Волк и Джейни

«Им вторят с рождеством»

Джейни

В общем хижина, возможно, выглядела так, будто ее украсил слепой трехлетний ребенок.

Что я могу сказать, я никогда раньше не отвечала за что-то вроде праздничных украшений. То, что украшали в Хейлшторме, обычно делали Ло, Эшли и другие женщины, у которых был опыт в правильном количестве гирлянд и мишуры, чтобы все выглядело стильно, а не безвкусно.

Честно говоря, у меня даже не было никаких планов по украшению.

Но сегодня рано утром Волк вскочил с постели, сунул ноги в свои огромные снежные ботинки, надел клетчатую рубашку гигантского лесоруба и исчез в своем лесу.

Это было то, что он сделал.

Он исчез в лесу.

Например, иногда я не спала всю ночь, читая или одержимо пытаясь исправить что-то неправильное.

У каждого были свои вещи.

Лес принадлежал ему.

Иногда он возвращался всего через несколько часов, его адские звери радостно лаяли, как будто они только что совершили приятную прогулку.

В других случаях он уходил на большую часть дня и возвращался с оленем, чтобы разделать его.

Теперь я знала, что это было лицемерием с моей стороны, так как я ела мясо, но охота раздражала меня. Одно дело знать, что твоя еда получена с убоя, хотя, по крайней мере, я всегда заботилась о том, чтобы моя была с органических ферм, выращенных на пастбищах, чтобы у животных, по крайней мере, была хорошая жизнь в первую очередь, и совсем другое, видеть такое прекрасное животное мертвым прямо перед тобой, зная, что ты собираешься его съесть.

— У нее раздроблена нога, — сказал он мне, когда в первый раз принес лань домой, ее большие глаза, возможно, просто заставили мои глаза округлиться, эмоция, которая привела бы меня в ужас, если бы кто-то, кроме Волка, был свидетелем этого. — Она бы не выжила, — добавил он, когда мои глаза скользнули по ее длинным, тонким ногам, увидев, как одна из них была изогнута и опухла. Он был прав; она бы умерла. Но это была бы долгая, затяжная смерть. — Убийство из милосердия, — закончил он, прежде чем отнести ее в сарай, чтобы разделать.

Я никогда не могла заставить себя есть оленину, поэтому Волк приготовил немного вяленого мяса и немного угощения для собак. Мех был использован для изготовления тяжелого одеяла, которое он отдал бездомному парню, жившему возле местного круглосуточного магазина, когда копы не выгоняли его.

Он твердо верил в то, что нужно использовать каждую частичку животного, и это было то, что я уважала в нем.

Несмотря на то, что все время, пока его не было, я молча надеялась, что он не вернется домой с милым мертвым животным в канун Рождества.

Поэтому, когда он топал по дорожке около полудня, мое сердце бешено колотилось, когда он остановился за дверью.

Затем она распахнулась.

И у него не было мертвого животного.

У него была чертова гигантская рождественская елка.

Она была примерно на три фута выше меня и в два раза шире Волка.

— Эм, что это такое? — спросила я, держа кружку в руках.

— Рождественская елка, — прогрохотал он, затаскивая эту штуку внутрь, немного снега оставляло мокрые следы на полу.

— Я думаю, что произошла путаница, — сказала я ему, наблюдая, как он повернулся ко мне, приподняв бровь, ожидая объяснений. — Эта штука явно предназначалась для отправки в Рокфеллеровский центр. — Он слегка улыбнулся в ответ на это, но продолжал тащить эту штуку, а затем поднял ее на то, что оказалось подставкой для деревьев у стены, то, что я не была уверена, что узнала бы, даже если бы заметила, что она стоит там. Когда он закончил, она гордо стояла, занимая слишком много и без того слишком маленького пространства, но наполняя комнату тем, что я должна была признать, был освежающим свежим сосновым запахом. — Хорошо. Итак, у нас есть дерево.

— Надо его украсить, — сказал он, глядя на меня несколько выжидающе, и у меня возникло отчетливое ощущение, что он был в таком же неведении относительно того, как это сделать, как и я. Я очень сомневалась, что он каждый год таскал гигантские рождественские елки в свою хижину, чтобы полюбоваться ими в одиночестве.

Что означало, что он сделал это для меня.

Для нас.

В моей груди возникло ощущение сдавливания сердца, что-то такое, от чего у меня всегда немного перехватывало дыхание, когда это случалось. Я втайне надеялась, что это никогда не прекратится. Мне это понравилось больше, чем я когда-либо могла себе представить.

— У тебя есть украшения? — спросила я, оглядываясь по сторонам. Когда он при этом выглядел немного растерянным, я почувствовала, как мои губы растягиваются в улыбке. Он был таким человеком. Великие грандиозные идеи с не слишком большой предусмотрительностью. — Хорошо. Иди за украшениями. Я приготовлю кофе. Тогда мы сможем, ах, как это называется, вместе украсить дерево.

— Звучит неплохо.

Затем он неуклюже отправился в магазин и вернулся с шестью пакетами рождественского дерьма и двумя цилиндрами готового теста для печенья, которое, по-видимому, мне нужно было только нарезать и выложить на противни для выпечки. Задача, с которой могла справиться даже я, неудачница на кухне.

А потом я увидела ту сторону Волка, которую никогда раньше не надеялась увидеть, ту его сторону, над которой я изо всех сил старалась, благородно, честно — не смеяться.

Волк был в восторге от рождественских огней.

Совершенно абсурдный глупый рождественский фильм, похожий на нелепый.

Волк был против Рождественских гирлянд.

Прям как в дурацком рождественском фильме. И они оказались не слишком прочными.

Там было слышно ворчание, рычание и ругань.

Возможно, я незаметно сняла или не сняла короткое видео, чтобы показать Ло на случай, если она не поверит мне, когда я ей скажу.

Через час после этого навязчивого дерьма я схватила книгу и подождала, пока он закончит, чтобы помочь ему с украшениями.

Я также быстро сожгла печенье за это время, чего не осознала, пока в комнате не стало дымно. Бросившись к плите, чтобы вытащить их, затем открыв окно, чтобы проветрить помещение, все, что я получила от Волка — это приподнятая бровь и подергивание губ, за которым последовало небольшое покачивание головой. Он знал, что я не Домохозяйка Сьюзи, когда жил со мной. И, к счастью, он нашел мое полное и абсолютное отсутствие навыков ведения домашнего хозяйства, по крайней мере, несколько очаровательным.

— Женщина, — позвал он примерно через шесть глав, вытаскивая меня из действительно захватывающей сцены игры в кошки-мышки, заставляя меня немного поворчать, хотя я знала, что должна была заниматься украшением, а не чтением.

Я заставила себя засунуть закладку между страницами и подняла глаза, чтобы увидеть дерево, оживленное огнями. Большинство из них были сплошными, симпатичными маленькими миниатюрными цветными огоньками, но также было несколько медленно мигающих нитей, что делало все это более праздничным.

Я думаю, у Волка были причины беспокоиться об огнях.

— Хорошо? — спросил он, когда я смотрела на это, мои губы приподнялись, мое сердце наполнилось чем-то, что я не сразу определила, как рождественский дух, это было для меня такой чуждой вещью. Мой пристальный взгляд переместился на него, увидев в нем что-то такое, что я редко когда-либо видела, немного неуверенности, потребность в одобрении.

Я покачала головой, собираясь встать. — Нет. Нехорошо. Чертовски удивительно. Это идеально, — сказала я ему, подходя, мои руки скользнули вверх по его животу и груди, чтобы едва дотянуться до его плеч, так высоко, как я могла дотянуться.

— Пока нет, — сказал он, качая головой, когда его руки обхватили мою спину. — Но скоро.

Поцелуй был коротким и горячим, обещая большее, но давая мне понять, чтобы я не возлагала надежды потому что у него, сейчас были другие планы.

А именно, повесить все красивые игрушки на елку.

Только когда, казалось, что дерево больше не могло вместить ни одной игрушки, Волк отвернулся и вернулся с одной коробкой, протягивая ее мне немного застенчиво.

Волк? Застенчиво?

Я должна была увидеть, что было в этой коробке.

Мои руки почти обезумели, срывая красивую бумагу и бант, не замечая никого и ничего.

Подняв крышку, я обнаружила простое белое керамическое украшение, лежащее на подушке из красной мятой бумаги. В центре зеленым шрифтом в форме дерева с маленьким сердечком наверху было то, что заставило его немного переминаться с ноги на ногу.

Потому что это было банально.

Глупо.

Сентиментально.

Вещи, которыми почти никто никогда не назвал бы его, этого человека, который вскрывал грудные клетки и вырывал сердца голыми руками.

Но они не знали Волка так, как знала я. Они не знали человека, который прижимал меня к себе ночью и обнимал, когда я погружалась в плохие воспоминания. Они не знали человека, который всегда заботился о том, чтобы у меня был свежий кофе по утрам, даже если он уходил задолго до того, как я просыпалась. Они не знали, откуда на столе за дверью взялась бесконечная стопка новых книг, потому что всякий раз, когда он ходил за покупками, он брал мне книгу на случай, если я не смогу заснуть и мне понадобится что-то, за чем можно было бы потянуть время, чтобы забыться.

Они не знали этого человека.

Так что они не знали, каким милым он может быть.

Я, я знала.

Так что, хотя небольшая часть меня была смущена тем, как сжалось мое сердце при виде этого, другая часть была глупо, нелепо, всепоглощающе очарована этим.

Наше первое совместное Рождество.

Волк и Джейни.

Этот удивительный, вдумчивый человек не только не забыл купить что-нибудь в ознаменование этой даты, но и отважился сделать это в торговом центре, поскольку это было единственное место в округе, где можно было приобрести что-то подобное.

Любой мужчина, который отважился пойти в торговый центр ради тебя, на мой взгляд, был героем. Черт возьми, я даже никогда не отваживалась ходить по торговому центру.