила связать меня, но именно из–за этого я в первую очередь попала в беду.

В той лаборатории, добавила она про себя.

Ее мужчина показывал ей жестами слова поддержки, от которых у нее буквально разбивалось сердце. Как этот мужчина терпел ее, она понятия не имела. Он был лучше ее во многих отношениях.

– Да, – сказала Хекс. – Я разберусь с этим. Как–нибудь.

Ведь подсознание так легко контролировать. Вот почему люди только и делали всякое дерьмо, за которое потом несли полную ответственность.

Как два пальца об асфальт.

– Прости меня, – прошептала Хекс.

Обычно в своей работе начальником службы безопасности различных клубов, да и в своей жизни, будучи симпатом–полукровкой, она считала себя храброй, способной справиться с толпой пьяных людей, которые в своем состоянии не признали бы самого Иисуса Христа, встань он перед ними.

Но в этой спальне, за закрытой дверью...

Джон Мэтью перестал жестикулировать и просто протянул к ней израненные руки. Ни на его лице, ни в глазах не было осуждения, только любовь и принятие.

Ну… и беспокойство.

Хекс хотела быть сильной. Но когда она рухнула в объятия своего хеллрена, у нее не было выбора.

Я справлюсь с этим ради него, – поклялась она.

Как–нибудь, когда–нибудь... она найдет способ стать нормальной.