Глава 18

ЭМЕРИК

— Все кончено. — Я хлопаю пивной бутылкой сильнее, чем собирался, съеживаясь от звука треска на мамином стеклянном столе.

Дерьмо.

Я провожу пальцем по трещине и бросаю на нее извиняющийся взгляд.

— Прости, мам.

— Мне наплевать на этот дурацкий стол. Я беспокоюсь о тебе. — Она затыкает пробкой бутылку. Выходит из-за стойки, пересекает кухню и садится рядом, держа в руке бокал красного вина. Поставив его на стол, она крутит ножку, обдумывая свои слова. — Я знаю, ты был несчастлив все это время, но то, что происходит с тобой сейчас — совсем другое. Последние недели ты вспыльчив, словно заноза в заднице.

Пять недель, если быть точным.

Прошло пять недель, как я поцеловал Айвори, почувствовал ее кожу под своими руками, наказывая так, как нам обоим было необходимо. Пять мучительных недель прошло с тех пор, как я отправил ее домой с прискорбием, переполнявшим все мое нутро.

— Дорогой. — Мама кладет руку на плечо и крепко сжимает его. — А Джоанн известно о том, что все кончено?

Джоанн все еще пишет мне, но ее сообщения остаются без ответа. Я знаю, чего она хочет, она знает, чего хочу я, и никто из нас не желает идти на компромисс.

— Она упрямо отказывается принять мои условия. — Я запускаю руку в свои волосы, которые падают на лоб. Господи, мне нужно подстричься. — Это не имеет к ней никакого отношения.

— Ох. — Мамины настойчивые голубые глаза блуждают по моему лицу в поисках ответа. — Дело ведь не в твоей машине?

— Нет, мою машину вернули вчера вечером.

Хотя это привело меня в чертовски хорошее настроение. Проводив взглядом уходящую Айвори, я вернулся на стоянку, и не обнаружил машину. Она исчезла. Ее просто взяли и на хрен угнали. Мне пришлось позвонить Деб, чтобы она отвезла меня в полицейский участок. Когда она высадила меня у дома, стоя у порога, я заявил ей, что не собираюсь трахать ее. Хотя должен был быть благосклонен к ней за помощь в деле с мужем Беверли Ривард и за этот случай с машиной. Но я был чертовски расстроен, чтобы позволить ей войти.

GTO был не единственным, что я потерял в парке в тот день.

Копы нашли мою машину: она была полностью выпотрошена изнутри. Потребовались недели, чтобы привести ее в отличное состояние.

Но Айвори... Я сжимаю бутылку в руке. Я делаю все от себя зависящее, чтобы восстановить то, что происходит между нами. Притяжение сейчас сильнее обычного, оно возгорается, как раскаленный уголь. Шипит и искрит, когда я сажусь рядом с ней за пианино, когда я шлепаю ее по запястьям за то, что Айвори пропустила ноту. Трещит и лопается каждый раз, когда наши взгляды встречаются.

Первая совместная неделя прошла так чертовски быстро, что мои нервы все еще на пределе. Если бы я не отстранился, она была бы сейчас в моей постели, ее семнадцатилетнее тело изгибалось подо мной, а огромные обожающие глаза умоляли бы о невыполнимом: о Леопольде, открытых отношениях. О моем сердце…

Она слишком молода, чтобы отделять секс от любви, а я потерял интерес ко всему, кроме физического удовольствия.

Когда-нибудь мы добьемся того, чего хотим, а ее недоверие к мужчинам может стать невосполнимым.

Мама интуитивно наблюдает за мной, мягкое выражение ее лица окаймляют черные волосы, спадающие на плечи. Она протягивает руку, чтобы пальцами ухватиться за выбившийся локон, и, изучая меня, водит им взад и вперед по подбородку. Я пью пиво и игнорирую ее.

— Ты встретил кого-то. — Она опускает руку и наклоняет голову.

Приехали.

— Нет, Я...

— Эмерик Майкл Марсо, не лги своей матери.

Я встаю и иду к стойке. Опираясь на неё бутылкой, балансирую на выступе.

— Не собираюсь это обсуждать с тобой, мам.

Я хочу, но если произнесу это вслух, то все мои слова превратятся в реальность.

Слышу приближающиеся шаги отца.

— Что именно обсуждать?

Его очки съехали на кончик носа, а сам он уткнулся в телефон.

— Эмерик кое с кем познакомился. — Мама улыбается поверх бокала, не сводя с меня глаз.

Не отрывая взгляда от телефона, он проходит мимо, дотрагиваясь до ее шеи.

— Будем надеяться, что она лучше предыдущей.

Лучше? Джоанн — это реальность.

Что касается Айвори, она как дурманящий, покрытый мраком сон, что снится по ночам, преследует глубоко в сознании. Но днем она — предоставляющая угрозу фантазия, которая заставляет мужчин творить нечто, вытаращив глаза.

— Кто она? — Мама продолжает потягивать вино.

— Она под запретом, — быстро говорю я и поворачиваюсь к папе. — Ну и как новый врач, которого ты нанял для работы в клинике?

— Он... в порядке. — Сдержанность усиливает его голос.

Конечно, он понимает, что я меняю тему.

Отец кладет телефон в карман и опускается на стул напротив мамы.

— Эта женщина замужем?

Я качаю головой и гляжу себе под ноги.

Сегодня суббота. Предполагалось, что я буду находиться в номере отеля во Французском Квартале, сжимая огромные сиськи Хлои, и шлепая задницу Деб, заставляя источать запах секса. Но в тот момент, когда я забрался в GTO, я вспомнил об Айвори. Поддаваясь подсознанию, взялся за руль и спустя несколько минут уже был на подъездной дорожке родительского дома на Гарден Дистрикт.

Потому что мне необходимо поговорить об этом. Если и есть кто-то в этом мире, кому я доверяю, то они находятся в этой комнате. Моим родителям известно о сделке, которую я заключил с Беверли, а также о каждой грязной детали моих отношений с Джоанн. Они ни разу не осудили меня. Черт, они наняли команду адвокатов, которые убедили Джоанн отказаться от обвинения в изнасиловании.

— Неужели она... — Мамин вопрос звучит тревожно. Затем наступает осознание. — О нет, Эмерик.

До того, как мама стала проректором Леопольда, она была учительницей средней школы. Когда я был мальчишкой, миссис Лора Марсо была слишком хорошенькой, чтобы иметь уже сына с толпой поклонников-подростков, включая парней, с которыми я водился. Даже в свои пятьдесят с лишним лет она по-прежнему смотрит на меня с нежным выражением лица юной девушки, тепло улыбаясь.

Этот немигающий взгляд, проникает сквозь меня, потому что она знает. Я кое-что не договариваю.

Я поворачиваюсь к стойке и упираюсь руками в гранитную поверхность, плечи опускаются под тяжестью слов.

— Все кончено.

— Что именно? — наполненный беспокойством голос матери раздаётся позади меня.

— Садись, — велит не так ласково отец.

Я допиваю пиво, беру еще и сажусь на стул между ними.

— Она студентка последнего курса в Ле Мойн. — Я ставлю пиво на стол, прежде чем продолжить: — Когда она вошла в мой класс в первый день... клянусь богом, я подумал, что она учительница. — Провожу рукой по лицу и делаю еще один глоток алкоголя. — Она не похожа на старшеклассницу.

Мама перегибается через стол и кладет руку мне на запястье.

Родители не прерывают меня, когда я рассказываю о финансовом положении Айвори, о ее музыкальном таланте, о моих подозрениях в жестоком обращении, о визите к Стоджи и ее желании обучаться в Леопольде. Они обмениваются встревоженными взглядами, когда я упоминаю о поцелуе в парке и о своих последних пяти неделях ада. Я даже признаюсь, что ездил по улицам после частных уроков, пытаясь отследить ее путь до автобусной остановки. Но она никогда не пользуется одним и тем же путем, мне так и не удалось отследить ее.

Желание поделиться о самом важном и сокровенном одерживает надо мной вверх.

— Я отшлепал ее. На занятиях.

Их лица бледнеют, но никто не спрашивает, было ли это по обоюдному согласию. Доверие моих родителей ко мне безграничное, отчего становится легко выплюнуть последнее:

— Моя коллега застала нас, когда ученица сидела у меня на коленях. — Опять этот чертов Шривпорт. — Позже я шантажировал ее.

Мама тянется за вином, которое выпивает залпом.

Когда я встречаюсь с отцовским взглядом, он откидывается на спинку стула, снимает очки и протирает их складками рубашки.

— Каким образом?

— Тебе лучше не знать.

— Что ж, — мама встаёт и идет к стойке, чтобы наполнить свой бокал, — ты, определённо знаешь, как поиграть на нервах у общественного восприятия, но я догадываюсь, в кого это у тебя. — Она возвращается к столу, сверкая глазами в сторону папы. — Твой отец любитель шлепать...

— Мам, — стону я, — не начинай.

Она опускается в кресло, выражение ее лица становится серьезным.

— Ты говорил, она талантливая пианистка? Она заслуживает место в Леопольде больше, чем тот, кого ты хочешь, чтобы я протолкнула?

Несмотря на то, что мама на пенсии, она по-прежнему раз в месяц летает в Нью-Йорк на заседания правления. Даже после моего рассказа, я знаю, она придерживает место для одного из моих подопечных.

Сделка с Беверли мучает меня уже несколько недель. Айвори создана для Леопольда. Не потому, что она красива, искренна и её необходимо спасти. Она олицетворяет все вышеперечисленное собой. Но я в долгу перед ней, потому что она лучшая пианистка в Ле Мойн. — Без сомнения, она заслуживает это место. — Мне становится трудно дышать — Она невероятная.

— Ты в затруднительном положении. — Мамина рука находит мою и сжимает пальцы. — Я не завидую тебе, но, милый, если ты продолжишь с ней отношения, они не закончатся Шривпортом.

Я не совершал преступления с Джоанн. Наши отношения имели обоюдное согласие, они не являлись противозаконными. Но Айвори? Проступки между учениками и учителями не так просто взять и смести под ковер. Подобное пестрит в заголовках новостей. Даже самые лучшие адвокаты в мире не смогут спасти меня от обвинений, которые последуют, если нас застанут вместе.

— Ты должен сократить свои потери, сынок. — Отец надевает очки на нос, кладет руки на стол и наклоняется. — Бросай эту чертову работу, раз и навсегда покончи с Джоанн и, если придется, уезжай из штата. Дерьмо из Шривпорта может преследовать тебя до сих пор.

Мама качает головой.

— Фрэнк, не стоит говорить об этом. Наша семья наконец-то снова вместе в Новом Орлеане и...