Люси к Рождеству

Ты никогда не забудешь свою первую любовь, а моей была Люси.

Рождество пришло в Тёмную Сторону и я накачивался полынным бренди в «Странных Парнях», старейшем баре на свете. Помещение было набито битком, воздух наполнен весельем, из-под потолка тянулись длинные вымпелы из самых дешёвых газет, какие только можно было купить и, поскольку близилась полночь, гуляки навеселились так, что едва стояли на ногах. Однако все старались держаться от меня подальше, когда я сидел на стуле у барной стойки, потягивая свою выпивку. Я — Лео Морн и этим именем можно пугать людей. Конечно, моя Люси никогда не боялась меня, хотя все говорили ей, что я — негодяй и плохо кончу. Люси сидела на стуле рядом со мной у стойки, улыбаясь и слушая, пока я рассказывал. Она не пила. Она никогда не пьёт.

Музыкальная система играла «Jingle Bells» в исполнении Sex Pistols, верный признак ностальгии владельца бара. Подальше за длинной (и даже изредка протираемой) деревянной барной стойкой сидел Томми Забвение, экзистенциальный частный детектив. В настоящее время он прилагал все усилия для убеждения назойливого кредитора, что его вексель может быть, а может и не быть действительным в этой конкретной реальности. Неподалёку мисс Фэйт, одетая в кожу супергероиня-трансвестит Тёмной Стороны, отплясывала на столе с демоницей-репортёром Бетти Дивайн. Забавные маленькие кривые рожки Бетти выглядывали из-под чёлки длинных тёмных волос.

Князь Тьмы уткнулся в напиток из-за отмены своего телевизионного реалити-шоу, Владычица Тьмы пыталась соблазнить Святого Николая веточкой пластиковой омелы, а северный олень с очень красным носом, сгорбленный и невероятно пьяный, валялся в углу, бормоча что-то об объединении. Ярко сверкающие феи с крошечными крыльями со всех сторон окружали огромную рождественскую ёлку, с фантастической скоростью кидаясь туда и сюда между тяжёлых веток, в какой-то бесконечной игре в пятнашки. Время от времени одна из фей взрывалась, словно фотовспышка, от чистой всепоглощающей радости жизни, прежде чем перестроиться и присоединиться к преследователям.

Просто ещё одно Рождество в старейшем баре на свете. Где мечты могут стать явью, если вы не побережётесь. Особенно в одно время года, когда боги и чудовища, хорошие и плохие люди, объединяются великим старинным обычаем наедаться и напиваться до одури, и выставлять на посмешище свои прошлые привязанности.

Бармен Алекс заметил, что мой стакан пуст и снова наполнил его, не спрашивая. Поскольку он отлично меня знает, то обычно настаивает, чтобы я платил вперёд за каждую выпивку, но даже мерзкий подлый Алекс Морриси понимает, что в Рождество меня лучше не беспокоить. Я отсалютовал Люси своим новым напитком и она запоздало улыбнулась. Моя прекрасная Люси. Невысокая и миленькая, с привлекательной фигурой, густые белокурые локоны над сердцевидным лицом, яркие мерцающие глаза и улыбка, разбивающая сердце. Одета в то же длинное белое платье, которое было на ней сразу перед тем, как она навсегда покинула меня. Люси была… острой как гвоздь, сладкой как запретный плод и столь же честной, как долог день. Я никогда не понимал, что она когда-то увидела во мне. Ей было шестнадцать лет, приближалось семнадцать. Конечно, я намного старше, чем она теперь.

Я вижу её только здесь, в канун Рождества. Я не должен приходить сюда, сам себе обещаю каждый год, что не буду; но всегда прихожу. Потому что неважно, как мне будет больно, я должен увидеть её. Дурачок, всегда говорит она. Я давно простила тебя. И я всегда киваю и отвечаю: Но я себя не простил. И никогда не прощу.

Были ли мы влюблены на самом деле? Мы были очень юными. Когда ты — подросток, всё кажется таким острым и интенсивным. Эмоции кипят в тебе, как приливные волны и внезапная улыбка девушки может взорваться в твоём сердце, словно фейерверк. Поглощённые тем мгновением, пригвождённые взглядами друг друга, словно кролики, пойманные ярким светом приближающихся фар… Да: она была моей первой любовью и я никогда не забывал время, которое мы провели вместе.

Все вещи, которые мы собирались сделать, все люди, которыми мы могли стать…. отброшены прочь, в момент безумия.

Я напомнил Люси, как мы встретились в первый раз — стоя на железнодорожной станции поздно вечером, ожидая поезд, хотя было похоже, что он никогда не приедет. Я посмотрел на неё, она посмотрела на меня, мы оба улыбнулись, а потом мы уже непринуждённо болтали, словно знали друг друга всю свою жизнь. После этого мы стали неразделимы. Смеясь и дразнясь, споря и мирясь, прогуливаясь взявшись за руки и под ручку, потому что мы не могли не касаться друг друга. Бегая в густых лесах под Даркакром, выпивая и распевая ночью после закрытия, хотя мы были несовершеннолетними, потому что владелец был старым романтиком, верившим в юную любовь; а после — медленный танец вместе на булыжной мостовой глухого переулка, под звуки сентиментальной музыки, льющейся из полуоткрытого окна над нами.

Ты никогда не забудешь свою первую любовь, свою первую великую страсть.

Я встряхнулся от своего настроения, когда Гарри Фабулус вывалился из толпы, чтобы поприветствовать меня своей лучшей коммивояжёрской улыбкой. Он должен был знать лучше, но Гарри попытался бы продать глушитель человеку, собирающемуся в него стрелять. Всегда приветливый и профессионально очаровательный, Гарри был мошенником, посредником, специалистом по таким сделкам, которые заставят вас потом пересчитать свои пальцы. Всегда готовый продать вам то, что скверно на вас повлияет или что-то вроде. К нему трудно испытывать неприязнь, но оно того стоит. Он плюхнулся на стул рядом со мной, а затем застыл, когда я впился в него пристальным взглядом. Я улыбнулся ему, выставив зубы и он побледнел. Он сполз со стула, вытянув перед собой пустые руки, показывая, насколько он жалок и безвреден. Я позволил ему уйти. Моё время с Люси было слишком драгоценно, чтобы тратить его на подобных Гарри Фабулусу.

Я вспоминал бег через лес, преследуя Люси меж высоких тёмных деревьев, когда она, хихикая, неслась передо мной, дразня и насмехаясь, всегда вне досягаемости, но заботливо не вырываясь слишком далеко вперёд, чтобы я думал, будто могу её поймать. Это было поздней ночью, но лес освещал мерцающий сине-белый яркий свет полной луны. Весь мир, казалось, оживал вокруг меня, когда я бежал, насыщаясь запахами и звуками, которых никогда прежде не замечал. Я ощущал себя сильным, быстрым и неукротимым, словно я мог бежать и бежать вечно.

Люси бежала передо мной, в своём длинном белом платье, словно призрак мелькая среди деревьев.

Лунный свет наполнил мой ум и кипел в моём теле. Мои чувства обострились настолько, что стали почти болезненными. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, настолько счастливым. Изменение прокатилось по мне, словно красный поток. Кости скрипели и трещали, удлиняясь и меня это не беспокоило. Из меня пробился мех, покрыл меня целиком. Мой рот растянулся в длинную морду, так, что я смог провыть благодарность полной луне, породившей меня. Я еле заметил, когда упал ничком и продолжил бежать на четырёх лапах. Я стал волком, под великолепной луной, делая то, для чего был рождён. Древний долг охоты управлял мной. Я забыл о Лео Морне, забыл о Люси. Я с воем мчался между деревьев, обезумев от луны и опьянев от своего самого первого изменения. Настоящий я наконец-то вырвался из человеческого кокона, человеческой ловушки: освободился, чтобы мчаться и охотиться, как мне и полагалось.

Я бежал и бежал, увлекаемый изумительной силой и скоростью моих новых четырёх ног, господин над всем, что я видел, будто целый мир и всё в нём не были ничем более, как добычей для меня.

Я кидался назад и вперёд, рыскал между деревьями, забрался на утёс и бросился на добычу, съёжившуюся внизу. Я швырнул её наземь и вырвал ей горло одним лёгким щелчком челюстей. Кровь в моей пасти была горячей, влажной и чудесной. Когда я разрывал её, добыча пиналась и вырывалась, но недолго. Я пировал горячим и дымящимся мясом, наслаждаясь тем, как оно легко рвалось под моими прекрасными новыми зубами. Я ел, пока не насытился, а затем поднял ногу и помочился на то, что осталось, чтобы никакой другой зверь не посмел прикоснуться к моей добыче. Я вылизал свою забрызганную кровью морду дочиста, и почувствовал себя, словно наконец-то вернулся домой.

Когда я снова пришёл в себя, Люси пропала.

И теперь, все эти годы спустя, в «Странных Парнях» наступило Рождество и толпа распевала хорал или что-то подобное. Ночь почти прошла. Я не рассказал Люси, о чём размышлял, но думаю, она знала. Она выглядит грустной лишь тогда, когда я это делаю. Но это — всё, о чём я могу думать в эту ночь всех ночей, ночь, которая разделила нас навсегда. Рождество, когда мир кажется полным надежд; ночь, когда я сказал Люси, что я люблю её, и что буду любить всегда, дольше вечности. Я сказал ей, что не желал ничего на свете, кроме неё и тогда я так и думал. Это волк внутри сделал меня лжецом. Вот почему каждое Рождество я прихожу в старейший бар на свете… где некоторые истории могут закончиться встречей влюблённых.

Я не должен показываться, но я делаю это, потому что обещал ей любить её дольше вечности.

Часы пробили полночь, кутилы приветствовали приход Рождества, а Люси мягко и тихо исчезла. Вновь пропала до следующего года.

Когда изменение захватывает тебя в первый раз, слишком легко принять одну страсть за другую.

Ты никогда не забудешь свою первую жертву.