Глава 16

ЭМЕРИК

Между магазином Hook ' Em up deli и винтажным ювелирным магазином Pawn of the Dead находится единственный музыкальный магазин в Треме. По крайней мере, он так выглядит. Стоя на разбитом тротуаре, я цепляю солнцезащитные очки за воротник футболки и щурюсь от яркого солнца.

Решетки безопасности пересекают стеклянный фасад. Там нет открытой вывески или какой-либо рекламы, а из-за грязи на окнах невозможно рассмотреть интерьер. Так как сегодня суббота, магазин может быть закрыт, и обнаружить в нем Айвори — еще менее вероятно.

Но я здесь не ради нее. Я не мог уснуть прошлой ночью, думая о том, где она берет деньги и кто виновник её печального взгляда. Этот парень, Стоджи, может пролить свет на все вопросы и, надеюсь, этот визит успокоит меня, если я встречусь с человеком, с которым она проводит свое время.

Я проверяю телефон, сверяя адрес, и пытаюсь открыть дверь.

Когда вхожу в захламлённый магазин инструментов, звенящий колокольчик на двери объявляет о моем прибытии. Шепчущие голоса, заставляют ноги двигаться сквозь лабиринт полок, барабанных установок и прочего хлама.

— Ты должен больше питаться.

Айвори вне поля моего зрения, поскольку она скрывается где-то за стеллажами. Но ее сексуальный ритмичный голос заставляет ускорить мои шаги, а тело завибрировать от возбуждения.

Приехав сюда на встречу с человеком, названным в честь сигары, я ожидал, что попаду в атмосферу кожаных брюк и затхлого облака дыма, но вместо этого воздух здесь удивительно свеж, особенно для такого старого здания.

— Перестань ныть, — говорит глубокий голос, — и дай старику вздремнуть.

— У тебя клиент. — Ее вздох доносится из-за высокой полки, заполненной книгами.

Я делаю шаг и вижу её, сидящей на полу и прислонившейся спиной к стене, с вытянутыми перед собой обнаженными ногами. Мне хочется сложить ладони вместе, пока я молча благодарю тех, кто придумал эти короткие шорты. Она — наполовину обнажённая фантазия, с бронзовым оттенком кожи и соблазнительными изгибами тела. Но мне противозаконно фантазировать о ней.

Приподнимая веки, ее глаза встречаются с моими и от удивления округляются. Из её рук вываливается на пол учебник, присоединяясь к дюжине других, окружающих её книг.

— Мистер Марсо?

— Мисс Вэстбрук. — Меня распирает дикое желание ухмыльнуться, как придурку, но я стараюсь сохранять серьёзное выражение лица.

Ее взгляд касается моих растрепанных волос и скользит по футболке до темных джинсов и пары обуви от Дока Мартенса. Жаль, что я не могу прочитать ее мысли, пока она впервые принимает меня без великолепия жилета и галстука. Она еще раз оглядывает меня с головы до ног, покусывая губу, возбуждая мое тело.

Чуть выше рядом с ней на металлическом стуле сидит старик. На его голове потертая бейсболка, а на переносице морщины, уходящие в более глубокие линии на темнокожем лбу. Улыбка старика — это то, что демонстрируют беззубые мужчины в его возрасте... Ему восемьдесят? Девяносто? Я не знаю, но этот парень выглядит древним.

Его рука дрожит, когда он тянется к стене, пытаясь встать.

— Не вставайте. — Я подхожу к нему, предлагая свою ладонь. — Я Эмерик. Вы должно быть...

— Стоджи. — Он сжимает мою руку удивительно сильной хваткой и откидывается на спинку стула.

Айвори наклоняется, чтобы встать, и крошечная майка позволяет увидеть соблазнительный вид ее полной груди. Господи, твою ж мать, если она не поправит майку, мой член будет стоять по стойке смирно, лишая меня возможности скрыть это.

В спешке прикрывая глубокий вырез, она изучает меня с изумленным выражением.

— Что вы здесь делаете?

Я встречаю осторожный пристальный взгляд Стоджи и позволяю увидеть вопросы, отражающиеся в моих глазах. Знаете, кто я такой? Насколько хорошо вы знакомы с Айвори?

Большими пальцами он поддевает резинку красных подтяжек и откровенно смотрит на меня сверху вниз. Его улыбка исчезает, и худощавый образ застывает. Очевидно, мутные глаза старика видят намного больше, чем кажется.

— Айвори, почему бы тебе не пойти в подсобку и не разогреть замороженную еду?

Она скрещивает руки на груди, прищуриваясь.

— О, теперь ты хочешь есть?

— Я бы хотел свежий кофе и пирог, который ты приготовила. — Он вцепляется в кресло и поддается телом вперед.

— Не заставляй старика ждать.

Она хмурится и выходит из кучи книг, указывая на него пальцем.

— Будь приветливым.

Затем смотрит на меня, ее выражение лица уязвимо и нерешительно, как будто умоляет своего учителя поступать также.

В момент, когда Айвори исчезает в задней комнате, он мучительно медленно пытается подняться на ноги, удерживая мой взгляд.

— Я знаю таких, как ты.

Я закипаю, но моя мать воспитала во мне человека с хорошими манерами, поэтому я приближаюсь, чтобы помочь ему встать.

Он смотрит насмешливо на мою руку и поднимается на шатающихся ногах.

Я проглатываю свое раздражение.

— И каков же я, по-вашему?

Его сгорбленная фигура шаркает мимо меня к передней части магазина. Я следую за ним, радуясь, что мы покидаем зону вероятной слышимости для Айвори.

Он заходит за стойку и садится на высокий табурет. Неторопливо осматривает мои дорогие часы, подтянутое тело, уверенное поведение и приподнятый подбородок. Я знаю, кого он видит. Богатого, самоуверенного в расцвете сил мужчину, находящегося в захудалом районе по одной причине.

Возможно, он был бы прав.

Наконец, он наклоняется вперед и опирается обветренными предплечьями на прилавок.

— У этой девушки был тяжелый период, а ты из тех мужчин, которые сделают только хуже.

Его слова словно кладезь ответов, которые мне нужны.

— Объясните.

— Ты из тех людей, которые намечают себе цель и не отпускают, пока не добьются своего.

Он слишком умен, чтобы притворяться, так что я не утруждаю себя глупостями.

— Не имеет значения, на что я нацелился. Я ее преподаватель.

— Да. — Он смотрит на меня с осуждением. — Так и есть.

Я пытаюсь отдышаться.

— Она рассказывает вам. Обо мне.

— Она не говорила ничего компрометирующего, и не обязана была этого делать. За последнюю неделю она упоминала о тебе больше, чем обо всех учителях вместе взятых за три года. — Он барабанит скрюченными костяшками пальцев по стеклянному прилавку. — Что бы ты с ней ни делал, она хочет тебе доверять. — Его рука успокаивается, глаза пристально смотрят на меня. — Она никому так не доверяет. Но как только ты получишь то, чего хочешь, а потом откажешься от нее, как это делают такие, как ты, ее недоверие к мужчинам будет непоправимым.

У меня кружится голова, когда я представляю тошнотворные образы жестоких мужчин, насилующих девушку.

Опираясь на стойку ладонями, я наклоняюсь к нему.

— Расскажите мне, что с ней случилось?

Он оглядывается, его внимание приковано к задней комнате.

— Она не говорит о плохом. Я не уверен, что она различает плохое и не совсем хорошее. Все, что с ней случается, Айвори воспринимает как саму жизнь. — Его затуманенные глаза возвращаются ко мне. — Она не просто бедная. Ей не хватает любви, привязанности и защиты. Ей нужен хороший пример в жизни, кто-то такой, кто будет относиться к ней без какой-либо для себя выгоды.

— Вы не являетесь для нее этим примером?

— Я просто старый немощный человек, находящийся одной ногой в могиле. Я не могу купить ей учебники и модные штучки. Не могу осуществить ее мечту — поступить в музыкальный колледж. И у меня нет возможности украсть ее сердце.

Моя грудь наполняется всепоглощающим уважением к этому человеку. Я не могу завидовать ему, тому, что он заботился достаточно о ней, чтобы выплеснуть это дерьмо наружу. Я даже не могу с ним спорить, потому что в некотором смысле он прав. Мне нечего ей предложить, кроме душевной боли и разочарования.

— Но вы разрешаете ей приходить сюда и практиковаться. — Оглянувшись назад, я замечаю единственное пианино в магазине и указываю подбородком в сторону старого «Стейнвея». — Оно продается?

Напряженный взгляд в его глазах говорит «нет», однако треснувший паркет, шаткие стеллажи и обветшалый вид всего магазина подсказывают мне, что ему нужен доход. Причём срочно.

— Она не знает, что я получаю предложения относительно этого. — Его руки сжимаются на стойке. — Я не стану продавать ее пианино.

Когда-нибудь, возможно скоро, он будет вынужден принять предложение, потому что это самый ценный товар, который находится в этом магазине.

Я достаю бумажник из заднего кармана и кладу кредитную карту на прилавок.

— Запишите пианино на мой счет, а также стоимость доставки в ее дом.

Он смотрит на банковскую черную карточку Американ Экспресс, затем поднимает на меня свои стеклянные глаза.

— Она не хочет, чтобы у нее дома было пианино. Она здесь, потому что не хочет быть там.

Внутри меня все сжимается от страха.

— Ладно. Держите его здесь. Запишите чек на ее имя и не говорите Айвори, что это пианино принадлежит ей или кто купил его, если она сама не спросит. — Я пододвигаю карточку к его дрожащим рукам и жду, когда он посмотрит на меня. — Чего она остерегается в собственном доме? Вы знаете ее достаточно, чтобы не догадываться.

Он берет карточку и поворачивается к кассе.

— Какая для тебя из этого выгода? — Он указывает на пианино.

— Мне так спокойнее. Ответьте на мой вопрос.

Старик пробивает покупку, поджав губы, отказываясь говорить.

Айвори появляется из задней комнаты с подносом еды и ставит на прилавок одноразовое блюдо с лапшой и какой-то второсортной выпечкой.

— Я... хм... — Она смотрит на подгоревшие края. — Спалила его? Или, может быть... — Тычет пальцем, заставляя рыхлое тесто оседать внутри. Ее щеки вспыхивают. — Лучше буду делать то, что у меня получается.

Получать шлепки по заднице и играть на пианино? Или даже, получать их во время фортепианной игры?

Она смотрит на Стоджи, в руке которого моя карта, и встречает мой взгляд.