Сочельник

Фальконер даже думать не хотел о возвращении в пустой дом. Он так устал душой, что не заметил, как ярко освещён особняк, но, войдя в прихожую, с удивлением почувствовал ароматы сосны и остролиста.

Он остановился, заморгав при виде картины, которая предстала перед его глазами. Коридор был увит гирляндами из зелёных ветвей с ягодами и бантами. На стремянке стоял лакей и добавлял последний штрих к декору, обрамляя блестящими листьями остролиста настенное зеркало.

– По чьему указанию всё украсили? – спросил Фальконер.

Пока лакей в панике искал ответ, ясный, звонкий голос произнес:

– По моему указанию, Джеймс.

Её голос Фальконер узнал бы где угодно, но, услышав его так неожиданно, он поверить не мог, что она действительно находится здесь. Даже обернувшись и увидев, как по коридору к нему идёт жена, он был уверен, что у него галлюцинации. В изысканном платье с отделкой из алой ленты, со светлыми локонами, перехваченными сзади чёрным бархатным бантом, Ариэль, наверняка, являлась иллюзией, рождённой его отчаянными мечтами.

Но она определённо выглядела как настоящая. Остановившись перед ним, Ариэль проговорила:

– Сходите посмотрите на ёлку, прежде чем подняться наверх, чтобы освежиться и переодеться к ужину.

Он озадаченно последовал за Ариэль в утреннюю гостиную, где стоял терпкий аромат вечнозелёных растений и сладковатый запах горящих яблоневых дров. Ариэль показала на стоявшую в углу высокую ель.

– Дерево выбрал Паттерсон. Красивое?

– Ариэль, почему вы вернулись? – хрипло спросил Фальконер.

– Я ваша жена, а Бельтер - мой дом, – тихо ответила она. – Где же ещё мне быть на Рождество?

– Я велел вам провести праздники с друзьями!

Она сцепила пальцы перед собой так сильно, что побелели костяшки.

– Когда мы поженились, вы предложили мне дом. А теперь вы отказываетесь от своего предложения?

– Вам здесь не место. – Его сердце пронзила боль, словно в него вонзили нож. Фальконер полагал, что Ариэль понимает, что им не суждено быть вместе, и принимает это, но, очевидно, нет. Теперь ему придётся сказать об этом вслух, испытав адские муки, и снова её прогнать. – Не стоит губить свою жизнь из-за неуместной преданности, Ариэль. Мы вступили в брак лишь по расчету. Я практически вдвое старше вас, а вы почти ребёнок.

– Я достаточно взрослая, чтобы быть вашей женой, – парировала она.

Джеймс отошёл в тёмный конец гостиной, отчаянно пытаясь удержать оборону.

– Мне никогда не была нужна жена.

– Но теперь она у вас есть, – тихо сказала Ариэль. – Почему вы от меня убегаете, Джеймс? Я знаю, что не отличаюсь особым умом, но я вас люблю. Неужели мысль, что мы будем по-настоящему женаты, настолько невероятна?

– Любите? –проговорил он, не в силах скрыть свою горечь. – Разве может такая красивая девушка полюбить такого мужчину, как я?

Его слова подействовали словно искра на трут.

– Как вы смеете! – яростно произнесла Ариэль. Не зря говорят, в тихом омуте черти водятся. – Только потому, что я считаюсь красавицей, неужели вы думаете, что у меня нет сердца? Неужели вы полагаете, что я настолько поверхностна, настолько ослеплена собственным отражением в зеркале, что не вижу ваш ум, силу и доброту? Вы оскорбляете меня, милорд.

– Я не хотел вас оскорбить, Ариэль, – обречённо сказал он, – но разве можно полюбить человека, не увидев его лица?

Её голубые глаза сузились.

– Если бы я была слепой и ничего не видела, вы бы сочли меня неспособной полюбить?

– Конечно, нет, но это совсем другое.

– Вовсе нет! – Её голос смягчился. – Я влюбилась в вас из-за ваших слов и поступков, Джеймс. По сравнению с ними внешность не имеет большого значения.

Когда чёрные складки его мантии колыхнулись, Ариэль поняла, как сильно он взволнован, но ещё не убеждён. Опустившись на колени у ёлки, она вытащила папку с рисунками, которую для него принесла.

– Если хотите знать, каким я вас вижу, посмотрите эти наброски.

Он нерешительно взял папку и положил её на стол.

Ариэль стояла рядом с Джеймсом, пока он просматривал этюды. Если в её работах и присутствовала магия, то именно в этих, потому что наброски исходили прямо из её души и сердца. Образы представляли собой современных Красавицу и Чудовище и с точностью показывали, каким Ариэль видела мужа с первой встречи в Гардсли до настоящего времени. Каждая картинка имела надпись, передавая суть истории.

Джеймс, сильный, таинственный, невероятный, находился в центре каждого рисунка. Его лица нигде не было видно, но Фальконер выглядел настолько неотразимо, что невозможно оторвать глаз. Он представал в образе загадочного Мрачного чудовища Бельтера, чьи тёмные одежды вздымались подобно грозовым тучам. И сострадательного, терпеливого лорда Фальконера, который беспокоился обо всём и обо всех. И Джеймса, окружённого обожающими его птицами и зверями, ибо любое существо, встретившееся с ним, не могло не полюбить его.

Затем он отослал Ариэль прочь. На последнем рисунке он при смерти лежал в лесу Бельтера, его мощное тело обессилено, а большое сердце разбито. Ариэль плакала рядом с ним, её светлые волосы ниспадали на них обоих, как траурная вуаль. Надпись ниже гласила: "Я слышала твой голос на ветру".

Перевернув последний лист, он увидел пустую страницу.

– Чем заканчивается история? – спросил он дрожащим голосом.

– Я не знаю, – прошептала Ариэль. – Концовка ещё не написана. Я знаю только то, что люблю тебя.

Фальконер развернулся и быстрыми шагами направился в тень в дальнем конце гостиной. Там он бесконечно долго, неподвижно стоял спиной к Ариэль, прежде чем повернуться к ней лицом.

– Я был уродлив даже в детстве. Мать часто сетовала, что я пошёл в дедушку по материнской линии. Но то обыкновенное уродство не имело бы большого значения. Сейчас вы увидите результат случившегося, когда мне было восемь лет.

Ариэль услышала его неровное дыхание и заметила, как дрожат руки мужа, когда он поднял их к капюшону и медленно опустил его на плечи. Её глаза расширились: он оказался совершенно лысым. Это объясняло, почему на мгновение ей померещился череп, когда она мельком увидела его в библиотеке.

Её поразила его внешность, но всё же она не была отталкивающей: голова правильной формы, тёмные, чётко очерченные брови и густые ресницы. Он мог бы выступить в роли модели азиатского военачальника для картины одного из великих художников-романистов.

– Моя мать, – продолжил он напряжённым голосом, – везла меня в Итон для поступления на первый семестр. Мы остались на ночь в Фальконер-хаусе в Лондоне. В тот вечер в её спальне произошёл взрыв газа. Я проснулся и попытался помочь ей, но она уже была мертва.

Он поднял повреждённую левую руку, чтобы Ариэль отчётливо её видела.

– Это произошло, когда я тащил её тело из горящей спальни. Небольшие шрамы на голове и шее остались от падавших на меня горячих углей. – Он коснулся своей непокрытой головы. – Впоследствии у меня началось воспаление мозга, и несколько недель я находился в бреду. Все думали, что я умру. Как видишь, я остался жив, но у меня выпали волосы и больше не выросли. Меня так и не отправили в школу, посчитав это "неподобающим". Отец поселил меня в небольшом поместье в Мидлендсе, чтобы я не попадался ему на глаза и не напоминал о себе.

С беспристрастным выражением лица Джеймс на мгновение закрыл глаза.

– Удастся ли вам на практике проявить такую же благосклонность, как и в теории?

Ариэль подошла к нему, и впервые их взгляды встретились. Его завораживающие, бездонные, серо-зелёные глаза способны видеть то, о чём большинство мужчин и мечтать не может. Остановившись прямо перед ним, она честно сказала:

– Мне не доводилось видеть таких красивых глаз, как у тебя.

У него скривился рот.

– А всё остальное? Отец отказывался даже смотреть на меня. Наставник часто говорил, что мне повезло, ведь моё уродство видно всем, а не скрыто, как у большинства людей.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Ты жульничал, любовь моя. Я даже слегка разочарована. Я ожидала гораздо худшего.

Выражение его лица стало непроницаемым.

– Но ты же не будешь лгать и утверждать, что я красавец?

– Нет, ты не красавец.

Ариэль подняла руки и провела пальцами художника по лицу Джеймса, ощущая едва заметную неровность давно заживших шрамов и покалывание отросшей за день щетины.

– У тебя мужественное лицо с резкими чертами. Слишком мужественное для ребёнка. Даже без воздействия огня и лихорадки на развитие таких черт потребовались бы годы. Видел ли ты фотографию мистера Линкольна, американского президента, которого застрелили несколько лет назад? У него было такое же лицо. Никто никогда не сказал бы, что он красавец, но его очень любили и оплакивали его гибель.

– Насколько я помню, у того джентльмена была отличная шевелюра, – усмехнулся Джеймс.

Ариэль пожала плечами.

– Вид лысого ребёнка поражает, даже шокирует. Но теперь, когда ты взрослый мужчина, впечатление весьма приятное. В сущности, твоя внешность привлекает внимание и вызывает интерес.

Она встала на цыпочки, обвила руками его шею и прижалась щекой к его щеке. Когда между ними проскочила искра, она прошептала:

– Теперь, когда тебе нечего скрывать, обещаешь больше не отсылать меня? Потому что я люблю тебя так сильно, что не переживу ещё одну разлуку.

Его руки обхватили Ариэль с сокрушительной силой. Она была стройной, но сильной и невероятно красивой.

– В отличие от Чудовища из твоей истории я не превращусь в прекрасного принца! – с жаром воскликнул Фальконер. – Но я полюбил тебя с первого взгляда, жена моего сердца. Клянусь, что буду любить тебя вечно.

Её смех зазвенел, как серебряные колокольчики.

– Честно говоря, в обеих книгах, которые прислал мистер Говард, прекрасный принц в конце оказался довольно скучным. А в твоём лице виден характер, сформированный страданием и отзывчивостью, оно никогда не будет скучным. – Ариэль откинула голову, и её блестящие золотистые волосы рассыпались по его запястьям. Внезапно смутившись, она спросила: – Заметил, что у тебя над головой?