Глава 2

СОФИЯ

Настоящее…

Прошло двадцать лет с тех пор, как они съехали, и с тех пор дом разваливается. Странно выходить на улицу и видеть это, словно наблюдая за умирающим родственником, с которым ты никогда не ладила и которого никогда не знала.

Помню, когда была маленькой, я играла в саду и пыталась игнорировать странный дом, думая, что это что-то из фильма о Хэллоуине. Ничего не происходило, трава попеременно росла дикой или мертвой, или гнила в зависимости от времени года.

Иногда я видела, как из дома выходили мужчина или женщина. Женщина была маленькой, ее глаза метались по сторонам. Если она видела меня, то слегка улыбалась, но никогда не разговаривала со мной. Мужчина кричал сквозь свою большую густую бороду, если я подходила слишком близко к его забору, ругая моего отца за то, что тот не держал меня под более пристальным наблюдением. Я всегда думала о нем как о мистере Твите, как в сказке.

С тех пор, как они съехали, никто не трогал дом. На лужайке не было вывески «Продается». Полицейские, скорая помощь уехали, все просто уехали, а дом продолжал стоять и гнить.

Даже местные дети туда не заходят. Любое другое заброшенное здание в радиусе десяти миль – прекрасная добыча для изучения, но не дом Трента. Туда не должен никто входить.

Вот почему так странно стоять и смотреть на это и видеть, как кто-то выходит из остатков входной двери.

Я отвернулась. То, что произошло тогда, не мое дело, и теперь это не мое дело. Мои родители очень ясно дали понять, когда все это случилось, я должна выбросить это из головы, притвориться, что их никогда не было.

Но как я могла это сделать? Я видела их двоих на чердаке, они смотрели на меня. Я не знала, почему они наблюдали за мной, просто хотела, чтобы они спустились и дали мне возможность с кем-нибудь поиграть, скучно играть одной. Я думала, им повезло, что они могут играть друг с другом, а у меня никого нет.

Я оглядываюсь на дом. Кто бы оттуда ни вышел. Возможно, кто-то из совета приходил, проверяя и осматривая, стоит ли что-то с ним делать. Я знала лишь, что кто-то все еще владеет им, иначе его бы уже либо достроили, либо снесли.

Я беру свою пустую кофейную кружку и встаю с садового стула. Захожу внутрь, бросаю кружку в раковину. Мне не понравился вид мужчины, выходящего из дома, слишком изможденный, бледный и сильно напоминающий о прошлом.

Знал ли он их? Знал ли он, чем они там занимались?

Я чувствую себя намного лучше, когда нахожусь за закрытой дверью. Незнакомец только на секунду задержал на мне взгляд, когда вышел, но этого было достаточно, чтобы у меня мурашки побежали по коже.

Двадцать лет. Два десятилетия. Чертовски много времени, чтобы прийти в себя. Но я так и не получила ответа на свой вопрос. Могла что-то с этим сделать? Могла я предотвратить убийство той маленькой девочки?

Я вхожу в компьютер и принимаюсь за работу. Пора написать еще одну главу. Проживание в семейном доме означает отсутствие ипотеки, но, к сожалению, это не отменяет счетов. Писательство и самостоятельные публикации приносят мне достаток, чтобы перебиваться с хлеба на воду, но и без экстравагантных отпусков, и без судебных приставов, стучащих в дверь с требованием оплаты.

Я провожу день за писательством, сочиняя достаточно слов, чтобы заглушить чувство вины, и останавливаюсь, чтобы заварить чай.

Я закончила три главы. Еще один день, и все будет готово к отправке моим бета-читателям, тем немногим людям в интернете, которым доверяю свою работу.

Это то, что нужно. Иногда я все еще работаю допоздна, но не сегодня, всякий раз, когда отвлекаюсь, начинаю думать о соседней двери, и это заставляет меня резко возвращаться к работе.

После еды устраиваюсь с книгой, исследуя восемнадцатый век в Европе и готовясь к следующему проекту.

Когда мои веки начинают тяжелеть, я откладываю книгу и поднимаюсь наверх, забираюсь в постель чуть позже одиннадцати.

Меня разбудил какой-то шум. Я поворачиваюсь, чтобы схватить свой телефон и проверить время. Его там нет. Я оставила его внизу?

Я вслушиваюсь. Я что-то слышала или мне это приснилось? Снаружи не слышно никакого шума, кроме шелеста листьев на деревьях.

Нет, подожди. Вот оно снова. Внизу послышался скрип. Я вдруг начинаю нервничать. Встаю с кровати и иду по полу на лестничную площадку. Ничего.

Я хочу спуститься вниз и взять свой телефон, но не делаю этого. Иду в спальню и придвигаю стул к дверной ручке. Если это грабитель, пусть он берет вещи, а потом уходит. Я женщина и в доме одна, и ни за что не стану противостоять ему.

Я забираюсь обратно в кровать и тянусь к прикроватной лампе, надеясь включить ее без слишком громкого щелчка. Моя рука задевает что-то, и я вскрикиваю. Это рука.

Поднимаю глаза и вижу его. Я начинаю кричать, и тут же он рукой закрывает мне рот, прижимая к кровати.

– Хочешь жить? – спрашивает он.

Я отчаянно киваю.

– Не кричи.

Он ослабляет руку, и я пытаюсь вырваться, мое сердце колотится. Он хватает меня, сталкивая с кровати на пол. И пинает меня в живот, и весь воздух покидает мои легкие.

– Дерзкая, – убеждается он, опуская капюшон. Я узнаю его. Это мужчина, которого я видела по соседству. – Мне это нравится.

Мне на голову надевают мешок, и я борюсь за дыхание, когда он оборачивает что-то вокруг моих запястий, туго затягивая. Я извиваюсь, чтобы освободиться.

– Издашь звук, и ты заплатишь за это, – пояснил он, сильно дергая меня за ухо, пока оно не начинает гореть от боли. – Двигайся.

Он толкает меня вперёд, отпинывая стул от двери. Я вынуждена спуститься вниз, спотыкаясь и тяжело приземлившись, не в состоянии удержаться со связанными руками.

Я чувствую холод. Дверь во двор открыта. Я нахожусь снаружи и как только собираюсь закричать, меня швыряют в фургон, ударяюсь о дальнюю стену, и дверь задвигается, издав глухой звук и заперев меня внутри.

Как это произошло? Кто он такой? Минуту назад я находилась в постели. Теперь сижу в задней части фургона, катаюсь по полу, когда заводится двигатель, мы отъезжаем.

– Не волнуйся, – успокаивает он. – Ты встретишься со старым другом. Я уверен, он будет рад тебя видеть.