Лиам
Я появляюсь у входа в гараж Джинни в шесть часов. Стучусь, сжимая в руке букет маргариток. Они немного помяты и выглядят пожухшими, но в Сентрвилле нет цветочного магазина. Поэтому я полчаса продирался сквозь высокую траву на обочине шоссе 511, собирая растущие там маргаритки. Я нервничаю больше, чем перед первым прослушиванием, и не знаю почему. Я просто хочу извиниться. С цветами в руках.
Сегодня утром я чувствовал к Джинни то, что не имею права испытывать. Я не гожусь для этой роли и не собираюсь задерживаться. Сначала я думал, что именно у Джинни за плечами весь этот багаж, и потому хотел ее избегать. Теперь понимаю, что она разобралась со своим прошлым, это я не могу двигаться вперед. На самом деле, я хочу вернуться в прошлое и жить в нем. Голливуд, я иду.
Дверь в квартиру Джинни в гараже остается закрытой. Цветы начинают вянуть. Я стучу еще раз, затем рукавом вытираю пот, стекающий по лицу. Солнце палит вовсю, и черный асфальт дороги раскаляется.
— Ф-у-у-у. Этот неудачник что — дарит Джинни цветы? — Кто-то изображает рвотные позывы. От смущения у меня щиплет шею, и я оборачиваюсь. Это тот маленький хулиган Редж. Он с подростком Фиником и Хизер. Я помню Хизер с того дня, когда она приходила в трейлер. На ней облегающее платье и туфли на высоких каблуках. На лице усмешка. Затем она замечает цветы в моей руке и то, что я стою у двери Джинни. Ее глаза сужаются.
— Ха, — говорит мужчина с ними. У него длинная узкая голова с острым подбородком, брюки со складками, туфли с кисточками и золотые часы. Он хлопает Реджа по спине. — Молодец, сынок.
— Стоуни, — мурлычет Хизер. Они подходят ко мне. Хизер смотрит на цветы в моей руке и ухмыляется. — Ищешь кого-то?
Я не хочу говорить ничего, что может быть неправильно истолковано. У меня такое чувство, что между этой семьей и Джинни не существует никакой взаимной любви.
Мужчина смотрит на нас с Хизер и, кажется, наконец понимает, что мы с ней уже встречались.
— Хизер, ты его знаешь?
Хизер слегка улыбается.
— Мы со Стоуни когда-то работали вместе. Он был актером.
В его глазах загорается понимание, и он хлопает себя по бедру.
— О, точно. Ха-ха. Ты — бывший герой. Этот комик—ку-ку. Убогий, над которым все потешаются. — Он смеется, а маленький Редж хихикает. Затем наклоняется к Хизер и говорит ей вполголоса:
— Разве ты не говорила, что он пьяница?
Я сжимаю челюсть, и маленький свинцовый шарик оседает у меня в груди.
Он снова поворачивается ко мне.
— Я Джоэл Уилсон, мэр Сентрвилля. — Протягивает руку для пожатия. Затем понимает, что букет маргариток у меня в правой руке. Он бросает на меня тяжелый взгляд.
— Вы ведь не докучаете Джинни?
— Что? — Я в некотором роде ошарашен его внезапным переходом от унижений к враждебности.
Он указывает на дверь.
— Джинни. Она нам как член семьи.
— Она не семья, — утверждает Финик. До этого момента он старался игнорировать нас всех.
Джоэл не обращает на него внимания.
— Я не хочу слышать, что вы досаждаете Джинни. У нее и так хватает проблем.
Хизер вздыхает и закатывает глаза.
— Честное слово, Джоэл. Хватит защищать Джинни.
— Я хочу есть, — говорит Редж.
В этот момент входная дверь дома открывается, и оттуда высовывается бабушка. Ее глаза расширяются.
— Кларк, они здесь, — кричит она в дом. Потом видит меня, смотрит на небо и качает головой. — Джинни, — кричит она через дверь, — этот супергерой здесь. Затем она выходит на тротуар и жестом приглашает нас подойти к дому. — Ну же, вы все. Что вы стоите на жаре? Вы завянете, как... зачем вам эти сорняки?
Она смотрит на увядшие маргаритки. Половина лепестков опала, головки поникли. Редж снова начинает хихикать.
Финик испускает долгий вздох и проходит мимо, чтобы попасть в прохладу дома.
— Сначала поцелуй, Финик, — говорит бабушка. Он опускает плечи и чмокает ее в щеку. — И ты тоже, Редж, — говорит она. Получив все объятия и поцелуи, остается стоять на крыльце, скрестив руки на груди.
Не уверен, действительно ли она хочет, чтобы я тоже ее поцеловал. Подавляю смех при этой мысли. В этот момент Бин выбегает из двери.
— Ты здесь, — кричит она. Упирается мне в ноги и крепко сжимает мою талию. — Я так счастлива. Что мы собираемся делать? Куда пойдем?
Я ухмыляюсь и глажу ее по голове. Когда я поднимаю глаза, Джинни стоит на крыльце и смотрит на нас двоих. Думаю, что мое умиление должно быть в моих глазах, потому что кто может не любить Бин? Но во взгляде Джинни я вижу свои слова, сказанные сегодня. Никаких ложных толкований.
Я жду, пока Бин отстранится. Затем отступаю назад.
— Это сюрприз.
— Ох, боже. Мама говорит, что сюрпризы — не мой конек.
Я сдерживаю улыбку.
— Ну, одна особенность супергероев в том, что у нас много терпения.
— Хм. — Она обдумывает это, но потом, кажется, отмахивается, потому что тут же спрашивает:
— Но куда мы идем?
Я ухмыляюсь.
— Ты никуда не пойдешь, пока не съешь свой ужин, Беатрис.
— Но, бабушка, может Лиам возьмет нас на ужин. Ты возьмешь нас на ужин?
— Ну...
— Сегодня вечером семейный ужин, — заявляет бабушка Бин. Она бросает на Джинни укоризненный взгляд, затем входит в дом, оставляя за собой открытую дверь. Я чувствую холодную прохладу кондиционера.
Джинни спускается с лестницы.
— Прости, я забыла про ужин. Думаю, ты не захочешь присоединиться к нам, мы могли бы...
— С удовольствием.
— Что?
— Я с удовольствием.
Бин прыгает вверх-вниз и радуется.
— Ура. Тогда мы отправимся на сюрприз. И я готова поспорить, что научусь летать.
— Это мне? — спрашивает Джинни. Она смотрит на цветы в моей руке.
Я прочищаю горло и неловко переминаюсь под ее пристальным взглядом.
— Я...
— Хотел сказать, что тебе жаль.
— Именно, — я улыбаюсь и протягиваю ей букет. — Ничего особенного. Я имею в виду, они ничего не значат. Просто извини.
Она улыбается.
— Все в порядке.
— Пойдем, Лиам. У нас будет картофельный пирог с настоящей олениной. Финик всегда говорит, что это отвратительно, потому что есть оленину — все равно что есть Бэмби, к тому же у оленей клещи, но дедушка говорит, что дети должны есть оленину, иначе они станут слабаками, а потом Хизер говорит, что если Финику не нравится, он может голодать, а Финик говорит...
— Ну, ты можешь заходить, — приглашает Джинни.
Бин продолжает тараторить, рассказывая мне историю пирога с олениной, пока мы идем в столовую. На обеденном столе кружевная скатерть и прекрасный столовый фарфор. Бабушка Бина поспешно расставляет для меня еще один комплект посуды.
— Вам придется сесть на табуретку, — говорит она, а потом смотрит на меня, как будто бросает мне вызов и ждет, что я буду жаловаться.
— Спасибо, — говорю я.
Она вздыхает, а затем смотрит на цветы в руке Джинни.
— Им понадобится ваза, — сообщает она.
Джинни следует за ней на кухню. Я смотрю на распахнутую дверь, а все, кто остался в комнате, смотрят на меня.
Потом бабушка начинает говорить, и мы все слышим ее громко и отчетливо через дверь.
— Какого черта он принес тебе эти сорняки?
— Он подарил мне цветы, — возражает Джинни.
— У этого человека не все в порядке с головой. Это придорожные сорняки, ясно как день.
— Важна не форма, Энид.
— Ты на пути к аду и вечным мукам. Хизер предупреждала тебя, что он не может находиться рядом с приличными людьми, тем более с Бин. А теперь он здесь, шныряет вокруг, как бродячая собака, выпрашивающая кость.
— Хизер ничего не знает.
На это Финик одобрительно фыркнул.
— Хватит, — шипит на него Хизер.
— Как дела в школе? — спрашивает дедушка Кларк.
— Дедушка, сейчас лето. У нас нет уроков, — объясняет Бин.
— О, точно, глупый я.
Но он на самом деле не слушает, потому что Энид снова начала приставать к Джинни.
— Хизер — дочь моего сердца.
Я не могу разобрать, что говорит Джинни. Вместо этого двигаюсь к столу и сажусь. Остальные тоже присаживаются. Дверь на кухню распахивается, и оттуда выходят улыбающиеся Энид и Джинни. Улыбка Энид чуть более принужденная, чем у Джинни. Она с шумом ставит вазу в центр стола.
— А вот прекрасные цветы для нашего праздничного стола.
Кларк произносит слова благодарности, а затем мы передаем по кругу пирог. Есть вино, и Энид наливает Джоэлу и Хизер по бокалу.
— Думаю, ты пытаешься завязать, — со значением говорит мне Энид.
Джинни смотрит на меня, ее глаза широко раскрыты.
— Конечно, — я подмигиваю Джинни, и она краснеет.
— Лиам, — Бин подпрыгивает на своем стуле, слишком взволнованная, чтобы заметить подтекст в словах взрослых. — Мы полетим сегодня вечером?
— Боже мой, — бормочет Энид.
— Сама все узнаешь, — говорю я.
— А может, мы проследим злодея до его убежища?
В воздухе пролетает горошина и попадает Бин в лицо.
— Эй, — она смотрит на Реджа — он использует свою ложку как катапульту.
— Ха-ха, — смеется Джоэл. — Вот это умный мальчик. Будущий мэр.
Я не могу поверить, что никто не приструнил этого мальчишку. Они оказывают ужасную услугу его будущему.
— Тебе нужно извиниться перед Бин, — говорю я.
Бин ухмыляется мне, а Джинни сладко улыбается.
Редж недовольно поджимает губы.
— Давай, Редж, — говорит Энид. — Это было некрасиво.
Я удивлен, но, видимо, Редж знает, кто здесь подает десерт, потому что он выдохнул в знак поражения.
— Извините, — бормочет он, глядя на меня и на Бин. Но ей все равно. Она одаривает меня ослепительной улыбкой.
Кусаю пирог. Он пышет жаром и пахнет дичью. Финик избегает есть что-либо, стратегически перемещая кучки еды по своей тарелке.
— Так чем ты занимался с нашими Джинни и Бин? — спрашивает Джоэл.
Все за столом поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, кроме Джинни, она смотрит вниз на салфетку у себя на коленях.
— Он тренировался, — говорит Бин. — И мы стреляли, и лазали, и собираемся полетать.
— Я удивлена, что ты смог все это время держаться на ногах, — говорит Хизер.
— Ха, — смеется Джоэл.
— Он потрясающий, — говорит Джинни сдавленным голосом.
Хизер поворачивается к Джинни, и я вижу, как в ее глазах появляется какая-то мелкая искорка.