2. Соглашение

— Пошли все вон, — прорычал Люсьен.

Все пошло не очень хорошо, и ему это не понравилось.

Лия пристально посмотрела на него.

Ее мать Лидия, в ужасе уставилась на дочь от ее поведения и на Люсьена, так как он нарушал традиции. Но ему было наплевать.

Космо, улыбающийся до этого момента, как только раздался рык Люсьена, теперь озабоченно хмурился.

Эйвери шагнул вперед.

— Люсьен, ты же знаешь закон. Тебе нужно получить согласие. Твой помощник обязан присутствовать, как и Выдающаяся Непосвященная. Даже ты не можешь... — начал Эйвери.

Люсьен поднял руку, и Эйвери замолчал.

Он все это знал. Он, черт побери, жил в этом кошмаре в течение пятисот лет. Он чертовски хорошо знал порядки.

Но сейчас это его тоже не заботило.

— Уходите, — выдавил Люсьен.

— Люсьен, не делай этого, — взмолился Космо.

Люсьен понизил голос до опасного грохота.

— Сию минуту.

Последовала пауза, прежде чем Эйвери, как всегда, сыграл роль дипломата.

Взглянув на присутствующих в комнате, Эйвери шепотом произнес:

— Есть один способ. Никому не следует об этом знать, Космо. И это не должно выйти за пределы этой комнаты

— Мне это не нравится, — ответил Космо Эйвери.

— Люсьен, позволь мне поговорить с моей дочерью, — взмолилась Лидия, протягивая к нему руку.

— Я не собираюсь повторять, — прорычал Люсьен.

Все присутствующие поняли, что испытывали его терпение, понимая, чем может все кончиться, поэтому без дальнейших колебаний все двинулись из комнаты.

Включая Лию.

— Не ты, — потребовал он, и все обернулись.

— Что? — спросила Лия, ее мягкий, сладкий голос действовал ему на нервы.

— Не ты. Ты останешься.

Ее взгляд метнулся к матери, Космо, Эйвери, затем снова к Люсьену.

— Но я думала...

— Иди сюда, — приказал Люсьен, оборвав ее, остальные быстро и бесшумно покинули помещение.

Она не двинулась с места. Вместо этого в замешательстве посмотрела на закрытую дверь.

На самом деле, как только она переступила порог Контрактной комнаты, она не выполнила ни одного его приказа.

Не только ее голос действовал ему на нервы, все в ней действовало ему на нервы.

Он почему-то думал, что ему это может понравиться. Уже пятьсот лет ему никто не бросал вызов.

Так вот ему это не нравилось.

— Лия, — позвал он, голос вибрировал от напряжения, его терпение было на исходе.

Она резко повернула голову.

— Что? — также резко спросила она.

Он почувствовал, как все его тело напряглось, борясь с желанием научить ее уважению, которое она обязана была проявлять к нему.

Вместо того чтобы поддаться порыву, он тихо предупредил:

— Никогда не говори со мной подобным тоном.

Она уставилась на него, на ее лице отразилось замешательство, хотя она пыталась побороть страх, но ее взгляд, такого взгляда он не видел уже давно. Взгляд ему нравился, он скучал по такому взгляду, жаждал его.

Ее взгляд немного успокоил его гнев. Но недостаточно.

— Я не понимаю, — произнесла она с тем же страхом и замешательством, он почувствовал, ее голос всколыхнул его кровь.

Особенно страх.

Любая наложница, присутствующая на Отборе, всегда жаждала быть избранной. Они служили определенной цели, но также с послушными наложницами не было охоты, погони, поимки и укрощения.

Люсьену нравилось, когда кипела кровь, он скучал по азарту и адреналину, и несомненно, страстно желал.

Ее страх был таким же восхитительным, как и ее лицо, волосы, глаза, грудь, задница, ее чертовый запах, который практически поставил его на колени в ту же минуту, как только он вошел на Отбор и увидел ее.

Также как он увидел ее впервые, почувствовал ее запах, много лет назад, после чего отметил Лию Бьюкенен как свою. Все это знали, знали десятилетиями.

Кроме, конечно, Лии.

Она продолжала.

— Мне казалось, что если я откажусь подписывать контракт с тобой, то смогу уйти.

Люсьен сделал успокаивающий вдох.

Но вздох его не успокоил ни на йоту, однако его голос звучал более спокойно, менее нетерпеливо, когда он попытался ей объяснить:

— Если бы Нестор объявил о своем намерении. А ты отказала бы, то да. Магнус. Да. Хэмиш. То же самое. Любой из них, — он сделал паузу, указывая рукой на дверь, подтверждая свои слова, прежде чем закончить. — Я? Нет.

— Почему я не могу уйти? — спросила она.

— Потому что я хочу тебя.

— Но я не хочу тебя.

— Это не имеет значения. Ты — моя.

Она моргнула, затем собралась с духом, заявив:

— Но мама сказала, что правила абсолютны для всех. Никто не может их нарушить. Никто и никогда.

— Я не никто.

Ее голова дернулась от удивления.

— Кто ты такой?

— Я — твой Хозяин.

Теперь она казалось рассердилась.

— Никто не может быть моим Хозяином.

— Я могу.

Она уставилась на него, ее гнев вытеснил страх, руки сжались в кулаки, она наклонилась к нему, прежде чем заявила:

— Ты. Не можешь.

С него хватит.

«Иди сюда, Лия».

Она мгновенно придвинулась к нему. Люсьен наблюдал, как гнев исчез с ее лица, а замешательство вернулось.

Так же как и страх. Очень много страха.

Ее страх стал издавать запах, который перемешивался с ее запахом. У него было запретное желание схватить ее в объятия, разорвать ей горло, в то же время сорвать с нее одежду и погрузить свой член в нее так глубоко, чтобы он чувствовал свои собственные толчки, когда ее кровь хлынула бы ему в рот.

— Прекрати так делать, — прошептала она, остановившись менее чем в шаге от него.

— Замолчи, — потребовал он, и она закрыла рот. — Уже лучше, — сказал он ей. Она пристально посмотрела на него, ее руки снова сжались в кулаки по бокам, но она не отодвинулась от него. Она изо всех сил старалась отодвинуться, но не могла. Он не позволял ей.

Она боролась. Ему это нравилось.

«Дай мне свою руку».

Она поднесла свою руку к его руке, наблюдая за его движением с ужасом и гневом в глазах.

Он повернулся, его пальцы сжали острый кинжал, который среди четырех вещей лежал на блестящем овальном столе рядом с ним.

Там также находился их контракт, размером с доску для плакатов, выполненный на пергаменте цвета слоновой кости, заполненный крошечными каллиграфическими словами от самого верха до самого низа. Для подписи оставался всего дюйм свободного места. В контракте было все — он объявлял ее кровь своей, дающее ему право на кормление, а взамен обещал заботиться о ней, но не в течение всего срока Соглашения, а до тех пор, пока она не испустит последний вздох на этой земле.

Чего она не знала, как и Космо и ее мать тоже не знали, знал только Эйвери, что Люсьен изменил Соглашение пятисотлетней давности.

Войдя в комнату, она села и прочитала каждое слово, чего не делала ни одна наложница, которую он выбирал за пятьсот лет. Она не могла знать, какие изменения он приказал внести Эйвери, и не узнала бы, пока не начнет посещать «Изучение Вампиров», пока не начнет учиться. Он заранее знал, что последствий с ней не избежать, и был готов к ним.

Но после того, как она закончила читать контракт, ее лицо побледнело, глаза вспыхнули, она бросила его на стол, поймала взгляд Люсьена и объявила:

— Не видать тебе моей подписи в этой жизни.

С этой минуты и последовало требование Люсьена, мольбы ее матери, смешки Космо и ухмылки Эйвери.

Не говоря уже о раздражении Люсьена.

Также на столе были перо и Чаша для соединения, маленькая овальная хрустальная тарелка, которая стояла на четырех крошечных хрустальных ножках рядом с пером.

И то, и другое, решил Люсьен, они используют сейчас.

Рука Люсьена поднялась к ее руке, и его пальцы обхватили ее. Он заставил ее выпрямить указательный палец, хотя она и сопротивлялась. Она понимала, что не выиграет, но все равно упорно сопротивлялась.

Он вдруг поймал себя на мысли, что наконец-то наслаждается всей этой игрой.

— Продолжай сопротивляться, моя зверушка, мне это нравится.

Она сразу же перестала сопротивляться.

Он ухмыльнулся. Она сердито посмотрела на него.

Он поднял кинжал, чтобы проколоть ей палец, но остановился и посмотрел на нее. Ее глаза поднялись с ее пальца на него.

Он увидел в них мольбу.

Да, ему это нравилось.

Он бросил кинжал на стол.

И почувствовал, как ее облегчение пронеслось по комнате. Ее сердце бешено колотилось, спотыкаясь само о себя. Теперь ее сердцебиение стало замедляться.

Его глаза переместились на нее, когда он поднес ее руку к своему рту, все еще вынужденный вытягивать ее палец своим большим пальцем.

Он почувствовал, как напряглось ее тело, как появился страх, как опять участился пульс, она пыталась сопротивляться, пока он тянул ее руку к своему рту.

Она была великолепна.

«Нет!» — мысленно прокричала она.

Он открыл рот, поднес ее палец, втянув внутрь. Она замерла, ее взгляд переместился на его рот.

С усилием он подавил возбуждение, которое почувствовал, впервые попробовав ее на вкус, и направление ее взгляда.

Боже, она была чертовски хороша на вкус.

Острым кончиком зуба он разорвал кожу на подушечке пальца.

О боже мой! Мысленно вздохнула она, он почувствовал, как она почувствовала мимолетную боль.

Он ошибался, ее кожа была восхитительной на вкус, но ее кровь была великолепной.

С сожалением он вынул палец изо рта, направил ее руку к ободку Соединительной чаши и выдавил несколько капель крови.

Она по-прежнему сопротивлялась, и Люсьена это несколько удивило. Она знала, что не сможет его победить. Он поймал ее в ловушку своим разумом, и, если бы он этого не сделал, она никогда не смогла бы одолеть его физически.

Он обнаружил, что ему нравится ее упрямство, хотя она полностью находилась в его власти.

В других случаях ее упрямство он находил раздражающим.

Он поднес ее палец к своим губам, высунул язык, прошелся по порезу. Кровь мгновенно остановилась. Благодаря его слюне ее рана заживет в течение часа.

Он отпустил ее руку, но потребовал: «Обмакни перо в свою кровь и подпиши контракт».

Она вздрогнула, напряглась, он был заинтригован, она секунду колебалась, прежде чем выполнить его приказ. Он наблюдал за ней, ее лицо было бледным, тело дрожало.