Глава 3

Ненависть подобна отполированным доспехам: она и украшает, и защищает. (Роберт Бишоп)

Я медленно открываю глаза и со стоном отворачиваюсь от света ярких флуоресцентных ламп надо мной. В голове гудит, все тело болит и словно одеревенело. Внезапно я всё вспоминаю. Анна! В панике я резко сажусь. От этого движения голова начинает кружиться, а зрение то появляется, то исчезает. Вокруг меня сплошной бетон. Стены, пол, потолок – все мрачного серого цвета. Ни окон, ни даже намека на них. Я лежу на подвешенной к стене кровати. Это тюрьма. В углу дверь, над которой мигает красная лампочка камеры видеонаблюдения. Едва сдерживая слезы, я подтягиваю к груди колени и обхватываю их руками как можно крепче, чтобы унять дрожь в теле. Да, нам с Анной было нелегко, но, по крайней мере, мы были друг у друга. А теперь я тут, а она там, во власти той жестокой женщины. А я… Я слышала рассказы о Дудочнике. Детей, которых он забирает, больше никто никогда не видит. По щеке катится слеза, и я сглатываю болезненный ком в горле.

Дверь со скрипом открывается, и я вздрагиваю от неожиданности. При виде него меня охватывает такой страх, что к горлу подступает тошнота.

Он останавливается в метре от меня, и на его губах появляется вселяющая ужас улыбка. Я вся съеживаюсь, стараясь стать меньше. Следом появляется еще один мужчина, но останавливается в дверях.

— Привет, малышка. Меня зовут Эрик.

У Дудочника, оказывается, есть имя. Я опускаю взгляд на край своей кровати. Не хочу смотреть на него. Не хочу, чтобы он смотрел на меня. Не хочу, чтобы он рассматривал меня.

— Она хорошенькая, — говорит второй мужчина таким тоном, что меня от страха начинает колотить.

Эрик смеется:

— А ты думаешь, зачем я ее сюда притащил? Вставай, девчонка! — рявкает он, но я не двигаюсь. Просто не могу пошевелиться, конечности словно свело. Он протягивает руку, хватает меня за волосы и грубо стаскивает с кровати. Я падаю коленями на бетонный пол и кричу от боли, отдающейся во всем теле. Мне хочется убежать как можно дальше от него, но я стою неподвижно на коленях и смотрю в пол. По моим щекам сами собой текут слезы.

Он присаживается на корточки и, сжав шершавыми пальцами мой подбородок, вынуждает поднять лицо и взглянуть на него. Я зажмуриваюсь, и он смеется.

— Ты сколько угодно можешь закрывать глаза. Помнишь, что я тебе говорил? Помнишь, что я тебе сказал?

Я молчу, но чувствую на своем лице его горячее, пахнущее табачным дымом дыхание.

— Я обещал, что перевоспитаю тебя, — шепчет он.

От этих слов, словно по команде, во мне просыпаются глубинные животные инстинкты. Я вырываюсь из его хватки, отползаю назад, поднимаюсь на ноги и прижимаюсь к стене в дальнем углу комнаты. Его смех эхом отражается от стен небольшой камеры, и с моих губ срывается крик отчаяния. Мне не выбраться отсюда. Девчонка против двух взрослых мужиков. Он добьется своего – добьется подчинения, возможно, даже убьет или, что самое ужасное, отдаст в шлюхи. Все это мне прекрасно известно, я знаю, куда отправляют девочек моего возраста. Лучше умереть.

Эрик перестает смеяться и в мгновение ока оказывается возле меня. Я нападаю первой, но это лишь жалкая попытка. Одним резким движением он рвет на мне футболку пополам. Вскрикнув, я обхватываю себя руками, прикрывая от него свое тело.

— У нее даже сисек нет, — сплюнув на пол, говорит приятель Эрика.

Эрик хватает меня за волосы и тянет с такой силой, что я кричу и падаю перед ним на колени. Он притягивает мою голову к своей промежности и смеется.

— Мне это неважно.

Поднявшаяся желчь обжигает горло, а я пытаюсь справиться с паникой. Мне хочется просто свернуться в позу эмбриона и выбросить все это из головы. В течение нескольких секунд внутренний голос пытается убедить меня мыслить здраво и смириться, потому что это единственный способ выжить, но я тут же с отвращением гоню от себя эту мысль. С рычанием я бросаюсь на него и наношу ему удар между ног. Дернув за волосы, он отбрасывает меня в сторону и, тяжело дыша, прижимает ладони к промежности. Понимаю, что это ненадолго, но все же на секунду позволяю себе насладиться своей маленькой победой.

— Ах ты, маленькая сучка! Держи ее! — все происходит очень быстро. Я падаю спиной на холодный бетон. Чьи-то руки хватают меня, а навалившееся сверху тело всем весом прижимает к полу. Я кричу, царапаюсь, стараясь освободиться от свинцовой тяжести тела Эрика, жарко дышащего мне в лицо. Я чувствую себя беспомощной и жалкой: брыкаюсь, пытаюсь вырваться, сопротивляюсь, но у меня ничего не получается, и глаза наполняются слезами. Эрик с таким остервенением срывает с меня джинсы, что, не держи меня в этот момент второй мужчина, я проехалась бы спиной по полу. Он отбрасывает мои штаны в сторону, а я пытаюсь отстраниться и максимально сжать вместе свои голые ноги. Грубые пальцы обхватывают мои лодыжки и с силой раздвигают ноги. На лице Эрика появляется омерзительная улыбка, и у меня возникает ощущение, словно кто-то сжимает в кулаке мое сердце. Он тянется к моим трусам, но я, изловчившись, высвобождаю одну руку и бью его наотмашь по лицу. Звук пощечины разносится по бетонной камере подобно раскату грома. Брызжа слюной, он рычит и сдавливает мое горло. Я ловлю ртом воздух и извиваюсь всем телом, но это не приносит пользы, Эрик со стоном втискивает свои бедра между моих ног, и перед глазами у меня плывут темные круги.

— Хватит! — со стороны двери доносится чей-то голос, и Эрик замирает. Второй парень отдергивает от меня руки, словно от раскаленной сковороды.

— Слезь с нее! — приказывает голос.

Взглянув на меня напоследок, Эрик поднимается на ноги.

Я отползаю в угол, сажусь, поджимаю колени и пытаюсь соединить края разорванной футболки. Не хочу находиться здесь. Где угодно, только не здесь. Уткнувшись лицом в коленки, я закрываю глаза и представляю, что вернулась в приют, а рядом сидит Анна и ласково мне улыбается.

Почувствовав прикосновение к своему колену, я всхлипываю и поднимаю голову. Передо мной на корточках сидит мужчина. Темные с редкой проседью волосы, глаза цвета серого хмурого неба. Одет в костюм-тройку. Красный галстук завязан искусным узлом. На лице мужчины появляется легкая улыбка. Он смотрит мне в глаза так долго, что я не выдерживаю и отвожу взгляд. Однако прикоснуться ко мне он не пытается, а вместо этого медленно опускает руку в карман жилета, достает оттуда леденец на палочке и протягивает его мне. Сбитая с толку, я сдвигаю брови, но леденец не беру – у меня нет оснований доверять этому человеку. Пожав плечами, мужчина разворачивает конфету и засовывает ее в рот. Потом снимает с себя пиджак и набрасывает мне на плечи. Я хватаюсь за лацканы и стягиваю их вместе, чтобы прикрыть тело.

— Как тебя зовут? — спрашивает мужчина.

Я не отвечаю, и он прямо в этом великолепном костюме садится на грязный бетонный пол и прислоняется спиной к кровати. Единственный звук, который можно сейчас услышать, – это причмокивание его губ, пока она сосет леденец.

— Меня зовут Николай, — он вытягивает ноги и скрещивает их. — Николай Иванов.

— Уна, — шепотом отвечаю я.

—В тебе есть стойкость. Ты настоящий боец, — говорит он, вертя в руке ярко-красный леденец на палочке и внимательно разглядывая его.

— Пожалуйста, отпустите меня, — шепчу я сквозь слезы. Мне ничего не нужно – только увидеть Анну.

Склонив голову, он потирает подбородок.

— Уна, в этом мире выживают сильные. А слабые… они умирают забытыми, никому не нужными.

Я заправляю за ухо волосы, а он внимательно следит за моими движениями.

— Маленькая голубка, я могу предложить тебе величайший дар. Я могу сделать тебя сильной.

— Как?

— Я могу сделать тебя воином, — улыбнувшись одними уголками губ, он встает и протягивает мне руку. — Если выживешь… а я искренне надеюсь, что ты выживешь, голубка.

***

Я надеваю джинсы, и Николай ведет меня вверх по лестнице в помещение, которое выглядело бы как обычный дом, если бы не тюрьма в подвале. Здесь много женщин, и на большинстве из них нет ничего, кроме нижнего белья. Все они улыбаются Николаю, некоторые даже машут ему рукой или посылают воздушные поцелуи. Когда он проходит мимо вооруженных охранников у дверей, те склоняют перед ним головы. Я цепляюсь за его руку, к нему у меня мало доверия, но к этим людям еще меньше. В конце концов, разве Эрик не один из них? Но Николай спас меня от него.

Когда мы выходим на улицу, один из мужчин окликает его. Обернувшись, Николай говорит:

— Эту я забираю, — его ладонь опускается мне на макушку. Мне хочется увернуться от его прикосновения, но я не делаю этого.

При виде меня мужчина удивленно улыбается:

— Эту? Босс … — и начинает смеяться.

— Борис, я похож на того, кого интересует твое мнение? — Николай вынимает изо рта леденец, но при этом не произносит ни слова. Только смотрит.

— Нет, босс, — бормочет тот.

— Вот и славно, — положив ладонь мне на спину, он уводит меня в противоположную сторону. — Пойдем, голубка.

Мы подходим к черной спортивной машине, Николай открывает передо мной дверь, и я забираюсь в салон. Он пристегивает меня ремнем безопасности и закрывает дверцу. Я понятия не имею, куда он меня везет, но это в любом случае лучше, чем оставаться здесь, с Эриком. В данный момент выбор у меня небогатый.