Капитану тоже было жаль, что обрушилась именно эта глыба — словно застава потеряла свое лицо.
— Ладно, рафик Кадыр-заде, — сказал он. — Сейчас мне надо вот куда смотреть: все дрова унесло, Кайтузек закрыт, где взять топливо?
Изрытое оспой лицо Кадыра, казалось, потемнело еще больше. Он знал, что солдаты приходили из нарядов и промокшие и продрогшие. А как нести службу, если нельзя ни обсушиться, ни согреться, ни обед сварить?
Рахмат что-то быстро проговорил по-таджикски. Кадыр-заде прищурился, посмотрел в сторону Пянджа, затем хлопнул Харламова по плечу.
— Будут дрова, — сказал он. — Смотри, начальник! Большое дерево на острове видишь? К вечеру здесь будет. Пяндж привезет.
Кадыр-заде сказал еще несколько слов по-таджикски, после которых заметно оживился Рахмат. Раис и его сын вскочили в седла и поскакали в сторону своего дома.
Харламов с сомнением покачал головой. В марте лезть в ледяную воду Пянджа? С горными реками шутки плохи. Но не принять предложение старого Кадыра он не мог. У него не было сейчас ни одного свободного солдата, чтобы заняться дровами.
Харламов знал, что в молодости Кадыр-заде прославился своей храбростью на всю округу.
Крупная банда басмачей прорвалась через границу и захватила дорогу на Хорог. Нужно было доставить срочное донесение. Вызвался это сделать молодой чабан Кадыр-заде. На бурдюках он плыл всю ночь по бурному Пянджу, скрываясь от рыскавших по дороге и берегу басмачей. Донесение было доставлено вовремя. Когда Кадыра спросили, какую он хочет награду, он ответил: «Сделайте меня милиционером». Его наградили именным оружием и взяли в один из отрядов, боровшихся с басмачами, позже перевели в войска НКВД. Долгий путь прошел он от рядового милиционера до раиса — председателя колхоза!
Все, кто рассказывал эту историю, добавляли, что после ледяной ванны Кадыр-заде даже насморком не болел.
Но то было в молодости, а сейчас раису далеко за шестьдесят…
— Товарищ капитан, сигнал! — раздался громкий голос дежурного.
Цепляясь за выступы глыбы, капитан бросился к телефону в комнату службы.
Докладывал один из солдат, сидевший в секрете у реки. У самой воды он обнаружил следы копыт архара. Солдат не мог определить, архар здесь прошел или то были ухищрения нарушителя, привязавшего к сапогам копыта.
Оставив за себя дежурного, капитан спустился с отвесной скалы в долину Пянджа. Ни перетащить своего Орлика через глыбу, завалившую тропу, ни спустить его вниз с площадки, на которой стояла застава, было нельзя. Конь не может лазать по скалам, как человек. Приходилось добираться пешком.
Только у дозорной тропы Харламов встретил наряд и взял коня у одного из солдат, а солдата отправил в помощь дежурному на заставу.
Проверив обнаруженный у реки след и убедившись, что это след копыт архара, Харламов и сопровождавший его пограничник объехали вдоль реки почти весь участок. Отсюда, из ущелья, был хорошо виден на запорошенном снегом Каргуше след лавины. Будто гигантской метлой смело вниз знакомые выступы и камни: хоть на салазках катайся, проедешь — не зацепишься.
Рядом с маленькими домиками заставы возвышалась глыба, завалившая тропу. Конные наряды не могли теперь вернуться домой и поставить лошадей в стойла. Сено и овес надо будет спускать на веревках вниз, так же доставлять и бачки с пищей для солдат. Воду поднимать наверх в каких-то закрытых емкостях, может быть, в бурдюках: в ведрах расплещется и сами ведра обобьются о камни. Придется по-новому налаживать жизнь на заставе. И все это не должно мешать основному — охране границы.
Как поступит лазутчик, увидев, что произошел обвал? Побоится ли идти или, наоборот, решит, что, пока солдаты расчищают завал, наблюдение будет ослаблено?
Капитан решил посмотреть, как идут дела у раиса Кадыр-заде.
Он уже повернул к Пянджу, когда за камнями раздался пронзительный мальчишеский крик: «Стой, тебе говорят. Куда ты пошел?!»
Выехав из-за нагромождения скал, капитан увидел сидевшего верхом на ослике черного и вертлявого, как чертенок, мальчишку-таджика. Это был внук раиса Кадыр-заде — Бартанг.
— Я знаю, кто ты, — остановив, наконец, ослика и запрокинув голову, чтобы рассмотреть Харламова, заявил мальчишка. — Ты начальник заставы рафик Харлам.
— Это здесь каждый знает, — ответил Харламов. — А ты что здесь делаешь?
— Дедушка и дядя Рахмат кузнице дрова заготовляют, я им обед везу.
— Какой кузнице? — удивился капитан.
— А вашей, Каргушу.
Наверно, Бартанг говорил о двустишии Федоренко.
— Ты знаешь эти стихи?
— У нас их в первом классе знают, — независимо ответил Бартанг. — А я уже в третьем.
— А ну-ка скажи.
— Отвези на своем коне к дедушке, тогда скажу, — потребовал Бартанг.
Посадив Бартанга в седло, Харламов направил коня к Пянджу.
По пояс в бурлящей воде работали четыре таджика — целая бригада. Острыми узкими топорами на длинных ручках они разделывали причаленное веревками к берегу дерево, выволакивая на камни обрубленные ветки и куски ствола. Работой руководил старый раис.
— Эй-ей! — завопил во все горло Бартанг, чтобы его увидели все.
— Эй-ей, Бартанг, — оглянувшись, откликнулся Кадыр-заде, — смотри, как высоко ты сидишь, совсем как начальник.
— Салам, — приветствовал таджиков Харламов. — Хорошего вы нарушителя поймали!
Увидев, что на него больше не обращают внимания, Бартанг стал бросать в воду камни и выкрикивать:
— Послушай, Кадыр-заде, — обратился удивленный Харламов к старому раису. — Ты, что ли, внука этим словам научил?
— Зачем я? — ответил Кадыр. — У нас их все знают. Камень был на горе, упал — и нет его. Слово из одного сердца в другое переходит — вечно живет.
Только утром следующего дня Харламов вернулся на заставу. Приехал он ненадолго, лишь переодеться: на участке заставы по-прежнему ждали контрабандиста.
Поднявшись к площадке, капитан увидел за кухней целую груду свежих дров. Кадыр-заде и Рахмат аккуратно укладывали их в поленницу. Односельчане, помогавшие им, уже ушли.
Харламов перевел взгляд на покрытые ссадинами и кровоподтеками руки Рахмата, на его изодранную одежду. Нелегко далась молодому таджику заготовка дров. Утомлен был и старый председатель.
— Раис Кадыр-заде, — сказал капитан, — большое дело вы сделали, спасибо вам от всей заставы. Какую хотите награду?
— Пусть Рахмат скажет, — ответил Кадыр.
— Рафик Харлам! — воскликнул Рахмат, подняв на него темные горячие глаза. — Никакой награды не надо! Подари зеленую фуражку! До самой смерти беречь буду!
НАРУШИТЕЛЬ
— В такой туман смотреть да смотреть: погода для нарушителей, как по заказу, — выходя из казармы, проговорил кряжистый и рассудительный солдат второго года службы со странной фамилией Туз.
Олейник промолчал. Он знал, что в наряд пошли сегодня все. Даже его, только четыре дня назад прибывшего на заставу, послали с Тузом в дозор помогать старшине Артамонову.
На учебном пункте Олейнику приходилось бывать на посту и в такой вот плотный, непроницаемый туман, но то было на учебном пункте, а здесь настоящая граница, ухо надо держать востро.
Во дворе заставы не было видно даже стоявшего неподалеку домика столовой. Смутно маячил журавль колодца. Сторожевая вышка, расставив на квадратной площадке у самой казармы бревенчатые опоры, пропадала в белесоватой мгле, словно поднималась за облака.
Смахнув росинки, выступившие на холодном стволе автомата, Олейник только и сказал:
— Не пропустить бы кого.
— На то мы и вышли в наряд на охрану Государственной границы, — ответил Туз, — в дождь да в туман все нарушения и бывают. Да вот в прошлом году на соседнем участке, когда нарушителя взяли? В туман! Ладно, в наряде опытные люди были.