ГЛАВА 2

Корд

Ненавижу видеть сны. Моя мать когда-то была одной из тех, кто носит кристалл силы и гадает на Таро, видя в каждом движении подсознания послание от Вселенной. По крайней мере, так она говорила, когда не была под кайфом. А большую часть времени она находилась под кайфом.

Нет, сны — бесполезные остатки, дерьмо, по уважительной причине заброшенное обратно в мозг. Это просто дерьмо, которое было засунуто на задворки твоего сознания по какой-то причине. Они были кошмаром постоянного голода в детстве. Они были агонией оттого, что твоего брата забил до полусмерти сумасшедший, внутри которого течёт родная кровь. И это было осознание того, что ты будешь следующим. Сны были тем местом, которое делало тебя тем, кем ты был, местом, которое ненавидел больше всего. Они были жаром и грязью, иногда с кровью и криками. Что ещё хуже, сны были изоляцией, потому что с ними приходилось сталкиваться в одиночку, без двух людей, которые являлись твоей частью с того момента, как начал существовать. Крид и Чейз хорошо знали, что после боя я всегда предпочитал побродить немного в одиночестве, поэтому оставляли меня в покое. Каждый из нас справлялся по-своему. В тех редких случаях, когда наступала очередь Крида, он скрывался в тёмном месте, жаловался на нашего ублюдочного отца, пил, пока не терял сознание. Ему было не по себе в этом месте, и в любом случае Крид лучше работал в роли агента, занимаясь делами и все организовывая. Люди смотрели на него и думали дважды, прежде чем попытаться над ним подшутить. Чейз другой: ему нужно было тренировать член до тех пор, пока полностью не выжимал свои яйца или об этом не заботились женщины, которых он брал в постель. Но когда подходила моя очередь, мне просто хотелось несколько часов спокойствия.

— Чертовски хороший бой, — сказал Крид, хлопнув меня по плечу.

— Да уж, чёрт возьми, — согласился я, снимая с костяшек пальцев остатки пластыря и скатывая его в липкий шарик. У меня всё ещё не зажили ранения на суставах пальцев. На следующий день будет больно.

— Три штуки, братан — просипел Чейз, обмахиваясь деньгами, словно веером. Крид скорчил гримасу и выхватил банкноты у него из рук,

— Ты поедешь на грузовике? — крикнул Крид, когда я уже собрался уходить.

— Не-а, — ответил я, натягивая старую потрёпанную фланелевую рубашку с обрезанными рукавами. Чейзу нравилось дразнить меня по поводу того, что я соскребал одежду с прилавков комиссионных магазинов. Он кричал: по телефону звонит 1993 год и хочет вернуть свои модные вещи. А когда я показывал ему в ответ средний палец — смеялся.

Мы жили в жилом комплексе в миле от университета, в месте, кишащем студентами. Я не входил в классы с тех пор, как услышал последний звонок в пыльных коридорах средней школы Emblem High. Ребята, которые учились в университете, казалось, принадлежали к другому виду: гламурные, безупречные, пробирающиеся на ощупь в лучшие годы своей жизни. Экзамены закончились, и повсюду устраивали вечеринки. В трёх метрах от меня две милые девушки толкали друг друга локтями. Я знал, они шепчутся обо мне. Обе выглядели как дорогие цыпочки, богатые дочери из Скотсдейла, которые хотели ночь или две потусоваться в трущобах. В другой раз я, возможно, принял бы их непристойное предложение, которое читалось в густо подведённых глазах. Одного взгляда на их стройные загорелые ноги было достаточно для появления стояка. Но мой разум всё ещё был не в порядке, и я не хотел иметь дело с чем-то более сложным, чем я сам.

Я добрался до северной стороны комплекса, прежде чем нашёл здание, которое сейчас не служило местом для какой-то дикой вечеринки-оргии. Забравшись на выступ крыльца из тёмного кирпича, я поднялся на балкон второго этажа и оттуда прыгнул на плоскую крышу. Я знал типа, который там жил, парень из Эмблем, похожий на сову. Его звали Брейден. В первый раз, когда мы столкнулись у почтовых ящиков, я прочитал всё его презрение. Я не мог притвориться, что не понимаю почему. Но годы, которые мы провели в одном и том же дерьмовом городе, видимо, скрепили своеобразную связь. Однажды у бассейна он завёл разговор, и с тех пор мы стали почти друзьями. В тот день я спросил, почему он просто не плюнул мне в лицо и не перешёл на другую сторону. У него имелись все основания. Брей МакКенн свесил свои тощие белые ноги в бассейн и задумчиво посмотрел туда, где его горячая маленькая подружка вытиралась полотенцем.

— У каждого должен быть шанс искупить свою вину, Корд. — Затем пристально посмотрел на меня своими зелёными глазами, и я почувствовал себя неловко, потому что этот взгляд напомнил мне кого-то другого. — Тебе так не кажется?

Да, я тоже так думал. Крид не хотел оставаться в Аризоне, а Темпи располагался далеко от Эмблем. Чейза же интересовало лишь то место, где был разнообразный выбор кисок. Университетский городок — для него это идеальное место. Первые несколько лет мы еле сводили концы с концами, работая где могли, а по ночам тусовались. Всё было живым, ярким, чистым. Город сильно отличался от Эмблем, который находился всего в семидесяти милях отсюда, но, казалось — по ту сторону луны.

Здесь, в тени одного из крупнейших университетов страны, нам необязательно быть братьями Джентри, со всем проклятием, которое, казалось, несет в себе фамилия. Все мужчины в нашей родословной в какой-то момент начинали идти вразнос, и все в Эмблем были убеждены, что с нами случится то же самое. Через некоторое время мы дали им повод поверить в это. Мы не были хорошими ребятами. Мы были командой хулиганов, которые терроризировали своих сверстников и жестоко обращались с любыми представителями властей, которые пытались проявить интерес к делу. А когда мы немного подросли, то стали кошмаром для каждого отца, у которого есть дочь.

Но существовал мир боли, о котором никто ничего не знал. Даже те, кто жил в нашем захолустье в грязной отдаленной пустыне, были бы в шоке, узнав, что мы вынуждены охотиться на белок, чтобы утолить голод. Это был редкий облачный день в пустыне, когда наша мать вышла из своего тумана зависимости на достаточное время, чтобы заметить, что у нее есть дети.

Наш отец, Бентон Джентри, был самым вонючим мешком дерьма на этой планете. За свою долгую жизнь, полную гнусных и отвратительных поступков, самое ужасное, что он сделал, это избил беременную жену, доводя её до преждевременных родов. Она чуть не умерла под ножом на операционном столе и не забрала с собой всех нас троих. У неё продолжала болеть челюсть, и она больше никогда не могла иметь детей, но, может быть, это и к лучшему. Бентон мог убить нас всех, и я часто верил, что он это сделает. Хотя он, конечно, не стал лучше, когда мы повзрослели, но в какой-то момент мы научились защищаться.

Чейз, Крид и я всегда были окружены постоянно меняющейся толпой разношёрстных родственников. Семейные предания гласят, что Джентри прибыли в Эмблем в 30-х годах. Группа отчаянных головорезов из Оклахомы направлялась на запад в своих паршивых телегах к золотому обещанию Калифорнии, пока один из них не заметил обширную сеть оросительных каналов и решил, что они добрались до Тихого океана. Так они и остались там. Их потомки были не более чем пустыми оболочками, лишёнными человечности, всегда мертвенно пьяными и совершенно бесполезными. Лучше держаться от них подальше. Поэтому, когда дядя Хром навещал нас, мы цеплялись за него, как за спасательный круг. Он сидел в тюрьме за то, что совершил одну из худших вещей, которые может сделать мужчина мужчине, но знал, что делает. Он знал, куда ударить, знал самые мягкие и податливые точки тела. Неутомимый, он проводил с нами бесконечные дни под палящим солнцем. Его тело было покрыто шрамами, и он не хотел рассказывать, как их получил. В итоге дядя Хром плохо кончил. Он разбился на дороге три года назад, когда пьяный за рулём мотоцикла пробил ограждение на автостраде недалеко от Флагстаффа. Я ещё горевал по этому поводу. Дядя Хром был одним из немногих взрослых, которые на самом деле заботились о нас.

Поверхность крыши под моей спиной была горячей. Я снял рубашку и лёг, позволяя дневному теплу проникать сквозь кожу, и посмотрел в небо. Первым делом я всегда искал Трёх Волхвов, три самые яркие звезды в созвездии Ориона, хотя их было почти невозможно увидеть в свете городских огней. Они утешали меня, напоминая о моих братьях и нерушимой силе, которую мы представляли вместе.

Крид был прав — бой получился зачётный. Мой соперник — просто очередной парень из братства, но быстрее, чем большинство. На этот раз ставки были выше. Для нас это была разница между хорошим питанием в течение нескольких месяцев и необходимостью наскребать гроши, ломая себе спину под палящим солнцем, выполняя плохо оплачиваемую работу. Парень дважды здорово ударил меня по рёбрам. Нажимая, я ощупал мышцы на грудной клетке. Да, завтра я почувствую их.

После этих ударов парень отступил. И мы покружили некоторое время, пока я пытался отдышаться и унять боль, более внимательно изучая и взвешивая своего противника. То, как он продолжал оглядываться на своих ликующих товарищей по братству, многое о нём говорило. Почти столько же, сколько потёртые армейские ботинки, которые он, должно быть, нарыл в армейском магазине списанных товаров.

Крид уже организовывал драки с этими людьми. Они были богаты и самонадеянны, как и большинство мальчишек, увлекавшихся этим видом спорта. Но всё, чему они научились, было преподано им в стерильной безопасности. Они не могли драться из-за дерьма. Но этот чувак был другим. На самом деле он не был одним из них, как бы отчаянно ему этого ни хотелось.

Вероятно, братство пригласило его в свои ряды по этой причине: бросить на ринг и посмотреть, чего он стоит. Если он потерпит неудачу, они выбросят его, как рыбную кость.