Глава 15

Я спала в постели Кайленда почти каждую ночь рождественских каникул. Он не занимался со мной любовью, несмотря на мое частое и бесстыдное попрошайничество. Но, тем не менее, мы стали экспертами по телам друг друга. Мы шептались в темноте ночи, рассказывая наши секреты и раскрывая наши раны. Он рассказывал мне о своем отце и брате, и чем больше говорил, тем легче звучали слова, и тем больше улыбался и смеялся над воспоминаниями, которыми делился. Кайленд рассказал мне о своей маме, о боли, которую он так долго скрывал, о замешательстве и боли.

— Думаешь, ты будешь её искать? — спросила я однажды в субботнее утро, когда мы лежали в его постели. — Я имею в виду, когда уедешь, — добавила я и как всегда, боль пронзила мое сердце от слова «уедешь».

Казалось, он несколько минут обдумывал мой вопрос.

— Я думал об этом. Но, какой в этом смысл? Она ведь бросила меня и так и не вернулась. Даже если по какой-то причине она не знала о несчастном случае, произошедшем на шахте, это не отменяет этих двух фактов.

Я повернулась к нему лицом.

— Может, она и правда не знала. Может, она до сих пор думает, что ты в безопасности и живешь здесь со своим отцом и братом. Я знаю, что она ушла, но какими бы ни были ее причины, думаю, она была уверена, что ты остался с отцом. Может, она боится вернуться, потому что считает, будто ты никогда не простишь ее за то, что она сделала?

— Ты простила отца за то, что он бросил тебя? Хочешь его разыскать? Что насчет тебя? — его тон был холодным, и я отшатнулась от него.

Кайленд повернулся ко мне и прищурил глаза, положив ладонь мне на щеку.

— Извини, это было несправедливо.

Я сделала глубокий вдох.

— Нет, это справедливый вопрос. Разница в том, что я никогда не знала своего отца... думаю... думаю, что я его давно простила, просто для меня он был и остается незнакомцем. В то время как твоя мама любила тебя, а ты любил её.

— Мне так казалось, — сказал Кайленд, и боль заполнила выражение его лица. — Но не это худшая часть. Хочешь услышать кое-что похуже?

Я медленно кивнула.

— Хуже всего то, что, как бы сильно я не старался, не могу перестать её любить. Хотя знаю, что она этого не заслуживает. Она бросила меня и не оглядывалась назад, а я все еще люблю ее. Я ведь дурак?

— Ты не дурак, — тихо ответила я, комок, вставший в моем горле, сделал мой голос охрипшим.

Я протянула руки и обняла его. Больше я ничего не могла сделать.

И когда я держала его в своих объятиях, думала о том, насколько Кайленд был сильным и упорным, всегда двигался вперед, никогда не останавливаясь, никогда не сдаваясь, хотя у него были все причины в мире, чтобы сделать именно это. А ещё я думала о том, насколько он был умным, заботливым, бескорыстным и любящим.

— Всё будет хорошо. Ты такой сильный, — прошептала я. — Во всех отношениях. Ты такой же сильный, как и бык, но в два раза упрямее.

Я улыбнулась, и почувствовала, что он тоже улыбается.

— Ты все это время держал огонь горящим, несмотря на все, что потерял. Нет ничего сильнее этого. Ничего.

В тот день мы не вставали с постели, пока на следующий день солнце не засияло в его окне.

Когда через две недели мы вернулись в школу, я горевала о том, что не могу больше быть в постели Кайленда, но понимала, что это было просто непрактично. Сейчас, в начале последнего семестра, давление возросло. Это был наш последний шанс сделать все возможное, чтобы выиграть эту стипендию. Проблема для меня заключалась в том, что внезапно, стипендия стала той вещью, которая заберет его у меня, или меня у него. Она была единственным, о чем я думала последние четыре года, и вдруг, я поняла, что больше не знала, как к ней относится. Я даже не знала, хотела ли теперь её получить. После всего, через что прошел Кайленд, и из-за того, насколько были сильны мои к нему чувства, как я могла хотеть забрать его мечту, даже если это означало достижение собственной? Как я могла?

Кайленд сказал, что, несмотря на то, выиграет он или нет, то все равно покинет Деннвилл. И у него в любом случае был план. Но как я могла надеяться на лучшее, ведь тогда ему пришлось бы уехать отсюда не больше, чем в одной рубашке? Как я могла надеяться, ведь тогда ему предстояло бы лишится еще большего, чем он уже перенес? Только эта мысль наполнила меня страхом за него и болезненным одиночеством.

«Ты должна беспокоиться о себе, Тенли Фалин», — подумала я, уговаривая себя.

Господь знал, что больше никто этого не делал. Интересно теперь Кайленд тоже думал об этой стипендии по-другому. Если и так, то он не делился своими мыслями со мной. Кажется, ни один из нас не хотел это обсуждать.

Я видела его в школе, и он всегда брал меня за руку, когда мы проходили по коридору. У нас не было никаких совместных занятий и общего обеденного перерыва, поэтому мы не часто проводили время вместе.

Но мы учились вместе по вечерам, среди прочих приятных вещей.

И однажды в середине января, когда я, наконец, отправилась в библиотеку за новой книгой, я заметила маленький белый листок бумаги, торчащий из той книги, которую вернула несколько недель назад.

Я подняла с полки «Над пропастью во ржи» и развернула листок.

«Холден Колфилд: ноющий, необаятельный рассказчик. Оскорбляет тех, кого называет «фальшивками», но на самом деле является одним из них. — KБ»

Я тихо рассмеялась и написала ответ:

«Холден Колфилд: мальчик, который чувствует себя отчужденным от общества, изо всех сил пытается понять свое место в мире и ищет того, на кого может положиться. Рассказ об одиночестве. — TФ»

«Всегда оптимистка, Тенли Фалин, даже когда дело касается нелепых персонажей. — KБ»

Я улыбнулась его ответу. Никогда не думала о себе как об оптимистке, но, может быть, так оно и было. И, возможно, мы все видели книги по-разному, основываясь на наших собственных сердцах.

В феврале были объявлены четверо лучших студентов, которые претендовали на стипендию «Tайтон Уголь». Это были — я, Кайленд и еще две девочки. Я получила письмо о приеме от Государственного университета Сан-Диего, и согласилась. Казалось, было жестоко принять то, чем я никогда возможно не смогу воспользоваться, но, если я получу стипендию, мне необходимо было иметь на примете колледж. А если я не выиграю, то отменю свое согласие, как и два других ученика. Я не спрашивала Кайленда, куда его приняли. Мне не хотелось знать.

Всю зиму и раннюю весну мы вместе учились, долго и медленно целовались везде, где только могли. Мы гуляли по холмам, и показывали друг другу тайные места, которые любили в Аппалачских горах, где была только красота и покой. Мы сидели у реки и ловили рыбу самодельной удочкой Кайленда, моя голова покоилась на его коленях, солнце согревало кожу, высокая трава, шептала на ветру. Мы гуляли по лугам с полевыми цветами, я собирала их и, ставя букеты в консервные банки, расставляла их в трейлере и доме Кайленда. Мы проводили потрясающие ночи, исследуя тела друг друга, изучая каждое место, приносящее удовольствие. Мы читали книгу за книгой, обсуждая их в коротких записках, которые, так или иначе, давали краткое представление о сердцах друг друга.

Я работала, когда получалось выбить дополнительные смены, старалась, голодала несколько дней и наскребала последние гроши, чтобы заплатить за мамины лекарства.

И я влюбилась.

Глубокой, сильной, полной и абсолютной любовью.

Но я знала, что Кайленд все равно уедет. И все еще не будет оглядываться назад.

Может, я тоже уеду. Тревога и беспокойство проносились по моему телу всякий раз, когда я думала об этом. Дело было не только в путанице со стипендией и в том, как повлияет на Кайленда то, если я её получу, но и в мысли о том, чтобы покинуть свой дом. Я так долго мечтала поступить в колледж, и вдруг бросить маму, бросить Марло, оставить все, что знала и... любила — потому что действительно любила Деннвилл несмотря на то, что жилось нам здесь не сладко — вдруг все это наполнило меня страхом и паникой.

Может быть, это также было связано с тем, что моей маме стало гораздо лучше с тех пор, как она начала принимать новые лекарства. Она казалась почти нормальной, а я никогда не использовала это слово, чтобы описать свою маму. Ей было то лучше, то хуже, но она никогда не была нормальной. Это было похоже на то, что мы с Марло получили второй шанс. Но что будет, когда я уеду? Мы едва наскребли деньги, которые понадобились, чтобы купить ее лекарства. Когда я уеду, доход станет меньше. Хоть им и не придется тратить деньги на то, чтобы кормить меня. И все же.

Но когда я думала о том, что не выиграю стипендию, мое сердце обрывалось. Что тогда я стану делать? Работать полный день у Эла, как Марло? Какой у меня был выбор? Здесь не было рабочих мест, за которые платят больше, чем прожиточный минимум, и в отличие от Кайленда, я не имела мужества, чтобы проехать автостопом через всю страну, с одним рюкзаком на спине. К тому же, здесь были люди, связывающие меня с Деннвиллом. Когда у Кайленда не было никого... Никого, кроме меня. И, несмотря на то, что мы очень сблизились, он не мог остаться из-за меня. И я бы его ни за что об этом не попросила.

Иногда я ловила на себе его странный взгляд — смесь боли и решительности. Я не была уверена, что это значит, но это заставляло меня нервничать.

Смогу ли я сблизиться с Кайлендом, несмотря на то, что он уедет и никогда не оглянется назад? Смогу ли любить его ещё больше? Или возможно он... передумает разрывать все связи теперь, когда наши отношения углубились до... ну, стали еще серьезнее, чем были?

— Глупая Тенли, — пробормотала я.

Я оказалась в этой ситуации, несмотря на то, что Кайленд сделал все, что в его силах, чтобы предупредить меня. Но я не жалела об этом. Не могла, ведь я любила его. Он стал частью моего сердца, и я отчаянно надеялась, что стала достаточной частью его, чтобы ему стало сложно просто оставить меня позади.