— С днем рождения, — бормочет она из-под одеяла, под которым пытается спрятаться от дня, медленно вползающего в окна.

— Спасибо, — шепчу я в ответ

Натягиваю свое одеяло повыше, чтобы скрыть угрожающие пролиться слезы. В такие дни, как сегодня, чувство моего одиночества усиливается. Быть сиротой причиняет невыносимую боль в те дни, которые раньше были особенными, и делает их теперь мрачными и грустными.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорит она, бросаясь с кровати к шкафу в углу.

Шаря рукой среди одежды и обуви, она вытаскивает коробку, завернутую в розовую бумагу, с таким огромным блестящим синим бантом наверху, что из-за него ее лицо едва видно. Идя назад, она спотыкается о коврик между нашими кроватями и практически швыряет коробку в меня. Смеясь над ее несчастьем, я хватаю тяжелую коробку, а она восстанавливает равновесие.

— Ты растяпа, — смеюсь я над ней. — Спасибо.

Она всегда дарит мне подарки, и это самый первый подарок, который я открываю каждый год. Обычно это также самый лучший подарок, который я получаю, потому что на самом деле Холли, благослови ее Господь, знает меня лучше, чем кто-либо.

— Надеюсь, тебе это понравится.

Холли садится на мою кровать, скрестив ноги, и в ее глазах светится нетерпение, когда я разрываю бумагу, желая поскорее добраться до содержимого коробки. Раскрыв ее, я вижу, что вся она заполнена моими любимыми вещами: календарь с лошадью на новый год, новая книга моего любимого автора, фланелевая пижама, прикольная канцелярия и мои любимые сладости.

— Почему бы нам не поехать в город и не купить платья для сегодняшней рождественской вечеринки? Проветримся немного. Это будет весело, и, держу пари, мы сможем заставить бабушку заплатить в честь твоего дня рождения, — подмигивая, говорит она.

***

После завтрака и открытия новых подарков мне доставляют посылку, которую я не ожидала. Все, кого я знаю, и кто мог бы сделать мне подарок, находятся в комнате рядом со мной, и я уже открыла их. Играет праздничная музыка, когда Майкл заносит посылку в дом.

— От кого это? — спрашиваю я, когда он протягивает ее мне.

— Они не сказали. Коробка весит целую тонну.

Взяв посылку в руки я, едва не падая от тяжести, ставлю ее на стол. Все смотрят на меня, и я начинаю нервничать. Квадратная коробка без карточки с именем отправителя, завернутая в кремовую бумагу с золотым тиснением и перевязанная золотой шелковой лентой, пугает меня.

— О, у тебя есть поклонник, о котором мы не знали, Ноэль? — спрашивает дедушка со своего кресла-качалки.

— Если и так, то я тоже ничего не знаю об этом, дедушка, — смеюсь, пытаясь отбросить дурное предчувствие.

— Тогда открой ее, — говорит тетя, которая не может сдержать своего любопытства.

Холли смотрит на меня большими глазами, будто я солгала или хранила от нее какой-то секрет. Покачав головой, я тяну за конец ленты, и аккуратно завязанный бант развязывается. Плотная бумага не рвется, поэтому мне приходится снимать ее по кусочкам, отрывая скрепляющий ее скотч. Под бумагой я вижу черный ящик, он тяжелый и, возможно, сделан из дерева. Латунная защелка удерживает его крышку закрытой.

По-прежнему нет ни записки, ни карточки. Мои ладони потеют, и я чувствую, что мой рот пересох. Все это не кажется мне правильным. Мой пульс учащается, когда я, подняв защелку, открываю ящик.

— Что там? — нетерпеливо спрашивает Холли.

Сверху лежит карточка, тисненую бумагу которой я сразу узнаю. Весь мир останавливается, я даже не слышу музыку или вопросы.

Ноэль,

С днем рождения.

Целую,

Джул.

И все, больше ни одного слова. В ящике лежат все мои украшения, которые ежегодно меняли на уголь. Захлопнув крышку, я кричу, слезы заливают мое лицо.

— Это уже не смешно! — подняв тяжелый ящик, я выбегаю из комнаты, оставляя всех сидеть с отвисшими челюстями в растерянности. — Холли! — кричу я на ходу, чтобы она следовала за мной.

Закрывшись в моей комнате, я открываю крышку и показываю ей содержимое ящика.

— Какого хрена, Ноэль? — спрашивает она, глядя на меня. — Теперь это становится странным. Думаю, мы должны рассказать об этом кому-нибудь, и под «кем-то» я подразумеваю полицию.

— Что я им скажу? Что кто-то крал мои драгоценности, а взамен я получала уголь, и это продолжалось одиннадцать лет, но не волнуйтесь, воры все вернули? Они подумают, что я сумасшедшая, Холли. Возможно, все кончено, возможно, если они все отдали, то этой дурацкой игре пришел конец.

Задыхаясь от непролитых слез, я молча молюсь, чтобы она просто заткнулась и отпустила это. Возможно вор, кем бы он ни был, действительно отказался от этой нелепой ежегодной шалости. Мне достаточно сложно спать по ночам и без этой рождественской игры. Все говорят, что я в порядке, что в безопасности здесь, в Ирвинге, но я знаю лучше. Буду старой затворницей, которая не сможет покинуть дом без парализующего страха, который будет заставлять меня бежать обратно внутрь.

Глава 4

Ноэль

16 декабря

— Солнце уже взошло, поехали кататься. Ну, давай же.

Холли пристает ко мне с самого дня рождения, но я не хочу ничего делать и никуда ехать. Мои мысли заняты совсем не этим. Чтобы объяснить мою вспышку гнева семье мы сказали, что надо мной жестоко подшутили одноклассники. В школе надо мной так издевались, что никто не усомнился в этом. Мой дядя спросил, должен ли позвонить в полицию, но я сказала ему, что это была просто глупая детская шалость, и, к счастью, он не стал настаивать. И мы все еще не нашли чулки этого года, несмотря на то, что еще два раза полностью обыскивали дом.

В доме пахнет корицей и гвоздикой. У бабушки и тети на сегодняшней повестке дня выпечка, и я решаю, что покататься с Холли будет менее мучительным, чем провести день под их ястребиным взглядом.

— Ладно, поедем. Я могла бы подышать свежим воздухом. Рождество душит меня здесь.

Она хихикает, и мы надеваем одежду для верховой езды и обуваем ботинки. Проходя мимо кухни, мы говорим бабушке и тете, куда направляемся.

— Шлемы, — все, что говорит моя бабушка, когда мы проскакиваем мимо двери в надежде на то, что нас не остановят.

— Да, бабушка, — стонем мы хором, выходя из дома.

Несмотря на ярко светящее солнце на улице холодно, а тающий снег превратил лужайки в грязный беспорядок, поэтому мы направляемся по длинной тропинке, которую уже расчистил для нас какой-то несчастный. Пока мы идем, я вдыхаю холодный воздух, чувствуя, как с меня спадают оковы, и желание просто уехать от всего дразнит меня. Удаляясь от дома, я перестаю чувствовать напряжение, связанное с Рождеством, и страх, который поселился в моем животе, уходит. На какое-то время я перестаю думать об угле или своих появившихся украшениях.

— Здравствуйте, дамы, — приветствует нас один из грумов, когда мы входим в конюшню. — Собрались прокатиться? Разрешите приготовить для вас лошадей.

Я вижу, как Холли осматривает его. На хорошо сложенного молодого человека приятно посмотреть, и на ее лице возникает выражение, говорящее, что он попал.

— О, привет. Как тебя зовут? — спрашивает она, неторопливо к нему подходя. — Меня зовут Холли, а это Ноэль, — она указывает на меня, но уже привлекла его внимание, поэтому я просто иду в сбруйный сарай, чтобы взять свой шлем и седло.

— Я знаю Ноэль, уже давно здесь работаю, — отвечает он Холли, но парень отвлекся, а я не хочу ждать целый день, чтобы покататься. Скоро снова пойдет дождь. К тому времени, как я оседлала Бренди и подготовила ее к поездке, они все еще разговаривают. У Холли на щеках румянец, а парень смотрит в пол между ними. О, теперь она будет кататься исключительно на нем.

— Увидимся позже, Холли, — говорю я, ведя свою лошадь мимо них.

— Нет, подожди, Ноэль.

Она делает вид, будто сейчас закончит беседу, но я просто закатываю глаза. Знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что трахнуться с сексуальным грумом для нее гораздо важнее, чем покататься со мной по холоду.

— Все в порядке, Холли. Увидимся позже.

***

Чем дальше я удаляюсь от дома, тем лучше себя чувствую. Начинает опускаться туман, но, несмотря на холод, еду все дальше и дальше. Когда мы достигаем берега соседского озера, я останавливаюсь, чтобы дать Бренди попить. Темный каменистый берег черный как ночь, а вокруг всего водоема лес. На ветвях некоторых деревьев остался лежать снег, превращающий зеленый цвет в сверкающе-белый.

На холме неподалеку я вижу замок, башни которого взмывают в небо, и чувствую себя так, будто попала в фильм о графе Дракуле. Дрожа, я подхожу к своей лошади, и от неприятного ощущения, будто за мной наблюдают, волосы на моей шее встают дыбом. Оглядываясь вокруг, я ищу движение в темном кустарнике, но я одна. Снова посмотрев на зловещее здание, я вижу его — темный силуэт на самом высоком балконе. Но меня беспокоит не сам человек, а телескоп, в который он смотрит.

Я оттаскиваю лошадь от воды к линии деревьев, чтобы укрыться. Черт. Ездила по этому пути много раз и никогда не чувствовала себя так, уж тем более не видела человека в замке. Фактически, была уверена, что его забросили, и он населен привидениями. На Хэллоуин мы слушали самые изощренные истории в исполнении Майкла об этом замке и его привидениях и о целой семье, уничтоженной чумой и всеми видами ужасных болезней.

Приглашение на рождественскую вечеринку в этот замок мне казалось странным, но теперь я чувствую легкую тошноту и беспокойство от перспективы войти в его ужасающие, вызывающие озноб стены.

Этот человек шпионит за мной? Он видел меня купающейся в озере? Вскочив на Бренди, я стремительно еду обратно. Растаявший снег делает тропинки опасно скользкими, но что-то позади нас, в тени деревьев, кажется, имеет глаза. Из-за страха и беспокойства мне трудно дышать, моя грудная клетка словно скована, и, когда мы подъезжаем к концу леса, я чувствую себя полностью истощенной.