ТРИ

И мы устремились в Бесплодные Земли. Где неон становится дешевле, а грехи — подлее, хотя не менее опасными или будоражащими. Если Тёмная Сторона — место, куда вы идёте, когда все прочие отвергают вас, то Бесплодные Земли — место, куда вы идёте, когда даже Тёмная Сторона сыта вами по горло. Бесплодные Земли, где все скрытные люди находят себя, в погоне за вещами, постыдными даже для Тёмной Стороны… потому что кое-что слишком уж непристойно.

Движение всё больше и больше редело, когда мы оставили позади главный проезд, проехав мимо хаотично растатуированного единорога с разнообразными пирсингами и даже «Принцем Альбертом»[15], растягивающегося катафалка с трупом, наполовину высунувшимся из гроба и беспомощно стучащимся в армированные окна и безголового конного охотника за головами. Отбросы и отребье Тёмной Стороны, с пылом преследующие свои личные судьбы и проклятия. Улицы стали уже и темнее, и не только потому, что работала лишь половина уличных фонарей. Тени были темнее и глубже, и в них что-то двигалось. Всё больше зданий с заколоченными окнами и выломанными дверями, где иногда в верхних окнах светились огни и странные тени двигались за задвинутыми шторами. Неоновые вывески оставались такими же, как всегда, словно ядовитые цветы в грязном болоте. Некоторые люди всё ещё шли по выглаженным дождём улицам, опустив головы, не глядя ни влево, ни право, влекомые зовом сирен, слышным только им.

В тенях прятались бездомные, сломленные люди в изодранной одежде. По большей части они передвигались группами, потому что так было безопаснее. В Бесплодных Землях имеются все виды хищников. И несколько хороших людей, заведомо проигравших и знающих это, но всё равно продолжающих сражаться, потому что они понимали: битва — это ещё не война. Я увидел за обходом Тамсин Макриди, бродячую священницу, полную решимости делать хорошее в плохом месте. Она признала автомобиль Мёртвого Мальчика и весело помахала нам.

Ночь становилась всё более тихой и чуткой, чем глубже мы забирались в Бесплодные Земли, сверкающее серебряное явление в тёмном месте. Работающие уличные фонари попадались всё реже и дальше друг от друга, и машина плавно переезжала от одного пятна света к другому. Мёртвый Мальчик попробовал дальний свет, но даже он не смог далеко проникнуть во мрак, словно в этой новой темноте было нечто, поглощающее свет. Грохот и гомон, присущие Тёмной Стороне, теперь казались оставленными далеко позади, когда мы переместились с одной территории в другую. Несколько человек, которых мы встретили, проигнорировали нас, поглощённые своими собственными делами. Это было не то место, чтобы привлекать к себе внимание, если, конечно, у вас не было чего-то на продажу.

Высокий и гибкий суккуб, с мертвенно-белой кожей, багряным нижним бельём и кроваво-красными глазами, некоторое время бежала рядом с футуристическим автомобилем, легко поддерживая его скорость. Она стучалась когтистыми пальцами в наши поляризованные окна, нашёптывая о всех ужасных вещах, которые она позволит нам проделать. Лайза отпрянула прочь от суккуба, её лицо побледнело от ужаса и отвращения. Когда суккуб поняла, что мы не собираемся останавливаться, она увеличила скорость, чтобы обогнать нас, а потом встала на середине дороги, преграждая нам путь. Мёртвый Мальчик велел машине задавить её и автомобиль рванулся вперёд.

Суккуб стала призрачной, потеряв материальность и футуристическая машина проехала прямо сквозь неё. Призраком, окрашенным в розово-красный и лилейно-белый, суккуб проплыла своим собственным темпом через автомобиль, проигнорировав Мёртвого Мальчика — её нечеловеческий взгляд вперялся в Лайзу. Суккубы всегда предпочитают свежее мясо. Она потянулась к Лайзе призрачной рукой, но я перехватил запястье и остановил её. Это было, словно удерживать воспоминание о руке, холодное, как лёд, мягкое, как дым. Суккуб взглянула на меня, а затем легко высвободила свою руку, призрачный след прошёл через мою смертную плоть пугающим мгновением близости. Она провела кончиками пальцев по моему лицу, подмигнула кроваво-красным глазом, а затем прошла сквозь машину и удалилась.

Бесплодные Земли стал зловеще тихими, покинутыми и заброшенными, когда мы приблизились к Роттен-Роу. Мы оставили цивилизацию позади, ради чего-то другого. Здесь здания и фирмы ютились вплотную в длинных безобразных съёмных помещениях, будто верили, что сила и защита — во множестве. Окна были закрыты, двери надёжно заперты и ни одно из этих заведений даже не потрудилось привлекательно выглядеть. Или вы знали, что ищете, или у вас не могло быть здесь никаких дел. Входите на свой страх и риск, оставьте свою совесть за дверью и ничего возврату не подлежит.

Добро пожаловать, сэр. Что угодно?

Немногочисленные люди ходили по мрачным, пустынным улицам и все они шли поодиночке, несмотря на множество опасностей, потому что никто не пошёл бы с ними. Или, может, потому что сама природа их стремлений и искушений делала их одинокими. И хотя большинство фигур, встреченных нами, выглядели, как люди, не все они шли или передвигались по-человечески. Одна фигура в грязном костюме внезапно обернулась, чтобы посмотреть на автомобиль, когда тот проплывал мимо и, под низко нахлобученной шляпой, я мельком увидел лицо, которое выглядело одним лишь ртом, наполненным акульими зубами, покрытыми свежей кровью и хрящами.

Вся суть стремлений в Бесплодных Землях.

Пылающие глаза следовали за движением футуристической машины из мрачных зевов переулков, взмывая и падая, как ярко горящие светлячки. Обычно они не ожидали увидеть в своём районе такой первоклассный, высокотехнологичный автомобиль. Они могли бы выручить уйму денег и других вещей, за автомобиль, подобный нашему. И его содержимое. На тихой улице начал кричать ребёнок — потерянный, безнадёжный, отчаянный звук. Лайза наклонилась вперёд.

— Стойте. Вы слышите это? Остановите машину. Мы должны что-то сделать!

— Нет, не должны, — ответил Мёртвый Мальчик.

— Продолжаем движение, — сказал я и обратился к Лайзе, когда она открыла рот для протестов. — Это не ребёнок. Это просто нечто, научившееся прикидываться ребёнком, чтобы завлекать доверчивых. Там нет ничего, с чем вы хотели бы встретиться.

Лайза выглядела, будто хотела поспорить, но, наверное, что-то в моём голосе и лице убедило её. Она опустилась на своё место, крепко скрестив руки на груди и глядя прямо вперёд. Я почувствовал жалость к ней, несмотря на то, что восхищался её храбростью и упорством. Ей пришлось на ходу принимать ужасно много такого, большая часть которого сломила бы слабейший разум, но она продолжала идти. Всё ради её дражайшей любви, Фрэнка. Мужа Фрэнка. Каким же человеком он был, чтобы внушить такую любовь и преданность… и всё-таки закончить здесь, на Роттен-Роу? Я мог досмотреть это до конца, потому что пообещал, но это в любом случае не могло закончиться хорошо.

Любопытно, что Мёртвый Мальчик даже не притормозил. Возможно, его мёртвые уши расслышали в крике ребёнка что-то, скрытое от живых.

— Вот оно, народ, — внезапно сказал он, когда машина круто свернула в узкий, замусоренный глухой тупик. — Мы прибыли на Роттен-Роу. Просто вдохните эту атмосферу.

— Вы уверены? — с сомнением спросила Лайза, всматриваясь в окно автомобиля, почти прижавшись лицом к стеклу. Я не вижу… ничего. Ни магазинов, ни предприятий, ни людей. Не видно даже дорожного знака.

— Наверное, кто-то его стащил, — мудро заметил Мёртвый Мальчик. — Здесь всё, не прибитое гвоздями и не охраняемое адскими гончими автоматически считается бесхозным. Но моя машина говорит, что это — то самое место, а моя малышка никогда не ошибается.

Кто-то в изодранных остатках того, что некогда было очень дорогим костюмом, выскочил из переулка, чтобы бросить что-то в футуристический автомобиль. Оно отскочило от лобового стекла машины и взорвалось. Автомобиль даже не покачнулся. Метатель испустил короткий вопль, когда взрыв отбросил его назад и одежда загорелась. Не успел он рухнуть на землю, как появилась дюжина тёмных очертаний, набежавших из всех остальных переулков, валяя его всё ещё дёргающееся тело взад-вперёд, когда они грабили у него то малое, что стоило брать. Они даже сдирали тлеющую одежду с мёртвого тела, когда утаскивали его прочь, в милосердную темноту теней переулка. Лайза сердито посмотрела на меня, больше с отвращением, чем с возмущением.

— В какое место вы меня привезли, Джон? Мой Фрэнк ни в жизнь бы не появился в подобном месте!

— Фотография сказала, что он здесь, — ответил я. — Смотрите.

Я показал две неровно оторванные половинки, тщательно сложил их вместе и сосредоточил на них мой дар. Образ Фрэнка выскочил прямо из свадебной фотографии, став мерцающим призраком на улице снаружи. Он поспешно шёл по Роттен-Роу: память о человеке, повторяющая его последнее путешествие, отпечатавшееся в Прошлом. Его бледная полупрозрачная форма прошагала мимо автомобиля, его лицо было одновременно предвкушающим и обеспокоенным. Как будто он принуждал себя к некоему долго желаемому, долго отвергаемому достижению и возбуждающему, и ужасающему его. Он ускорял шаги, пока почти не побежал, его руки бились о бока, пока он, наконец, не добрался до одной определённой двери и не остановился там, тяжело дыша. Плохо нарисованный вручную знак над дверью гласил просто «КРЕМНИЕВЫЕ НЕБЕСА».

Фрэнк впервые улыбнулся, увидев его и это была не очень приятная улыбка. Это была улыбка человека, который желает того, чего, как считается, люди не желают, не предполагают возможным желать. Это было больше потребности, жажды или желания. Это была одержимость. Он поднял трясущуюся руку, чтобы постучать и дверь сама тихо открылась перед ним.