Громкий раскат грома возвращает меня в настоящее. Выйдя из машины, я открываю багажник, чтобы найти домкрат и запасное колесо. С легкостью нахожу его, но домкрат нигде не виден. Черт, ну где он?
— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня!
Такого не происходило с тех пор, как я купила эту подержанную машину несколько лет назад, поэтому мне интересно, есть ли он. Не позволяя ситуации взять надо мной верх, я продолжаю поиски и, в конце концов, нахожу его в боковом отсеке, о существовании которого даже не подозревала.
Мереки заставлял меня практиковаться в смене колеса на маминой машине, так что я знаю, что делать, но есть большая разница – делать это на ровной подъездной дорожке в солнечный день и в данной обстановке. К счастью, место, где я остановилась, почти ровное, но с каждой секундой становится все темнее. Нужно сделать это как можно быстрее.
Ослабив гайки, я опускаюсь на колени рядом с машиной и заглядываю под нее, пытаясь найти точку для установки домкрата. Мне говорили, что она обычно находится в одном месте на всех машинах, поэтому знаю, где искать и нахожу ее. Установив домкрат, мне удается поднять машину достаточно, чтобы снять колесо. Закрепив запаску, я закручиваю гайки, опускаю домкрат и делаю последний поворот. Стоя, полностью покрытая грязью и промокшая с головы до ног, я опускаю руки на бедра и улыбаюсь. Чувствую удовлетворение и мысленно хлопаю себя по спине. Я сильная, независимая женщина, которая может сама о себе позаботиться.
Положив спущенное колесо и домкрат в багажник, я неторопливо возвращаюсь на водительское место. Если честно, чувствую себя самодовольной и почти хочу, чтобы кто-нибудь был рядом, чтобы увидеть мою потрясающую демонстрацию женской силы. Это длится до тех пор, пока я поворачиваю ключ в замке зажигания и слышу страшный щелчок двигателя, который не заводится.
— Ну что теперь? — завизжала я, оглядывая приборную панель в поисках мигающих значков. Мое сердце замирает, когда я вижу, что бензобак пустой.
— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня, — говорю я, стуча по рулю еще сильнее.
Выйдя из машины, я оглядываю улицу. Обычно я не впадаю в истерику, но сейчас в тупике. Опять же, у меня есть только два варианта. Бог знает, сколько времени придется идти до «Кошка/Мышка» которая может быть открыта, а может и нет, в надежде, что ни один убийца с топором не остановится и не разрубит меня на куски. Или я могу дойти пешком до фермы Джоша. Убийца с топором или Джош.
Схватив сумку, я выпрыгиваю из машины и закрываю ее. Не знаю, зачем я это делаю, потому что потенциальный вор не уйдет далеко, если только у него нет с собой бензина, но это привычка. Без колебаний, я иду по короткому пути. Это так унизительно.
— Эмерсон? — открыв дверь, Джош бросается вперед и видит, что я стою у него на крыльце, промокшая до нитки.
Мое тело сотрясается, а волосы прилипают к лицу и плечам. Уверена, что все одежда испачкана. Даже не глядя в зеркало, я знаю, что мой вид – полная катастрофа.
Пожимаю плечами.
— Я передумала и решила остаться.
Он усмехается, пропуская в дом, но я протестующе поднимаю руки.
— Это констатация очевидного, но я насквозь промокла. Не хочу испортить твои полы, — я пытаюсь убрать волосы с лица. — Может, принесешь мне полотенце или что-нибудь еще?
— Эмерсон. Пожалуйста, заходи. Ты здесь умрешь, если не обсохнешь, и мне плевать на полы.
Сдавшись, я захожу, обхватив себя руками. Посмотрев вниз, обнаруживаю лужу у моих ног.
— У меня спустило колесо, и немного дальше по дороге кончился бензин, — я съеживаюсь, как жалко это звучит. — Может, ты отведешь меня к ближайшему…
— Ты не можешь вернуться в город в таком состоянии, а дождь усиливается. Я настаиваю, чтобы ты осталась на ночь, а утром мы разберемся с твоей машиной.
Я тру лицо, расстроенная всей ситуацией и тем фактом, что действительно довольна поворотом событий. Я хочу быть здесь и провести больше времени с Джошем.
— Сюда, — говорит он, идя впереди меня по коридору слева от входа. Дойдя до конца, он открывает дверь и входит. Я следую за ним в роскошную спальню, но Джош исчез за другой дверью, которая, как я предполагаю, ведет в ванную. Иду к нему, чтобы капли не падали на ковер. Он снимает с вешалки пушистые белые полотенца и кладет их на туалетный столик. — Это комната моей мамы, так что можешь воспользоваться кое-какими девчачьими вещами, а я как раз собирался постирать, поэтому оставь мокрую одежду за дверью, — руки покрылись мурашками и я растираю их. — Теплый душ поможет. Я найду сухую одежду, а потом пойдем на кухню. Сделаю горячий шоколад.
— Джош, это так мило с твоей стороны. Прости за неудобства. Не могу поверить, что я не заправила машину, и чувствую себя полной…
Джош прерывает меня, нежно касаясь моих губ кончиками пальцев.
— Эмерсон, перестань. Может, ты помнишь, я надеялся, что ты останешься, поэтому, пожалуйста, не извиняйся за то, что я получил желаемое.
Его взгляд направлен туда, где он касается меня, и я улыбаюсь. Мои глаза следят за ним, и эта связь завораживает.
— Тебе надо согреться, — говорит Джош и делает шаг назад. Это я должна была оттолкнуть его, но слишком наслаждалась его прикосновениями. Это плохо. Очень, очень плохо.
Я киваю и одариваю его легкой улыбкой, которая ускользает, как только Джош поворачивается и исчезает за дверью. Я быстро приободряюсь. Я этого не выбирала, и не хотела, чтобы машина сломалась, чтобы вернуться сюда. Это не моя вина.
Пока вода в душе нагревается, я неловко сбрасываю промокшую футболку, джинсы и нижнее белье. Это такое облегчение – чувствовать, как согревается тело, и я могла бы стоять здесь часами под прекрасной водой этого города. Еще не хочу давать себе слишком много времени, чтобы думать о том, что я одна, за много миль от любого места, с мужчиной, которого считаю невероятно привлекательным как внешне, так и внутри. Когда я вытираюсь насухо, меня поражает мысль, что, возможно, вселенная пытается подтолкнуть меня к Джошу. Но зачем? Если бы дело было только в искусстве, вселенная, конечно, была бы достаточно порядочна, чтобы дать мне наставницу, а не кого-то, к кому меня тянуло физически.
Джош оставил мне одну из своих белых футболок и темно-синие спортивные штаны на завязках. Одевшись, я заворачиваю мокрую одежду в полотенце и иду искать его. В доме легко ориентироваться. Спальни проходят вдоль передней части с видом на подъездную дорожку, в то время как вся задняя часть дома в основном открытой планировки с захватывающим видом на озеро.
— Я все время думал о стекле от пола до потолка, но решил не делать этого по экологическим причинам. Я хотел, чтобы он был как можно более экологически чистым, и было бы слишком дорого нагревать и охлаждать с таким количеством стекла. Такое количество углерода, было бы ужасно.
— Очень ответственно с твоей стороны, — говорю я, забирая у него чашку с горячим шоколадом и иду к большому панорамному окну на кухне. — Все еще невероятно.
— Этот дом был мечтой моего отца, но он никогда не видел, как его строили. Мы приезжали сюда почти каждые выходные и останавливались в лодочном домике, или разбивали лагерь.
— Почему он не построил дом?
Он качает головой, и на лице появляется печаль.
— Мой отец был больше болтуном, чем деятелем. Мы подробно обсуждали каждую деталь дома, и я всегда подталкивал его к тому, чтобы архитектор составил какой-нибудь план. Его реакция всегда была одинаковой, — прежде чем продолжить, он делает глоток из чашки. — Когда-нибудь.
— Он слишком долго откладывал, — шепчу я.
— Да. Надо было надавить сильнее или рассказать маме о его мечте, но я этого не сделал.
— Ты не мог знать, что он умрет, Джош. Ты не можешь нести вину за то, что, по-твоему, должен был сделать, когда был так молод.
— Я построил для него этот дом и постарался сделать его как можно ближе к тому, что он описывал.
Мы обходим кухонный островок и заходим в гостиную. Французские двери ведут на террасу, где мы раньше рисовали, но оттуда плохой обзор из-за запотевшего стекла. Ливень уже не такой сильный с тех пор, как я приехала. На улице темно, и я, конечно, рада, что приняла решение вернуться сюда пешком, а не ждать в машине. Я могла бы просидеть там всю ночь, пока прекратится дождь.
— Тебе когда-нибудь было здесь одиноко? — спрашиваю я. Джош смотрит на меня, и я морщусь, надеясь, что это не прозвучало как намек. Почему меня так интересует его личная жизнь, когда это абсолютно не мое дело?
— Эмерсон, я не всегда один. Нет.
Мои щеки пылают от мысли, что он приводил сюда женщин. От этого у меня внутри все переворачивается.
— О. Конечно. Не знаю, почему я спросила.
Джош смеется.
— Мама и братья часто приезжают сюда.
— А, точно. Так у тебя нет девушки?
— Ответ – нет.
— Ох, — выдыхаю я, не в силах скрыть улыбку.
Сделав еще глоток из дымящейся чашки, Джош ставит ее на деревянный обеденный стол и подвигается ко мне.
— Я уже говорил, что меня тянет к тебе так, как никогда раньше, — он забирает мою чашку и ставит рядом со своей, после чего вторгается в мое личное пространство.
Я не могу дышать.
— Джош. Я…
Он кладет руки мне на щеки, убирая пряди волос с моих широко раскрытых глаз.
— Ш-ш, Эмерсон.
Когда он произносит мое имя, в голове у меня все путается, и я могу только смотреть на его рот. Это, очевидно, выглядит как приглашение, так как этот рот внезапно оказывается на моем.
Это словно не я. Не может быть, чтобы мои руки обвились вокруг его шеи и притянули ближе, в то время как я открываю рот его жадному языку. Не может быть, чтобы я стонала, когда руки Джоша двигаются от моего лица к затылку, потом вниз по спине, прежде чем обнять меня так крепко, что я чувствую, как он прижимается ко мне. Это просто не могу быть я – девушка, которую не целовал никто, кроме ее первой и единственной любви. Проблема в том, что это слишком естественно и слишком хорошо, чтобы ошибаться. Джош заставляет меня чувствовать себя самой драгоценной вещью в мире. Я знаю, потому что так Ки заставлял меня чувствовать себя каждый день. Теперь я не существую.