Глава 15

Воскресным утром на рассвете Мереки уезжает на два месяца в Сидней для проектной работы. Он пропустит мой двадцать третий день рождения, а я не могу заставить себя поговорить о нашем пятилетнем договоре про возвращение на реку.

— Подожди, — говорю я, останавливая его у входной двери. — Мне нужно кое-что сказать.

Он поворачивается ко мне с каменным выражением лица.

— Так не может продолжаться, — говорю я, избегая его взгляда, смотрю в пол. Это тяжело, но я должна сказать это до его ухода. Хотя бы ради себя. — Я люблю тебя и знаю, что ты тоже, но не могу и дальше надеяться, что все наладится, потому что это не так, — посмотрев на него, показалось, что его взгляд немного смягчился, но его сжатые челюсти и стиснутые зубы говорят о другом. — Нам нужен перерыв, — я едва могу вынести эти предательские слова, но правда часто ранит еще больше, чем ложь, которую мы говорим себе.

Решительно пройдя мимо него, я открываю дверь и прислоняюсь к ней.

— Или все наладится, когда ты вернешься, или все кончено.

Он проходит рядом, кивает и машет мне. Я хочу свернуться на полу. Он не должен был соглашаться на это. Как он мог согласиться, что между нами все кончено?

Демонстративно покачав головой, я закрыла дверь и прошептала:

— Я никогда не попрощаюсь с тобой.

Вчера был необходимый мне звонок. Разложив несколько камешков на земле, я не смогла бы волшебным образом решить ничего между мной и Мереки, но это напомнило мне о горящей внутри страсти. Я так скучаю по этому чувству. Как я могла ожидать, что он останется с непостоянной оболочкой человека? Я знаю, что он любит меня, но он на это не подписывался.

Вместо того чтобы предаваться хандре в квартире, я еду на рынок в южную часть города. В прошлую неделю на работе под дверь просунули листовку, и она привлекла мое внимание. Я легко нахожу парк и ругаю себя, что не пришла сюда раньше. Это живая какофония видов, звуков и запахов.

У меня текут слюнки, когда в нос ударяют соблазнительные ароматы свежеиспеченного хлеба. Не в силах контролировать свои ноги, я иду к палатке, ответственной за реакцию моего тела. От большого выбора, булочек, рулетов и пирожных мой рот наполняется слюной. Классические французские багеты выстроились в ряд в корзинках вдоль прилавка, и полный мужчина с широкой улыбкой, розовыми щеками и черным беретом на голове широко раскинул руки.

— Bonjour, mademoiselle. Ca va? (прим: Здравствуйте, мисс. Как дела?)

— Bonjour, — отвечаю я, мои щеки пылают. У меня всегда было плохо с языками, и я очень хотела ответить чем-то большим, чем просто обычным приветствием.

— Эмерсон?

Я поднимаю глаза и вижу Джоша, стоящего рядом со мной с большим букетом цветов.

— О. Джош, привет, — я переступаю с ноги на ногу. Странно видеть его лично после нескольких месяцев общения с помощью кексов и рисунков.

— Как ты? — спрашивает он, перекладывая огромный букет из одной руки в другую.

— Я в порядке. Хорошо. Я как раз собиралась купить хлеб.

— Вижу, — он смотрит на прилавок, потом снова на меня. – Пахнет потрясающе.

Не уверенная, что это конец нашего разговора, я переключаю внимание на дружелюбного продавца.

— Мне, пожалуйста, легкий ржаной хлеб.

— Отличный выбор, — говорит Джош. — Я тоже возьму один, пожалуйста.

Мы оба благодарим продавца после оплаты и берем завернутые в бумагу наши покупки в нескольких шагах от палатки.

— Ты здесь одна? — спрашивает Джош, оглядываясь вокруг.

Я киваю, пытаясь и, скорее всего, безуспешно, скрыть свою грусть.

— Знаю, что в последний раз, когда спрашивал, ты дала мне от ворот поворот, но я готов рискнуть еще одним отказом. Могу я угостить тебя кофе? — не дожидаясь моего ответа, он продолжает, махнув рукой в другой конец рынка.

— Там новый киоск, где продают бобы. Уверен, они делают кофе на вынос. Я как раз шел туда, когда увидел тебя, — его спокойствие заставляет меня чувствовать себя так комфортно.

— С удовольствием выпью кофе, — отвечаю, не позволяя себе передумать. – Ты любишь рынки? — спрашиваю, когда мы протискиваемся через толпу, проходя мимо различных прилавков.

— Немного, — отвечает он. — А ты?

— Этот мне очень нравится.

Как только Джош заказывает кофе, он поворачивается ко мне, и я впервые вижу проблеск нервозности на его лице, и нахожу это очаровательным.

— Итак. Как твои дела? — спрашивает он.

— Все в порядке, спасибо, — я взмахиваю желтым сарафаном и улыбаюсь, и боюсь, что это выглядит кокетливо. — Мне нравится теплая погода.

Его глаза словно впиваются в меня, и мое тело реагирует. Мне кажется, что я просыпаюсь от долгого сна и хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Это ужасная мысль, и я понимаю, что моя улыбка исчезает. Что со мной не так? Этот человек играет с моим телом, и я инстинктивно делаю шаг назад.

Если он и замечает, то ничего не говорит.

— Может, пройдемся и поговорим? — спрашивает он и я быстро соглашаюсь. Разговор на ходу – это гораздо меньше конфронтации, чем встреча лицом к лицу, где я буду смотреть только на него.

— Мне нравятся твои рисунки, Джош, — говорю я после паузы.

— Мне нравятся твои кексы, — говорит он, подмигивая мне.

— Ты расскажешь мне больше о своих занятиях? Что на самом деле означает арт-терапия?

— Это может означать, то что ты хочешь, чтобы оно означало.

Я изучаю его черты, пытаясь понять, серьезен он или нет. В этом нет никакого смысла.

— Некоторые из моих студентов знают, почему они там и что им нужно, а другие узнают по пути, — он тепло улыбается. — Мне нравится думать, что я помогаю им.

Я контролирую свои движения, потому что то, что он говорит, влияет на меня, и я не хочу, чтобы он знал, насколько.

— Звучит заманчиво.

— В среду начинаются занятия с новой группой, если хочешь, зайди и проверь. Если тебе не понравится, можешь не возвращаться в четверг.

Я делаю глоток кофе, чтобы не отвечать сразу.

— Это то же, что и по вечерам?

Он качает головой.

— Каждое занятие следует за следующим, и я призываю своих студентов посещать оба занятия каждую неделю. Я считаю, что мы можем достичь большего, если между ними не будет целой недели.

— Что конкретно связано с арт-терапией? — спрашиваю я, искренне заинтересовавшись.

— Давай я покажу тебе в среду вечером, — говорит он с кривой улыбкой.

Я встречаюсь с ним взглядом, но там нет и намека на юмор. Я все еще в раздумьях.

— Это определенно возможно.

Следующий час мы бродим вокруг оставшихся палаток, выбирая понравившиеся нам случайные вещи. Я не могу не скупить половину прилавка ларька с шоколадом, а он приобретает большую пачку орехов. Я улыбаюсь больше, чем когда-либо за долгое время, и не хочу, чтобы это заканчивалось. Мы выбегаем из киосков, и я знаю, что скоро мы расстанемся, когда вернемся к палатке с хлебом.

— Джош, спасибо, что составил мне компанию, — говорю я как можно беззаботнее.

Он подходит ко мне и целует в щеку, после чего шепчет на ухо:

— Приходи ко мне на занятия в среду.

У меня перехватывает дыхание, и с губ срывается тихий вздох. Все мое тело в огне, и касаюсь рукой места поцелуя, чтобы охладить румянец, без сомнения пылающий на моих щеках.

Я неуклюже отступаю на несколько шагов и заикающимся голосом прощаюсь.

Уйдя достаточно далеко, чтобы снова дышать, я не могу удержаться и оглядываюсь через плечо. Джош все еще стоит с огромным букетом цветов и смотрит мне вслед.