Слезы потекли еще до того, как я сделала три шага за дверью школы. Внезапный порыв холодного ветра почувствовался, как пощечина. Это было похоже на физическую версию того, что я только что пережила эмоционально, перед большинством учеников и их родителями — унижение и глубокий позор. Я побежала быстрее, ветер ударял по моей коже, как лезвие бритвы, мои ноги скользили по ледяной дороге.
— Тенли! — позади послышался голос.
Кайленд. Глупый Кайленд, который сидел в двух сидениях от меня в темном зале, пока другая девушка ласкала его под пиджаком, накинутом на колени. И я не имела права ощущать жгучую, мучительную ревность. Но все же ощущала. Он даже не хотел меня целовать. Он ясно дал это понять, оттолкнув меня, но все же вид его с другой девушкой, причинял боль, которую я чувствовала всем позвоночником. Мне одновременно хотелось заплакать и задушить Шелли... или его, или их обоих, я даже не была уверена кого именно сильнее. Но я не имела права — я не была с ним. Всю свою жизнь я была просто никем и ничем. Моя жизнь была незначительной и бесполезной. И от этого мне было больно.
— Уходи, Кайленд! — закричала я на него, икнув, и прибавила скорость.
— Тенли, перестань! Ты навредишь себе, остановись!
— А тебе какое дело? — проорала я, все еще на бегу, затем поскользнулась и выставила руки в стороны, чтобы удержать равновесие и не упасть.
— Тенли!
Я услышала, как он догоняет меня, поэтому нагнулась и загребла снег ладонями, затем повернувшись, запустила в него снежный ком, издавая при этом рыдание. Я вела себя, как капризный ребенок, я знала это. Но все же, мне было нечего терять. Снежок попал ему в плечо, я развернулась и продолжила бежать, мои шаги были неуклюжими и неуверенными из-за снега.
— Боже, Тенли! — прокричал Кайленд.
Я обернулась и загребла больше снега, снова и снова бросая в него снежки. Он уклонялся, ругался, но продолжал идти в мою сторону. Я снова развернулась и побежала. Сделав три шага мои ноги подкосились, и я рухнула в сугроб справа от меня. Я закричала, а затем осталась лежать там, всхлипывая, глядя на ясное зимнее небо, пока на мое лицо падали крупные снежинки. Я чувствовала себя совершенно опустошенной и одинокой. Я услышала шаги Кайленда, быстро приближавшиеся ко мне, а затем он подхватил меня своими теплыми руками и обнял, вытащив из снега, пока я продолжала плакать.
— Ш-ш-ш, — услышала я мягкий, мужественный голос Кайленда. — Ш-ш-ш, тише, я держу тебя. Ты в порядке. В порядке, Тенли. Я держу тебя.
Дрожа, я обняла его за шею, пытаясь прижаться ближе к его теплу и его успокаивающим словам.
Он сделал несколько шагов, неся меня на руках, а затем сел и прижал к себе, пока по моему лицу текли потоки слез из, казалось бы, нескончаемого резервуара боли. Он что-то бормотал мне в волосы, какие-то слова утешения. И хотя я не могла их разобрать, они все равно успокаивали меня.
Перед моими глазами всплыли лица одноклассников и их родителей, когда мою маму в грязном, прозрачном платье схватили и попытались вывести из зала. Я закрыла глаза. Должно быть, это одна из самых страшных вещей во всем мире — быть смущенной тем, кто должен защищать, а не унижать тебя. Но, несмотря на это, я сильно любила ее.
Через некоторое время слезы остановились, но я все еще не поднимала головы. Кайленд крепко держал меня, и когда я, наконец, огляделась, то увидела, что мы сидим в дверях закрытой парикмахерской, маленький навес которой защищал нас от сильного морозного ветра. Мы сидели вместе, все еще дрожа, руки Кайленда обнимали меня, пока я держала его пальто в своих кулаках, успокаиваясь от его близости.
— Кайленд, — наконец пробормотала я.
— Да, Тенли?
— Прости, что я бросала в тебе снег, — прошептала я.
— Все в порядке, я заслужил это... Тенли, прости за этот вечер. С Шелли... это... — он явно не знал, что сказать.
Я выпустила побежденный вздох.
— Тебе не за что извиняться, ты дал понять, что мы никто друг другу.
Кайленд молчал, и когда я взглянула на него, то увидела, как он задумчиво жевал свою нижнюю губу, слегка нахмурив лоб. Мою грудь сдавило. Я не обвиняла его в том, что он не хотел меня целовать. Кто бы хотел целоваться с дочерью городской сумасшедшей? Кто бы вообще захотел связываться с такой девушкой, как я? Иногда я слышала, как другие ученики шептались, называя меня не чем иным, как мусором из трейлера, и это было правдой. Возможно, он тоже был беден, но его родители не унижали его публично. На самом деле, его отец и брат погибли героями, упорно трудясь, чтобы обеспечить свою семью. Когда мой собственный отец, взглянув на меня, отправился своей дорогой.
— Кайленд, — повторила я снова.
— Да, Тенли? — спросил он.
Я подняла голову, и встретила его темные глаза, в тусклом свете дверного проема.
— Я должна сказать тебе кое-что.
Он поднял руку и поднес большой палец к моему лицу, чтобы вытереть слезу на моей щеке.
— Что ты хочешь мне сказать? — тихо спросил он.
— На самом деле я не дочь русского князя.
Он моргнул, а затем внезапно рассмеялся, глубоко и тепло.
Я издала короткий смешок и попыталась выбраться из его объятий. Но он еще крепче сжал меня, поэтому я снова прильнула к нему, понимая, что мы слишком близко, но внезапно это перестало меня волновать. Мне нужна была нежность. Бог знал, что я в этом нуждалась. И в этот раз я собиралась взять то, что предлагал мне Кайленд. Это могло быть временным, но на данный момент мне этого было достаточно.
— Никаких семейных драгоценностей? — спросил он.
Я покачала головой.
— Даже семейных камешек. Даже семейных песчинок.
Я чувствовала, что его губы превращаются в улыбку.
— Это была просто глупая игра с притворством, в которую мы играли с сестрой.
— Это не глупо, — пробормотал он.
— Глупо, — сказала я, и мой голос снова дрогнул.
Кайленд не ответил, но обнял меня покрепче. Мне жаль, что раньше я не понимала, как для девушек, подобных нам с сестрой, было опасно притворяться принцессами. Вообще мечтать о чем-то было опасно. Мечты терпели крах, а когда это случалось, реальность причиняла еще большую боль.
— Я тоже должен тебе кое-что сказать, — произнес он.
— Что? — всхлипнула я.
— На нашей горе нет никаких рысей. Я имею в виду, что они конечно здесь обитают, но они не представляют для нас никакой опасности. «Служба защиты от рыси» была всего лишь уловкой.
— Знаю, — тихо ответила я.
Я тоже наслаждалась его компанией. Думаю, именно поэтому он выдумал этот предлог.
Некоторое время мы оставались в объятиях друг друга, сидя в дверном проеме, пока ветер не изменил свое направление, и мы снова не начали дрожать.
— Мне нужно доставить тебя домой, — сказала Кайленд, помогая мне встать.
— Теперь я в порядке, — я была смущена. — Знаю, что ты оставил Шелли...
— Шелли приехала со своими братьями. Я пришел за едой и теплом, — он засунул руки в карманы.
Ох.
— Да, я тоже, — призналась я.
Мы оба посмотрели вниз, и когда снова взглянули друг на друга, рассмеялись.
— Тенли... Прости, что поцеловал тебя, — он поморщился. — Я имею в виду, дерьмо... Я не сожалею, что поцеловал тебя. Мне жаль, что я не собираюсь делать этого снова, — он издал тихий, неловкий смешок. — То есть, мне жаль себя. Я знаю, что упускаю. А я упускаю... Правда, Тенли, — в его словах слышалась уязвимость, — ты, наверное, заметила, что я, в любом случае, не выгодная партия.
Меня переполняло сочувствие. Я понимала, что правда была в том, что ни один из нас не являлся выгодной партией, но почему-то, от этого мне не стало легче. И то, как Кайленд сказал мне об этом, было больше похоже на ложь, о которой он даже не подозревал.
— Мне нечего тебе предложить. Через полгода меня здесь даже не будет, — сказал он.
— Кайленд, — прервала я, — как насчет этого: давай просто будем друзьями? Думаю, мне нужен друг, — я сделала паузу, раздумывая. — И когда мы оба уедем отсюда, при любых обстоятельствах, мы будем вспоминать о дружбе, которая была у нас здесь, дома. Хорошо? Всё просто, — мои глаза снова были мокрые от слез, и я даже не была уверена, почему. Это было непросто. Мне бы хотелось, чтобы так было. — У тебя есть друзья? — спросила я, потому что часто видела его одного.
Он покачал головой, уставившись на меня, колесики крутились в его голове. Я не могла прочитать выражение на его лице.
— У меня не было настоящего друга, с тех пор как погиб мой брат.
Мне казалось, что в моей груди надувался воздушный шар, в котором боль за него вытесняла мою собственную и не давала сделать глубокий вдох.
— Тогда, похоже, нам обоим не помешал бы друг?
— Да, — наконец ответил он. Его голос звучал грустно. — Да.